Скверная жизнь дракона. Книга восьмая (СИ) - Костенко Александр

Если всё пройдёт без происшествий, то в столицу Яхоновского княжества я прибуду к концу первого летнего месяца. Чуть меньше трёх недель, чтобы пробудить сознание девочки или же, на худой конец, заставить её проявлять зачатки осознанности.

Не знаю, как всё пройдёт у лесных эльфов с допуском к саду, но возможны только два вариант: я буду жить в городе и в Тамливийский сад скверны доезжать на лошади, или расположусь в лагере около сада. Во втором случае оставлять девочку в лагере нельзя, из-за диких зверей, и с собой к нежити водить не стану — но и в городе её не оставить, потому что троптоса разорвёт толпа с радостным улюлюканьем.

Эта скверная дилемма обдумывалась, пока охранники и извозчики подготавливали стоянку, а я подготавливал походную лабораторию к скорому использованию. Заодно провёл важный эксперимент.

Я взял из припасов небольшой кусок сыра, якобы подкрепится перед ужином. Девочка сидела в повозке, прислонившись к борту с закрытыми глазами и мерно дыша. Рана на ступне не гноила, ещё утром я перевязал её с припаркой. Один из добытых миклов я разбил и до краёв заполнил стеклянную банку половиной содержимого. Ноздри девочки в это время широко расширялись.

— Подойди, — скомандовал я девочке. Та резко открыла рубиново-красные глаза, встала и поклонилась, прежде чем приблизиться. Я жестом показал ей сесть рядом, но та не поняла. Пришлось отдать команду голосом.

Сначала я отломил кусочек от сыра и сказал девочек его съесть. Использовать ложку я не решился, боясь, что девочка вообще попытается её грызть, так что я пальцем зачерпнул немного студенистого содержимого микла и поднёс ко рту девочки. Та послушно засунула палец в рот и без остатка слизала студень, пахнущий сливочным мороженым. Её зрачки в этот момент невольно расширились.

Я зачерпнул студень уже двумя пальцами, а в другой руке держал крупный кусок сыра.

— Выбери, — сказал я девочке. Та посмотрела на сыр, его по объёму в три раза больше студня, но именно на мои два пальца показала девочка. А дальше со всем почтением слизала студень.

Стоявшие в стороне лошади заржали, одна из кобыл приподняла хвост. Я показал девочке на свежее дерьмо, потом на остатки студня в микле и спросил про запах. Покачивание головой красноречиво говорило обо всём.

Я положил ложку в маленькую ладошку и начал объяснять, как ей пользоваться — но вскоре сдался. Девочка глупо таращилась на ложку и не могла повторить даже простые черпательные движения. Я пододвинул к ней половинку микла с остатками студня и разрешил съесть полностью. Уже через несколько минут девочка облизывала пальцы, сидя напротив меня с лицом, перемазанным фиолетовым студнем.

— Вроде я в няньки не нанимался, — раздосадовано прошептал я, вытирая недавним кусочком тряпки лицо девочки. Та всё пустым взглядом смотрела сквозь меня.

Вечером прибыла вторая часть каравана, с больными рабами, и до следующего вечера я только и варил в походной лаборатории микстуры и зелья, разливал по склянкам и отдавал помощникам торговца. Вечером объединённый караван встал на ночной привал, вокруг костров расселись охранники, караванщики, авантюристы и торгаши, травили байки и подшучивали друг над другом. Я сел чуть поодаль, вместе с девочкой, и только тогда нашёл время заняться ей.

«Не смей есть как разумные» — эта строчка нашлась в длиннющем списке постоянно действующих приказов. Я убрал её, вложил в крохотные ладошки ложку и приказал девочке показать, как она ест с помощью ложки — но та продолжила таращиться на неё пустым взглядом. В огромном списке приказов нашёлся другой, «Руками жри, тварь». После отмены этого приказа у девочки внезапно обнаружились зачатки культурных навыков, хоть она и взяла ложку как малое дитё, черпалом к себе.

В списке постоянно действующих приказов нашлось всякое другое: «Не смей плакать», «Молчи, сука», «Спрячь свою ухмылку, животное» и прочие. Приказы не только полностью перекрывали девочке попытки к выражению чувств и эмоций, но даже заставляли держать вторую пару рук за спиной.

