Скверная жизнь дракона. Книга восьмая (СИ) - Костенко Александр

— Да? — я саркастично протянул, понимая, что могу подать очень нехорошую идею этим утыркам, но иначе прояснить скверную догадку я не смогу. — То есть служители церкви, рутифакторы и прочие, брали обычных разумных и заставляли их на протяжении жизни пить «обычные зелья лечения» и смотрели на их потомства?

Эльфийка отвела взгляд в сторону, задумчиво уставившись на ноги умершего троптоса. Хубар сам что-то неразборчиво протянул и уставился на эльфийку.

— Мы это обсудим потом, самостоятельно, — сказала Малаюнария. — На этом всё. Вы же принесли с собой отчёт?

— В кабинет? — с наигранной услужливость спросил я, на что эльфа покачала головой и показала на Хубара. — Прекрасно. Я не хочу оставаться в этих казематах ни на секунду дольше необходимого. Хотя, конечно, я ожидал увидеть нечто другое.

— Что же, Ликус? — Хубар забрал у меня исписанные листы и аккуратно свернул их в трубочку. — Твои ожидания нередко унижают самые смелые фантазии.

— Брось, Хубар. После сегодняшнего моя фантазия с треском проиграла реальности.

— Прошу вас обоих, — эльфа недовольно уткнула руки в бока, пожирая нас с Хубаром недовольным взглядом.

— Хорошо. Короче — так короче. Я в церковных подвалах ожидал увидеть вовсе не пыточные камеры, а склад черепов.

— Каких чере… — Хубар приподнял руку, показывая, что он понял мои слова. — Нет, Ликус. Кто же будет хранить такие ценные ингредиенты?

— Черепа драконов? — эльфа скинула серьёзность и по-ребячески хихикнула. — Я впервые слышу, чтобы такое хранили. Их используют, как и прочее. Зачем хранить? Этого никто не делает. Хотя, — последнее слово Малаюнария протянула, задумчиво приложив пальчик к губам, — я знаю об одном таком черепе, но его никогда в ингредиенты не пустят.

В квартиру я вернулся в расстроенных чувствах. Они пудовой гирей давили на сознание, я даже не понял, как оказался в квартире. И как принял у церковника приглашение на праздник Основания. Оно лежало на столе, а я сидел на кровати и опустошённо смотрел в одну точку. И, наверно, смотрел бы ещё несколько дней, но двенадцать ударов городского колокола растормошили меня. В квартире я был один.

Чуйка подсказывала, что девочка задерживается вовсе не из-за занятий с портнихой: в прошлые разы они заканчивались за час до обеда. Гадать не надо, чем занята девочка, но я обязан ей припомнить, чтобы она соблюдала договорённости и после занятий сразу шла домой. Если так хочется ей гулять, то после обеда и до ужина у неё времени навалом.

Я продолжил давить кровать, смотря в одну точку, пока колокол не пробил тринадцать раз. В груди гремучей змеёй извивалась тревога, я едва заставил себя остаться в квартире и дожидаться девочку. У неё ошейник, да и не может Лаотлетий так в открытую похитить малышку.

Не знаю, почему, но долго убеждать себя я не смог и вскоре стоял около двери квартиры и спешно обматывая шею толстым шарфом. Скверное предчувствие только усилилось, от пробивавшей руки дрожи я едва ухватывался за края одежды и несколько раз вообще промахивался мимо пуговиц на куртке.

Из потока мерцавших звёздочек, ходивших на улице, выделилась одна. Ниже прочих, она медленно шла около стен домов, а звёздочки рядом замирали, прежде чем продолжить путь. Вскоре звёздочка превратилась в низенький овал, он чуть покачивался и медленней обычного приближался к двери в дом. Она глухо скрипнула, деревянные ступеньки едва слышно прогибались. Овал поднялся на второй этаж и встал за дверью, нерешительно покачиваясь и будто не собираясь заходить.

Я уже не знал, что думать и как реагировать. Девочка опаздывает, не пойми где шляется, меня заставляет волноваться, так ещё и в дом заходить не хочет. Нет, такое оставлять безнаказанным нельзя. Сегодня же надеру ей задницу и предметно объясню, что она несколько запуталась и меня, её владельца, надо слушать. Руки быстро открыли замок, но всхлип за дверью опустошил весь мой настрой.

