Скверная жизнь дракона. Книга восьмая (СИ) - Костенко Александр

В лавку к одной из местных портних я зашёл усталым, с отчётливым желанием вернуться в гостиницу и присосаться к кувшину с вином. Женщина с человеческими ушами правильно считала выражение на моём лице и коротко сказала, что за доплату возьмётся и за срочную работу. Я вытащил из кошеля десять Арнурских золотых, и стопкой поставил их на прилавок.

— Это за срочность, к вечеру всё должно быть выполнено. А это, — я зажал между пальцами ещё десяток золотых, — если ты придержишь рот закрытым.

Портниха поклонилась, приложила левую руку к губам, правую подняла ладонью ко мне. Я сказал закрыть на время лавку, а когда дверь щёлкнула — приказал девочке снять с себя тунику. Женщина ахнула, но покосилась на вторую стопку монет и кивнула, извиняясь.

Вскоре девочка надела тунику обратно, мы с портнихой заключили контракт через статуэтку одного из Тонов, и я доплатил ещё и за ткань. В куртке, рубахах и блузках надо не только пропороть отверстия для второй пары рук, но и пришить рукава. У портнихи нашлись отрезы простенькой ткани, и меня не волновало, что по цветам они не подходили к покупкам. Девочке нужна хоть какая-то одежда.

В гостиницу мы вернулись к обеду. Я запросил еду в номер, вместе с кувшином вина.

— Неприлично есть на полу, — сказал я, передав миску с рагу девочке. Та уставилась на меня без какого-либо осмысленного вопроса во взгляде. Я начал показывать на разные предметы в комнате, продолжая неуклюжие попытки пробудить в девочке зачатки сознания. — По полу ходят, на кровати спят, на стуле сидят. Значит?

Девочка проследила взглядом за моей рукой, смотря пол, кровать, стул, стол. На десяток секунд девочка замерла, но дёрнула голову в сторону стола. Посмотрела на него, потом опять на меня. Пальцем показала на свой рот, на миску с рагу в руке, и на стол.

— Молодец, — проговорил я устало, но с довольными нотками в голосе. Головой я не кивал, рукой не махал. Я просто похвалил девочку. Это ещё больше вогнало её в ступор, только через двадцать секунд та опять показала на рот, миску и стол. Я опять похвалил её.

Только после третьего раза девочка аккуратно чуть повернулась в сторону стола. И остановилась, смотря на меня. Я вообще не пошевелился. Девочка повернулась ещё чуть-чуть, и ещё, последовал робкий шажок к столу. Вскоре девочка поставила миску на стол, и опять замерла. Но и в этот раз я ничего не сказал, так что она забралась на стул и повернулась к миске.

— Молодец, — я не сдержался и аж похлопал, на что девочка замерла обморочным козлёнком.

Я налил себе вина и смотрел, что будет дальше. Рядом с миской лежала ложка, а девочка всё смотрела строго вперёд. Вскоре она зашевелилась и привычно потянула пальцы к крупным кускам в миске. Пришлось опять повторить нелепую игру в некультурное поведение, только теперь выбор был попроще.

Уже через минуту девочка жадно уплетала нажористое рагу с кусочками сала. Я есть не хотел, поэтому отодвинул свою порцию вглубь стола и потягивал вино, стоя рядом. У малышки, если десятилетнего ребёнка можно так назвать, есть осознанность. Она хоть ничего не знает, но соображалка работает. Это радует. Но напрягает другое.

Сегодня утром девочка съела на завтрак порцию взрослого разумного, а сейчас у неё миска рагу с увесистым ковалком хлеба. И она уплетает это всё голодным тигром. Так мало того, что с момента похода к скверне я не отказывал ей в еде, добавлял к порциям немного сыра или мяса — но все эти дни она только мочилась.

И как при таком метаболизме девочка в десять лет выглядит на пять лет, притом, как жертва концлагеря? В записке от церковников обозначено, что животная основа у девочки раскрыта и её состояние никак с этим не связано. Это, конечно, говорит, что закрытая основа как-то сказывается на самочувствии, и что она вообще бывает закрытой — но именно сейчас эта информация не важна.

У меня есть предположение о здоровье девочки, но оно слишком дикое и трудоёмкое.

