Чернокнижник из детдома (СИ) - Богдашов Сергей Александрович

На этот раз я продолжил свою обычную утреннюю пробежку вдоль замерзшей реки, впитывая скудный магический фон и прокручивая в голове планы на день. Воздух был морозным, колким, но чистым. Я уже обогнул знакомый мысок и бежал обратно, когда почувствовал неладное.

Сначала это было едва уловимое искажение на краю восприятия — словно эхо от далекого звона по неправильному стеклу. Магический фон, и без того жидкий, здесь и вовсе исчез, сменившись странной, тягучей пустотой. Я замедлил бег, а затем и вовсе остановился, вслушиваясь в тишину. Птиц не было слышно. Даже ветер стих. И тогда я увидел его.

Примерно в трехстах метрах впереди, чуть в стороне от тропы, воздух дрожал и переливался, как над раскаленным асфальтом. Но было не жарко — было холодно. От той области веяло ледяным, чужеродным сквозняком. По краям вихревой воронки, диаметром не больше трех метров, изгибались и ломались отражения деревьев, словно в кривом зеркале. Малый Пробой. Свеженький, не больше получаса как открывшийся.

Во мне всё насторожилось. Инстинкт мага кричал об опасности. Инстинкт реципиента — бежать и сообщать. Но внутри поднялось иное, давно забытое чувство — азарт охотника. Любопытство учёного. Это был шанс. Не ждать милостей от Всеволода, не пробираться к дальним аномалиям с риском быть замеченным. Пробой был здесь, в шаге от моего дома.

Мысли метались. Девочки в мастерской, малыши в детдоме, старики со своими рациями… Если отсюда вырвется что-то серьёзное и побежит в сторону города… Мой дом, моя цитадель окажется на передовой.

Решение созрело мгновенно. Я не побегу. Я зайду.

Сначала я осторожно, но быстро, обошел аномалию по дуге, оценивая. Ворота ещё были не только не стабильны, но и неспокойны — признак их недавнего открытия. Значит, с той стороны тоже могли за ними вести наблюдение, но пока войти к нам не решались.

Я присел за толстым стволом старой ивы, оценивая состояние перехода в Пробой. Пожалуй, минут десять — пятнадцать он ещё будет «мерцать».

До детдома полтора километра. Я успею!

Влетев в свою кондейку, я накинул на плечи старый рюкзак, в который закинул два предмета.

Первый — один из моих защищенных фонарей. Второй — длинный, тяжелый монтировочный лом, которым старики боролись с приржавевшими замками на старых ящиках.

Сердце колотилось, но разум был холоден. Я вспомнил все, что успел узнать о Пробоях из слухов, обрывков отчетов и собственных догадок. «Быстрые, злые, но на рану не особо крепкие».

Главное — не дать себя окружить. Сохранять пространство для маневра. Лом — это крайнее средство. Я же мага, как-никак.

Я бегом вернулся к воротам Пробоя. Холодный ветерок из них рвал дыхание. Внутри клубился сероватый туман, сквозь который угадывались очертания чего-то другого — кривые, тёмные стволы, напоминающие скорее кораллы, чем деревья, и мёртвенно-бледное небо.

Глубоко вдохнув, я шагнул внутрь.

Мир перевернулся. Вернее, его вывернуло наизнанку. Давление в ушах сменилось оглушающей тишиной, а затем нахлынул гул — низкий, вибрационный, исходящий от самой земли. Воздух был плотным, влажным и пах гнилью и озоном. Магический фон… он был здесь. Слабый, искажённый, болезненный, но он был! Я почувствовал, как мои истощенные резервы дрогнули и потянулись к этим крохам, словно губка.

Я оказался на опушке того самого леса из кораллоподобных образований. Ледяной ветер снаружи сменился тяжелым, неподвижным зноем. Серое небо нависало низко. Мои ботинки проваливались в мягкий грунт, похожий на пепел. Позади меня висело зеркало перехода Пробоя, показывая искажённый кусок замёрзшей реки и иву — тоннель домой. Он был стабилен. Значит, у меня есть путь к отступлению.

