Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Как я и боялся, вампир ни на йоту не поверил в мою выдумку.

— Пусть так, — согласился Генрих, текучим движением опустившись на колени. Он стал рисовать на дощатом полу таинственные символы, — Однако освобождение предполагает награду: нагая дева демонстрирует себя избраннику.

Неровное дыхание Вероники щекотало шею, когда я, подтянув её к себе и придерживая за спину одной рукой, стаскивал с неё одежду и вешал на одиноком стуле. Сперва кожаная куртка с нашитыми кольчужными заплатками, за ней последовала льняная рубаха, под которой обнаружилось подобие сорочки, особенно толстой в области груди. Я отвёл глаза, но и быстрого взгляда хватило, чтобы понять, что Веронике пришлось несладко: рёбра натягивали кожу так, будто вот-вот прорвут её, остро торчали ключицы. Полузажившие раны сочились сукровицей, припухлости воспалений соседствовали с тёмными пятнами синяков, разрывавших белёсую паутину старых шрамов. Девушка походила на узника темницы, которого годами морили голодом и ежедневно пытали.

Со штанами я провозился долго: никак не хотел поддаваться ремень. Под ними обнаружились хлопковые шорты, а под ними… Я посмотрел на Генриха, смаргивая прилипшую к сетчатке картину беззащитных полусогнутых ног и тёмного треугольника меж ними.

Генрих разогнулся:

— Тащи её сюда.

Законченный рисунок состоял из нескольких концентрических кругов, промежутки между которыми заполнялись вязью причудливых иероглифов и звездообразных загогулин. Все их углы были старательно скруглены. Кое-где виднелись схематичные изображения глаз. В их зрачки Генрих воткнул свечи, а кристаллы расположил внутри узора безо всякого видимого порядка. Также он поджёг пучки травы, и по комнате распространялся горьковатый аромат, от которого в голове прояснилось. Окружение обрело чёткость.

Я взял Веронику на руки и, стараясь смотреть строго перед собой, подтащил её к рисунку. Следуя указаниям целителя, я расположил магичку так, что её конечности бесстыдно раскинулись по сторонам. Короткие волосы девушки разметало по кругам. Теперь её облик вызывал двойственные ощущения: одновременно беззащитность и наглый призыв. Я облизал губы; наверняка эффект сжигаемых чародейских растений не ограничивался кажущейся ясностью ума.

— Её органы поражают десятки очагов тьмы. Кости, печень, сердце и даже желчный пузырь — во всех них гнездится враг, расползается всё дальше, охватывает всё больше. Если я излечу внутренние повреждения, закрою внешние раны, изгоню заразу, тьма вгрызётся в неё и сведёт в могилу. От неё нет естественной телесной защиты; лишь свет исцелит твою невесту полностью. Или некто, способный управлять тьмой.

Холодок пробежал по позвоночнику. Катастрофическая нехватка реалий местной системы вновь напомнила о себе. Откуда мне знать, что очаги тьмы, пропитывающие тело, не являются обычным делом для тёмного мага? Что случится, если я разрешу применить магию света на Веронике, и Генрих выжжет её способность к колдовству, а то и прикончит? Прежде всего, Вероника должна очнуться. Если она сумеет, тогда как-нибудь выкарабкается без посторонней помощи. Никто лучше тёмного рыцаря не может ведать, что для него полезно, а что губительно.

— Моя просьба не изменилась.

— Тогда садись и смотри. Или не смотри, неважно.

Генрих перетёк на колени рядом с Вероникой. Я ожидал, что он начнёт петь заклинания или водить ладонями над ранами. Вместо этого он вцепился в её живот и принялся мять его. Я открыл рот в неверии: в тусклом полумраке казалось, что кончики пальцев погружаются под кожу, расходящуюся под его ногтями, как масло под раскалённым ножом. Я привстал, и вампир предостерегающе зашипел, хотя сидел ко мне спиной. Его провидческие способности впечатляли.

Лекарь тем временем продолжал колдовство, нещадно терзая плоть Вероники, словно гончар — кусок глины. Его руки спустились ниже, теперь скрытые от моего взгляда. Грудь девушки лихорадочно вздымалась и опадала, однажды она и вовсе изогнула спину дугой, — но в сознание так и не пришла. Так продолжалось несколько минут. Вампир обработал её ноги, прошёлся по плечам, после чего резко положил ей руку на грудь — на миг я увидел, как он засовывает её по локоть. Брызги крови, короткий всхлип девушки, жуткий хруст костей.