После обеда я оставил девочку в номере, приказав сидеть на кровати, а сам занялся делами. Напоил зельями рабов: их уже не лихорадило, многие ненадолго вставали и на пружинящих от слабости ногах пытались ходить, но их сразу укладывали обратно помощники торговца. Сходил в гильдию свободных торговцев, отправив в Трайск на имя Консервы посылку: там пятёрка книг, купленных на закрытых аукционах. Забрал вещи у портнихи и вернулся в гостиницу.

Девочка всё так и сидела на кровати. При моём появлении та встала и похлопала себя по паху. Я разрешил ей идти и в сознании сделал заметку, что проблему с посещением туалетов надо решить всенепременнейше первой, иначе в один из подобных дней она всяко обмочится.

Портниха справилась со своей работой, крепко пришив дополнительные пары рукавов к одежде. Длинная исподняя рубаха доходила девочке практически до колен и вполне походила за ночную пижаму. Исподнюю юбку носили на лямках, она забавно покачивалась от каждого движения. Сверху лёгкая коричневатая блузка и тёмно-фиолетовая юбка, подпоясанная обычной верёвкой. Неестественно смотрелся только цвет второй пары рукавов в блузке, из ткани на несколько тонов светлее, да вторая пара рук, привычно заведённая за спину. Я надел на девочку купленный тёмно-серый плащ и захлопнул его края. Девочка выглядела обычным ребёнком.

Надо будет купить ей спальник и небольшой рюкзак. Свою одежду пусть таскает сама: я не нанимался работать грузовым осликом к маленьким девочкам. Но вот спать на холодной земле ей ни к чему. Да, в гостиницах она спала на полу, а в пути ютилась в телегах поодаль от костра и даже не простыла — но рисковать я не хочу. Эта четырёхрукая девочка станет инструментом, лучшим, качественным, важным. А такой инструмент надо беречь.

Вечером я потащил девочку в баню, хотелось кое в чём убедиться. Мы шли поздно, посетителей не было, но банщик с отвращением косился на меня из-за девочки, скрывавшей вторую пару рук за плащом. Не знаю, что мужик похабного обо мне подумал, но зайди он в купальню — и я бы от позора не отмылся. Очень быстро бы разнеслись слухи, что единственный в мире магос пошёл в баню с маленькой девочкой, так ещё и заставил ту повернуться спиной и раздвинуть худосочные ягодицы.

Хвала всему и вся, что мужик не зашёл в этот момент. Зато я окончательно убедился, что в физическом плане от прочих разумных девочку отличает только дополнительная пара рук.

Перед сном, уже в гостинице, я приказал девочке снять обычную одежду и оставить исподнее — нельзя спать в одежде. Но я не ожидал, что девочка подойдёт к кровати и попытается лечь на неё.

— Какого хрена ты творишь? — удивлённо спросил я, глядя в пустые рубиновые глаза. Девочка безэмоционально показала пол, кровать, стол и стул. Я недовольно потёр переносицу. По полу ходят, а спят на кровати. Если сейчас откажусь от своих слов, то смогу ли в будущем её обучить?

— Мелкое наказание моей скверной жизни, — устало прошептал я, показав на край кровати. — Ложись здесь и не мешай мне спать.

Девочка поклонилась, аккуратно пристроилась с краю, поджала колени к груди и сразу уснула мертвецким сном. Вторая пара рук за спиной расслабилась и упала на простыню ссохшимися костяшками. Неужели постель из овечьей шерсти и соломы настолько приятней голых половиц?

* * *

— Повторяй за мной, ну. Ложка, лож-ка. Л-о-ж-к-а, — проговаривал я, тряся ложкой перед лицом девочки. Та послушно открывала рот и нечленораздельно мычала что-то, даже отдалённо не похожее на разумную речь. Ложка, миска, кружка — ничего девочке не давалось.

Я потянулся к небольшому мешочку с коричневатыми бобами. Их отварили и просушили, они крошились от лёгкого нажима.

— Соевые бобы. От них еда нажористей становится, сильнее насыщает. Повторяй: соя насыщает. Со-я на-сы-ща-ет.

В ответ девочка опять промычала нечленораздельно. Я ещё несколько раз попытался заставить её говорить, но смахнул раскрошенные жменю бобов в миску девочки с походным кашлом, и сдался. На сегодня. Завтра продолжу. Я обязан научить её говорить, она должна изъясняться словами, а не пустыми жестами.