Я сделал несколько шагов вперед, прислушиваясь. Лес молчал, но это была настороженная, хищная тишина. И тогда я увидел первое движение. Из-за гребнистого «ствола» метнулась тень. Небольшая, размером с крупную кошку, но передвигалась она стремительными, резкими рывками на шести тонких, суставчатых лапах. Вытянутая голова, на первый взгляд, была лишена глаз, лишь щель пасти, усеянная мелкими, острыми зубцами. На голове рожки и в них что-то поблескивает. Тварюшка-разведчик.

Она замерла, «глядя» на меня щелевидными органами чувств по бокам головы. Затем, не издав ни звука, ринулась в атаку.

Магией пользоваться сходу не стал. Просто интуитивно почувствовал, что любые магические флуктуации весь этот Осколок взбудоражат.

Мой лом взметнулся сам, движимый тренированными мышцами и инстинктом. Удар пришелся кошаку по корпусу с глухим, но хрустящим звуком. Тварь отлетела в сторону, завизжав тонко и противно, но тут же вскочила, казалось, невредимая. Прочный скелет. Нужно целиться в сочленения или голову.

Из тумана между коралловых деревьев появились еще две тени. Затем — еще. Их стало пять. Они начали обходить меня полукругом, двигаясь синхронно, с пугающей координацией. Твари охотились стаей. Кошачьим прайдом. И издалека к ним ещё подтягивались другие особи. И не по одной…

Адреналин взыграл, но паники не было. Я отступил на пару шагов, упираясь спиной в твёрдое образование, похожее на кристаллическую скалу, чтобы исключить удар сзади. Фонарь я переключил в режим стробоскопа — ослепительные вспышки дезориентировали Тварей, заставляя их отпрыгивать в стороны, с шипением, и мотать башкой.

Пора. Скастовал на себя Щит. Долго держать его сил не хватит, но хоть сколько-то.

Первая атака пришла справа. Я парировал удар когтистой лапы ломом, и тут же нанес ответный удар в щель между головой и туловищем. На этот раз хруст был сочным и окончательным. Тварь рухнула, дергаясь в конвульсиях. Первый готов!

Запах — кислый и едкий — ударил в нос. Так здесь пахнет смерть.

Остальные, казалось, только ожесточились. Они бросились одновременно. Мир сузился до круговорота когтей, зубов, коротких заклинаний и свиста лома. Я двигался экономично, почти медитативно, используя магию не для ярких эффектов, а для микроусилений: ускорял реакцию, придавал удару чуть больше инерции, укреплял кожу на руках против царапин. Одну тварь я раздавил, пригвоздив к земле и наступив всем весом, усиленным. Другой раскроил череп. Трое попали под ветвистую Молнию. Ещё четыре полегли. Лом и магия рулят! А потом сразу две… С удара! Но пора заканчивать.

Мой Щит всё… Сдох.

Последняя, самая крупная Тварь, вцепилась когтями мне в бедро, порвав штанину до колена и оставив глубокие, жгучие царапины. Боль рванулась белым огнем. Я вскрикнул от ярости больше, чем от боли, схватил тварь за шкирку и с силой, подпитанной магией и адреналином, оторвал от себя, швырнув в скалу. Она сильно ударилась, с неприятным хрустом размозжённого черепа, и подохла сразу. Не трепыхаясь.

Тишина снова навалилась, теперь отягощенная хрипами умирающих существ и запахом битвы. Я тяжело дышал, прислонившись к скале. Бедро горело. Руки тряслись от напряжения. Я посмотрел на врата Пробоя — они все так же висели в двадцати метрах, мерцая, как мираж. До них можно было доползти.

Но я не двинулся с места. Я закрыл глаза, превозмогая боль, и впервые полностью открылся магическому фону этого места. Он был грязным, заражённым чуждой жизнью, но он был «концентрированным». Крохи той силы, которые я вымучивал из линий электропередач, здесь текли ручьём. Я начал впитывать их, фильтруя через свою волю, очищая магию от скверны. Резервы, почти опустошённые битвой и созданием артефактов, стали медленно, но верно наполняться. Это было пьяняще. Это было опасно. Долго здесь оставаться нельзя — чуждая эссенция, проникающая даже через фильтры, могла отравить и меня.

Подлечившись, я заставил себя прервать процесс. Открыл глаза, достал из рюкзака аптечку и на всякий случай перебинтовал рану. Потом, хромая, подошел к ближайшей твари и за несколько ударов всё-таки отсек острым краем монтировки одну из её когтистых лап. Сувенир. И образец для возможного изучения.