На детской голове нет шапки, блекло-жёлтые волосы скомканы и испачканы грязью и конским дерьмом, а длинные и чуть закрученные на кончиках ушки покраснели от мороза. На лбу огромная шишка, левый глаз заплыл фингалом, нижняя губа рассечена, всё лицо в кровоподтёках, шарфик разорван, у куртки оторван один рукав и вырваны все пуговицы, в штанах прореха, у рюкзака нет одной лямки. Нижнюю пару рук девочка прячет за спиной, в левой верхней руке сжимает тело своей тряпичной куклы, а в правой — её голову и все четыре руки. Девочка беззвучно плакала и шмыгала носом с опущенной головой, не в силах посмотреть на меня.

— Проходи в спальню и жди меня там, — только и мог я сказать девочке. Та угрюмо зашла в коридорчик, безвольно скинула с себя порванную верхнюю одежду, на дрожащих ногах села на кровать. И едва удержала в себе вопль обиды и боли.

Я спустился на первый этаж, в небольшой входной тамбур. И со всей силы вдарил кулаком в дверь хозяина дома, металлические петли натужно взвизгнули. За дверью раздался испуганный вскрик и тяжёлая поступь. Дверь открыл ошарашенный мужик с топором в руках, а из-за одной из комнат выглядывали детские головы.

— Слышь, ксат, ты не а…

— Завались. Я сейчас говорю, — процедил я, резко отогнув плащ и положив руку на гримуар. Мужик стушевался. — У тебя всяко есть выход на кого-то из Собора. По-любому есть. Вали туда и передай, что какие-то суки навредили моему имуществу. И если к завтрашнему вечеру я не получу сатисфакции, — я шагнул к мужику, на что тот испуганно попятился, — то вырежу нахер весь ваш ублюдошный город.

Я не стал дожидаться ответа мужика или хоть какой-то реакции, а сразу отправился обратно в квартиру. Но задержался перед дверью, «Чувством магии» следя, как крупный овал на первой этаже суетился около входной, прежде чем выскочить на улицу и помчатся в сторону внутреннего города.

Девочка сидела на кровати, всхлипывая и тянув руки к глазкам, но постоянно одёргивалась и опускала их на бёдра. Каждый звук моих приближавшихся шагов заставлял девочку вздрагивать, а от моего силуэта та вовсе мелко задрожала. Я сказал ей поднять голову и посмотреть мне в глаза. Девочка послушно исполнила приказ, её тонкие губки задрожали, из глаз брызнули слёзы.

— Они не как Консерва, да? — угрюмо спросил я.

— Простите, хозяин, — гнусавя пролепетала девочка и залилась слезами. Она потянулась ко мне, но я стоял чуть поодаль и из-за заплывшего глаза девочка не рассчитала расстояние и плюхнулась с кровати на колени. Она подползла ко мне и обхватила всеми четырьмя руками ногу да прижалась к ней, плача и рыдая.

— Соя здесь. Соя здесь, — лепетала малышка, не в силах остановить рыдания. Долгое время она выплакивала из себя обиду и горе вместе с надеждой на лучшее, пока глаза окончательно не высохли, а об истерике напоминали выплаканные глаза и подрагивавшие плечи.

Я не придумал ничего лучше, чем присесть рядом с малышкой и аккуратно приподнять её опущенную голову за подбородок. Левый глаз окончательно опух, от слёз он очень скоро начнёт болеть. Надо бы идти к лекарю, но зачем, если он сам придёт ко мне?

— Где больно? — спросил я, глядя в рубиновый правый глаз. Девочка что-то прохрипела сквозь накатывающие чувства и лишь постучала кулачками себя по груди, в области сердца. — Всё будет хорошо.

— Соя здесь, — едва смогла промычать девочка.

— Да, ты здесь. Здесь. Всё будет хорошо, купим новую одежду, куклу отремонтируем, да и тебя полечим. Не бойся, боль пройдёт… Когда-нибудь уж точно.

Я прижал девочку. Та всхлипнула и забурилась лицом мне в грудь, растирая грязь по рубахе, но я ничего не говорил, лишь поглаживал малышку по спине. Грязь — это последнее, о чём стоит волноваться. Одно я точно знаю, что девочку одну больше оставлять нельзя. К счастью или к сожалению, но не только в Магласии.

Глава 3

Часть 3

Случай с девочкой разрешился в тот же день. Через три часа после моей угрозы в дверь квартиры постучали представители церкви, сопровождавшие длинноухих лекарей. Они раздели малышку и полностью её осмотрели, и приложили ладони к самым болезненным местам: к затёкшему глазу, крупным шишкам на лбу и затылке, и огромному синяку на пояснице.