Скверная жизнь дракона. Книга восьмая (СИ) - Костенко Александр

На следующий вечер оба наших каравана приехали во внешний город, но каравану с рабами пришлось задержаться на пополнение припасов, так что в Магласию мы двинули одни. И прибыли в церковный город где-то в первой половине второго зимнего месяца.

Мы едва успели заскочить за несколько минут до закрытия ворот на ночь, и ни о какой долгожданной попойке речи не шло. Времени оставалось только добраться до выделенного мне дома, растопить камин и погреться у медленно занимавшегося пламени. Я присел вплотную к камину и растирал дрожащие руки у огня, накапливая тепло загрубевшей кожей ладоней и перенося его на лицо, шею, уши, голову и грудь. Присевшая рядом девочка с задумчивой мордашкой наблюдала за мной, а потом сама растёрла все четыре руки и приложила их мне к голове. Тёплые, по-детски мягкие ладошки кошачьими лапками коснулись роговых отростков. Меня передёрнуло, но на девочку я ругаться не стал, наоборот — поблагодарил за заботу, на что малышка радостно заулыбалась.

На следующий день утром пришёл шепелявящий мужик с небольшой связкой листов. В них отчёты об исследовании различных скверных мест. Опираясь на них, я должен за пять дней подготовить отчёт о скверном месте — но я не сразу приступил к нему. Я выпроводил мужика, отдал указания девочке об ужине и занятиях с портнихой, и помчался к ближайшему торговцу вином.

Весь день я опустошал в себя кувшины с вином, напиваясь до состояния, что пальцем пошевелить не мог. Я напивался и отключался на несколько часов, приходил в себя и вновь тянулся к кувшину дрожащими от тремора руками. В какой-то момент, положив голову на стол и готовясь в очередной раз отключиться — краем затуманенного сознания услышал скрип входной двери. Маленький расплывчатый силуэт испуганным голоском запричитал всякое, что-то вдавило мне в плечо и начало раскачивать. Я пробубнил «отвалить от меня нахер», и вырубился.

На следующий день я работать не мог, и практически всё время сидел на кровати и попеременно поднимал руки перед лицом. Тремор уменьшился, но из-за похмелья думать вообще ни о чём не получалось, да и настроение было какое-то скверное и паршивое. Так ещё к обеду вернулась девочка и испуганным щенком подскочила ко мне.

— Хозяину плохо? Плохо? Надо помощь. Вчера страшно было, — с тревогой лепетала девочка. В её глазах полопалось несколько сосудиков, а вокруг глаз проступили неявные синие круги.

— Помолчи, — я тюкнул пальцем девочку в лоб и размял виски, в них опять застреляло.

— Хозяину плохо? — девочка подалась вперёд и аккуратно положила руки мне на бедро.

— Да когда же ты прекратишь хозяйкать, мелкое наказание? — недовольно прошептал я. — Нормально всё со мной. Была у портной?

— Да, меня учили спицами вязать, — прощебетала та. И спросила, когда мы опять поедем, это надо знать для составления занятий. Точная дата неизвестна, но всяко не позднее полутора недель. Девочка угукнула, и робко покосилась на свой рюкзачок. Малышка хотела показать сегодняшний успех, пятку и стопу носка связала, её даже портниха похвалила за скорость — но мне было настолько плохо, что я ничего не хотел смотреть и знать. Я отмахнулся, сказав, чтобы девочка меня не доставала и дальше тренировалась со спицами.

Отчёт я писал долго, все оставшиеся дни, но больше вчитывался в принесённые бумаги, чем водил пером. Из тридцати отчётов три посвящены именно осквернённому замку, а восемь — двум скверным местам, небольшой деревушке на четыре дома и куску просёлочной дороги. Деревню скверна поглотила четыре сотни лет назад, и тридцать лет назад отступила, исчезнув бесследно с одним домом. Кусок просёлочной дороги был под властью скверны больше семи веков, там росли кустарниковые порождения, но чуть больше семи лет назад скверна исчезла.