Я вскочил, растерянный, испуганный, разрываясь между желанием немедленно сбежать и отогнать Генриха. В глазах помутнело, и я с отупелым удивлением обнаружил, что под потолком собрались клубы дыма, поднимавшегося от тлеющих трав. Два неверных шага; очертания комнаты плыли, размывались. Только лицо Генриха, обернувшегося ко мне, сохранило чёткость.

— Её жизнь в её руках. Советую проветрить комнату.

Раны на теле магички подсохли, покрылись коркой. Кожа обрела более здоровый цвет — по крайней мере, Вероника больше не смахивала на залежалый труп. От страшного зияющего пролома в грудной клетке не осталось и следа. А был ли он, или мне померещилось из-за дурмана? Я присел около Вероники — не потому что хотел дотронуться до неё, проверить, бьётся ли ещё пульс; просто почувствовал, что свалюсь на пол так или иначе, потому что тошнотворный обруч, стискивающий голову, и не думал разжиматься.

Я обнаружил, что держу Веронику за руку. Тёплые пальцы спящего человека, которому не угрожает скорая смерть.

— Что… это было?

— Восстановление, — пожал плечами целитель и распахнул ставни, впустив колючий, промозглый, чудесный воздух. Пламя свечей содрогнулось, не выдержало порыва, и они потухли, — Тебе лучше отдохнуть, мальчик.

Неожиданно он зевнул во весь рот, сверкнув клыками.

— Рассвет? Подумать только…

Могло ли это быть намёком на то, что он утомился и хотел моей крови? Я нащупал в кармане кошелёк Вероники, встряхнул им. Призывно звякнули монетки. Смертельно ли серебро для здешних вампиров? Я вытащил мешочек и вытащил из него золотую монету — трирему, кажется. Повертел её, мучительно вспоминая, насколько она ценна и хватит ли её, чтобы пробудить в вампире алчность. Второй такой в кошельке не обнаружилось. Генрих вскинул брови, когда я протянул трирему ему.

— Во имя Триединых я благодарю вас, — со всей признательностью, какую наскрёб в сердце, сказал я и поклонился. По идее, упоминание светлых богов рассеет подозрения в том, что мы служим Мадилу, — Непременно последую вашему совету. От всей души надеюсь, что нас не потревожат, пока мы набираемся сил. И вы…

— Охотно верю, что распространяться о своих подвигах куда проще, когда твёрдо стоишь на ногах. Ни один человек не узнает о вас от меня. Полагаю, это обещание ты хочешь услышать? Служители Айемсии, Векхцвайна и Сехта могут быть весьма назойливыми. Солнечные лучи неотвратимо пробиваются сквозь покров лесной чащи, и для путника, желающего прикорнуть в сени векового древа, их настойчивоть — досадная помеха, — Генрих забрал монету и, переступив через Веронику, начал собирать ритуальные пожитки. Свежий воздух вдохнул в меня силы, и я перенёс девушку на постель и накрыл одеялом, подоткнув с обоих боков и завернув в него ноги.

— Уже выглянуло солнце. Вы точно дойдёте?

— Моя сила воли не настолько слаба, чтобы улечься спать под ближайшим крыльцом, — сверкнул улыбкой Генрих, и я с трудом подавил желание улыбнуться в ответ. Вампир обладал настолько мощной харизмой, что не попасть под её влияние было практически невозможно. И он не прилагал для этого ни малейших усилий. Не это ли природное очарование хищника, перед которым бессильна жертва? Целитель всё так же избегал встречи взглядов, и оттого внутри зрело болезненное желание поймать в глубине его глаз своё отражение — почти как стремление расковырять поджившую ранку на локте, расшибленном падением.

— Впрочем, игривый солнечный зайчик, пляшущий на веках, может предупредить о приближении дикарей, которые поклоняются духу, живущему внутри ствола. Пусть этот дух лишь часть солнца, а путнику и дикарям нечего делить, ему следует оставаться настороже. И тогда он вернётся в город, принесёт на своих плечах слепок пути, по которому направится охотник.