Меж двух огней (СИ) - "Lt Colonel"

Оглушительно квакали невидимые лягушки. Под ухом без остановки жужжали орды насекомых, вдалеке то и дело слышался таинственный всплеск, будто кто-то нырял. Проклятые птицы выводили изматывающие трели где-то в тумане. Сероватая пена, собравшаяся у жухлого камыша, пахла так, что на затылке волосы вставали дыбом.

Словом, ничего иного Верий от болота не ожидал. Гиблое место, которое уже забрало одного человека и, скорее всего, на этом не остановится.

Хуже того, последние сутки Верий не спал вовсе, а уж когда последний раз принимал медум, и вовсе сказать не мог. Оттого в каждом шорохе чудились голоса, молившие, грозившие, оскорблявшие. Он старался, как мог, не срываться, но воспалённое сознание видело во всяком жесте насмешку или вызов.

Однажды он едва не зарубил незадачливого солдата, который незаметно подобрался к нему и не вовремя заговорил. Верий бросало то в жар, то в холод. Хор голосов следовал за ним по обе стороны от условно безопасной тропы, по которой вёл когорту проводник. Сам Верий, хоть убей, никакой тропки в глаза не видел. Слева и справа такими же хаотичными пятнами мелькали кочки, настоящие и ложные, готовые уйти в трясину от малейшего давления.

Беспокойный проводник всё порывался рассказать округе, как опасно соваться в топи посреди сезона дождей. Его слова натыкались на стену угрюмого молчания, и продолжалось так, пока один нокан не споткнулся и не наглотался гнилостной жижи. Он поднялся и двинул не замолкавшему старику под дых. Тот захлебнулся на середине предложения и затих.

Рядом с Верием тащился Антоний — «пилум» из Шестого. По его страдальческому лицу размазалась грязь, каплями стекала с носа и подбородка. Вначале он ещё пробовал утираться, потом бросил — становилось только хуже. Верий хотел разговорить его, чтобы узнать о новостях из родного легиона. Однако Антоний был рекрутом — его сдёрнули с ученической скамьи прямиком в пекло. С одной стороны, он ничего толком не мог рассказать Верию. С другой, он и про самого Верия не знал и потому относился к нему, как новобранец относится к обычному командиру, — с боязнью и толикой уважения.

— Подкрепление из столицы, — вдруг сказал Антоний, — Говорили, что мы только первая партия. Дальше, мол, вышлют полноценный легион, а то и не один.

— Лучше б привели инженеров, — отозвался Верий, закончив выскребать шматы парши из сапожных голенищ, — чтоб навели новые дороги. Старые-то отмучились.

— А заодно осушили эту сраную топь.

А ещё лучше — принесли бы с собой приказ отводить армию, мысленно добавил Верий. Ничем хорошим кампания не закончится, даже если когорта сумеет переправиться к флангу противника. Триста с лишним человек, валящиеся с ног, врага не испугают.

Жажда мести наполняла его только в спокойные деньки, когда забывалось, что такое война на самом деле: смертная скука и вечная усталость в ожидании, ужас и боль в бою. Так зачем он здесь? Верий так и не нашёл внятного ответа. Ради воинской доблести? В эту чушь он давно перестал верить. Из-за сожжённой родной деревни? Он пожёг достаточно вражеских в ответ, и ничего, кроме разочарования и вины, ему это не принесло. Если бы не поиски Элайны, уведённой еретиками, он бы и думать забыл про восточников. При мысли о сестре ладонь сама скользнула на рукоять меча.

Поблизости всплыла очередная россыпь зловонных пузырей, с мерзким звуком лопнула. Верий задержал дыхание и проскочил мимо. Спешка сыграла дурную шутку. Ступня поехала на мокрой траве, и он чуть не шлёпнулся прямиком в воду. Кое-как Верий сменил позу распластанной жабы на более приличествующую человеку. На соседней кочке устроился Марк: к доспеху липли веточки и листья, взъерошенные волосы и блестевшие красным белки глаз делали его похожим на безумца.

— Почти у цели. Скоро пойдёт косогор, на нём и устроимся до приказа об атаке.

Верий подтянул ноги, чувствуя, как скребут кожу задубевшие от грязи штаны. Шатко поднялся, вздёрнул голову, отгоняя набросившиеся голоса.

«Ударь его! Убей, как убил нас, мясник!»

«Помогите, кто-нибудь!»