Я отменил абсолютно все приказы, но ничего не изменилось. Сухая и потрескавшаяся светло-фиолетовая кожа на щеках всё также осталась впалой, уголки губ никак не пошевелились, а пустой взгляд рубиновых глаз всё смотрел на меня, но как будто сквозь меня.

— Намучаюсь я с тобой, — раздосадовано прошептал я, и приказал девочке снять повязку с повреждённой ступни. Спустя сутки рана пропала.

Глава 1

Часть 2

В город Арнурского королевства, где я должен расстаться с людьми Ганзы, объединённый караван прибыл без опозданий. Ни один из больных рабов не помер в пути, они пошли на поправку, и торгаш обещался закупить в дорогу вина столько, чтобы споить меня до поросячьего визга. Меня это устраивало.

Я разместился в одной гостинице с ребятами Ганзы, хоть и пришлось повозиться из-за девочки. Хозяйка гостиницы сразу сказала, что рабы спят в конюшне или с хозяевами в комнате. Отправлять девочку к лошадям не хотелось, так что ночью та мирно посапывая на полу около моей кровати. Не знаю, отмена ли приказов так повлияла, но ещё и принесённый в комнату ужин девочка съела ложкой быстро, жадно черпая густую кашу с овощами и откусывая от хлеба крупные куски.

На следующий день мы с Асиликом составили расписку о добытых заллаях. Люди Ганзы готовились вести добытые миклы в город на северо-востоке, а я вступил в караван свободных торговцев до Яхоновского княжества на юг. Проблема с провозом решена, но, помимо забот с зельями для больных рабов и отправкой в Трайск закупленных на аукционах вещах, осталось ещё две задачи.

Имя для девочки — это первая задача. Сейчас это не критично, но отсутствие имени всяко аукнется в Яхоновском княжестве. У меня хоть и есть приглашение в княжеский двор, но вряд ли меня впустят внутрь с безымянной рабой. Я ещё смогу оправдаться насчёт скверны в её естестве, но вот имя придумать надо. Какое? Не знаю.

Идя по городу к рынку, для решения второй задачи — я не обращал внимания на ненавистные взгляды. Народ видел шедшую рядом со мной худющую босую девочку, со старыми синяками, в грязной поношенной тунике чуть выше колен и с кожаным ошейником. Разумным видели избитую маленькую девочку, непонятно как ставшую рабом ксата. И этого ксата многие из них придушили бы голыми руками. Три особо дерзких тела попытался перегородить мне путь, заметили гримуар на моём поясе и аккуратно ушли в сторону. Но не забыли в бессильной злобе плюнуть мне вслед.

Я шёл медленно, чтобы девочка не отстала и не потерялась в людском потоке. Она смотрела строго вперёд потухшим взглядом, но после отмены приказов её глаза начали изредка подрагивать. Её взгляд на мгновение цеплялся за яркие одежды прохожих или перескакивал к источнику громкого звука, когда оброненный кувшин с треском разлетался или же ржала лошадь патрульного всадника.

В переполненном народом рынке пришлось отдать приказ девочке схватить меня за подол плаща и не отпускать. Так она не потеряется, но ещё она отогнула край плаща, открывая вид на гримуар. Без этого, боюсь, меня попытался бы ограбить каждый первый доходяга.

С обувью для девочки проблем не возникло, в первой же лавке найдя обычные деревянные башмаки и парочку лаптей, и несколько отрезов ткани для портянок. С простенькими верхними и исподними штанами и юбкой проблем нет, что не сказать о рубахах и прочем. Девочке надо использовать вторую пару рук, но не существует одежды на две пары рук, а покупать обычную одежду и пропарывать отверстия для рук несколько глуповато. Придётся идти в ателье, чтобы там всё сделали по-человечески, не раздевать же девочку на рынке, чтобы каждый смог увидеть её вторую пару рук.

В довесок к исподним рубахам я купил лёгкую куртку и несколько блузок, и детский плащ с капюшоном и широкими краями, чтобы девочка могла завернуться в него рулетиком. Заодно, пока бродил по рынку, купил детскую ложку, миску и кружку. И кулёк отваренных и высушенных бобов. Они пригодятся в пути.