В обоих случаях скверна забирала с собой любые признаки органики: ни трав, ни мхов, ни земляных червяков не оставалось в безжизненной скомкавшейся земле. Постепенно природа брала своё, на земле в освобождённой деревне проросло несколько кустарников, а на участке дороги только-только разрослись травы да мхи. Но больше всего смущает, что скверна вообще способна отступать. Подобное я видел на материке скверны, когда скверна бушевала, меняя свои границы — но неожиданно узнать, что и на обычном материке скверна ведёт себя так же.

К ночи четвёртого дня я закончил черновик отчёта, а в первую половину пятого дня переписал в чистовик. И откинулся на стуле, «Чувством магии» наблюдая вышедшую из общего потока звёздочку. Она превратилась в небольшой овал, подойдя к дому и поднимаясь по лестнице. Скрипнула дверь. Девочка вошла в квартиру и шмыгнула носом.

— Здравствуйте, хозяин, — поздоровалась та со мной голосом чуть тоскливым и расстроенным.

Малышка сняла тёплую зимнюю куртку и тут же пошла в спальню, даже не попытавшись похвастаться сегодняшними результатами. Прошлые дни я был занят отчётом и каждый раз отмахивался от девочки, но она постоянно пыталась показать мне то связанные носочки, то аккуратные стежки на ткани. А сейчас она села на кровать и тихонько вздохнула.

Девочка не заметила, как я встал в дверном проёме, она с грустной мордашкой достала из рюкзачка пряжу, но лишь подержала её в руках и угрюмо положила на кровать. Следующим, с таким же грустным выражением лица, на кровати оказалась ткань для платьишка куклы. Девочка чего-то подумала и потянулась к пряже, но остановилась. Она опёрла подбородок на все четыре руки и мечтательно уставилась в окно, шмыгнув носом.

— Чего случилось? — я подошёл к кровати. От неожиданности малышка аж вскочила.

— Ничего, хозяин, — пролепетала та, смутившись собственному испугу. Девочка села обратно и начала собирать пряжу и ткань в кучку, чтобы отнести к небольшому столику.

— Давай, рассказывай.

— Ничего не случилось, хозяин. Всё хорошо, — сказала та с улыбкой, да вот тонкие губки чуть подрагивали, а увлажнившиеся глаза частенько моргали.

— Рас-ска-зы-вай, — я аккуратно потюкал пальцем в маленький лоб. Мне не хотелось отдавать девочке приказы, уж лучше пусть она сама решится всё рассказать.

— Я игры видела, — малышка шмыгнула носом и заморгала, отгоняя слёзы. — Дети играли, в мячик, и догонялки. Они смеялись, им весело было. Вот. А… — та робко посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. — Хозяин занят, я… Я хотела подойти к ним. А вдруг они как Консерва?

— Они будут не как Консерва, — я потрепал девочку по голове и присел рядом. — Не надо тебе знакомиться с другими ребятами, пока меня нет рядом. Случись чего, и я защитить тебя не смогу. Потерпи до тёплых дней, мы там чего-нибудь придумаем.

— Хорошо, я буду ждать, — прощебетала малышка и резко обняла меня всеми четырьмя руками.

— Да когда же ты отлипнешь от меня, прилипучее наказание моей скверной жизни, — я отодвинул малышку.

Во внутренний город я прошёл как и в первый раз. За мной тащился народ, разъярённый видом ксата в церковных одеждах. Дежурившие на входе стражи в латных доспехах перегородили мне путь, но расступились из-за медальона пропуска. Я прошёл за ворота, а вот толпа разразилась настолько громкими и гневными выкриками и пожеланиями мне всего худшего и неприятного, что вынудила дежурившего со стражей церковника отдать приказ толпу разогнать.

Крики толпы не отвлекли группу, общавшуюся в сотне метров от ворот. Трое разумных в белых одеждах с золотым подолом, красным поясом и золотой накидкой: двое незнакомых нутонов, и одна длинноухая с ребяческим выражением на лице, коего сейчас заменил серьёзный и сосредоточенный видок. Другие трое разумных — ратоны и нутон в тёмно-коричневых робах. Их широкие плащи едва закрывали эмблемы высокой башни, вышитые на груди нитками на несколько тонов светлее роб.

В своём кабинете Хубар работал за бумагами, готовясь к предстоящему путешествию. Не поднимая головы белобрысый показал мне проходить к столику с тремя стульями, потому что Малаюнария хотела заслушать доклад.