«Он же ещё ребёнок, пощадите, господин…»

Последнее заставило Верия растерянно заморгать. Была ли мольба приветом из далёкого прошлого, когда вырезали его односельчан, или он услышал её, когда сам пришёл сеять справедливость в дремучий край апостатов? Он надеялся на первое, но умом понимал — никакой разницы нет. Ни между голосами, ни между налётчиками и им самим.

Те, кто не сталкивался с войной, отчего-то полагают её кузницей чести. Люди могут быть глупы, трусливы, дурашливы и жестоки. Тщеславны и себялюбивы. Но стоит им оказаться на поле боя, где от их действий зависит, будут они жить или умрут, как они преображаются или умирают. Они становятся героями. На деле же… на деле люди остаются такими же, только хуже. Их трясёт от страха и желания урвать побольше, да при этом сберечь шкуру. Армия же даёт превосходную возможность переложить ответственность на другого — подставить начальника или нагадить на подчинённого. Победа своей стороны не так важна, как личное благополучие. Война не лечит от тупости или гнусности, она их поощряет.

Вскоре топь обмельчала. Посланные разведчики авангарда вернулись с радостной вестью: увидели подножие холма, у которого кончалось треклятая трясина. Солдаты, услышавшие доклад, воспряли духом, сам Верий улыбнулся — и тотчас принялся отплёвываться от попавшей в рот грязи.

Вдали показались деревья — не гротескные подобия, растущие на болоте, а самые обыкновенные осины и ели. Что-то в них встревожило Верия, но он не понимал что. И только когда до них осталось рукой подать, он вдруг сообразил, что давно не слышал птичьего пения.

Вдруг что-то просвистело мимо Верия — он рефлекторно подался в сторону и глянул на Антония, шедшего чуть позади. В груди мага-рекрута торчала стрела — длинная и толстая, пущенная из ростового лука, которыми так гордились восточники. Не без оснований гордились. Антоний нелепо захрипел и, согнувшись в три погибели, осел в слякоть.

— Атака! — завопил кто-то, надрывно, срываясь в визг.

А Верий приник к холодной, влажной земле, стараясь сообразить — не что произошло, с этим-то всё ясно, — а что теперь делать. Глупо было ожидать, что варвары, знавшие свою землю куда лучше чужаков, не прикроют очевидный обходной путь. Но ни Верию, с его затуманенными мозгами, ни командованию это простое соображение не далось. Зачавкала грязь, когда среди легионеров поднялась суматоха, подкреплённая роем новых стрел.

Выбило второго «пилума», а третий, предельно сосредоточенный, взмахнул рукой, пуская белоснежную вспышку, — и что-то в глубине леса грохнуло, тряхнуло, и повалились деревья. Раздались далёкие крики, а мага, нанёсшего удачный удар, объяло ослепительное пламя. Он дико завыл и повалился, перекатился к краю тропы и с негромким хлюпаньем исчез в трясине.

— У них маги! — крикнул легионер, которому не повезло оказаться рядом с Антонием. Крикнул с нелепым возмущением, будто поймал апостатов на жульничестве в кости. Частичка бездымного пламени перекинулась на его щит. Солдат судорожно принялся выпутываться из лямок, чтобы скинуть ставший смертельным груз, — и не успел. Воссиял новый живой факел, вопящий, сбивающий с ног товарищей и вовлекающий их в смертельную игру огня. Из-под сени деревьев скользнули первые тени: восточники пошли в ближний бой.

— Вперёд, сучье племя! В атаку! — надрывался Марк, размахивая гладиусом, точно волшебной палочкой, которой надеялся решить все проблемы. А передовые отряды когорты уже бежали, подставив спины врагу, — бежали и умирали от догонявших клинков и стрел. Те, кому повезло, врезались в ряды своих, ещё не успевших понять, что происходит.

Закипела сумятица, которую безуспешно старались подавить немногие офицеры, что ухватили суть ситуации. На глазах Верия одного из таких, октагинтурия его манипулы, ослепший от страха новобранец сбросил в воду. Тот моментально исчез — только всплыли на поверхность пузыри да колыхнулась ряска.

Последнего одолженного мага проткнули сразу три стрелы. Не спас и тонкий слой света, в который он обернул себя. Верий поискал проводника, предположив, что тот и завёл их в ловушку, — и увидел, как он, прижимая руки к шее, из которой хлестала кровь, содрогается в агонии. Верий решил, что с него хватит, и приподнялся: