Чёрная печать империи (СИ) - Разумовская Анастасия

– Дашка! – жаркий шёпот, горячие руки, горячие губы, полёт наверх. – Дашка! Ты рехнулась? Тебе сегодня кровь переливали. Я звонил, я знаю. Ты совсем башку отморозила? Ты что делаешь?

– Я н-на деж-журство… я…

Зубы стучали, и Даша поняла, что её снова знобит.

– На дежурство она. Вот дурная.

Мужчина прижал её к груди, взъерошил короткие волосы. А потом вдруг отстранился и заглянул в лицо:

– Не надо, Даш. Ты на больничном, вот и будь на нём.

– Я зд-дорова…

– Ага, а я – Лев Толстой. Отставить героизм, господин старший лейтенант. И ещё… тут такое дело. Тебе и правда лучше на больничном побыть. Не стоит пока появляться в Особом.

Даша вздрогнула. Вцепилась пальцами в синтетическую куртку.

– Что? Меня уволили?

– С чего бы? Нет, но… Ты в чью скалу-то на семьдесят четвёртый этаж попёрлась?

– Князя Шаховско́го, – холодея, призналась Даша.

– А кто это такой знаешь? По глазам вижу – нет. Эх, Дашка. Не следишь за новостями. Шаховской – троюродный брат самого. Да и чёрт бы с ним, но… Три недели назад назначен он Личным указом генерал-полковником Опричных войск Его Величества. Смекаешь? Нет?

Ох ты ж… чёрт. Опричник? Да ещё и… верховный.

– Запрос о тебе был. Из Псарни.

Так они иногда называли Опричнину. Даша моргнула. Затем ещё. Но слёзы остановить не смогла.

– Что за запрос? – спросила ломким голосом.

– Да вроде ничего такого. Данные. Полные данные, Даш. Не только анкету, понимаешь? Все дела, все приказы, все сведения. Сразу после того, как ты в госпитале оказалась.

– А этот… Шаховской… он на меня жаловался?

– Да вроде нет. Но ты же понимаешь: просто такие запросы не делаются. Давай я тебе такси вызову, и ты дома отлежишься? Ты ранена, пострадала, имеешь право поболеть. А дальше будет видно, что да как. Да и Палыч своих вот так запросто в обиду не даст. Или, хочешь, возьми мою «тайгу». Только автопилот включи, тебе за штурвал сейчас нельзя. И не кипишуй. Разберёмся, Даш. Без тебя разберёмся.

ПРИМЕЧАНИЯ

Военмед – Военно-Медицинская Академия, находится неподалёку от Финляндского вокзала, на Выборгской стороне города. Для простоты восприятия автор сохраняет ныне принятое сокращение

Нижегородская улица – у нас ул. Академика Лебедева

Симбирская улица – у нас ул. Комсомола

Глава V

Тайга это вам не илька. Даже Даша, равнодушная к последнему слову техники, оценила преимущества классической модели десятого года: просторный салон, без неприятных запахов, ход плавный настолько, что вообще не замечаешь, в какой момент стрелка быстромера перескочила за двести. Да и лететь на высоте третьего этажа, честно признаться, приятнее, чем в метре от земли. Девушка уже почти расслабилась, когда вдруг интуиция ударила по нервам, как в гонг. Что-то не так…

Улицы запружены аэрокарами, и Лёха прав: при таком интенсивном многоуровневом потоке стоит передать бразды правления нейросети. Вот, например, сейчас Даша едва не врезалась в аэрокар, решивший перестроиться из верхнего ряда в нижний и забывший при этом включить сигналку. Хорошо, заметила в нижнем зеркале. И, когда девушка протянула пальцы к тумблеру переключения на автопилот, ей словно кто-то шепнул в мозгу: «Эй, а за тобой – хвост».

Профессиональную слежку, тем более в таком потоке, отследить невозможно. Даже если наблюдать. Аэрокары внизу, вверху, по бокам, постоянно мельтешащие, перестраивающиеся. А уж аэросамокаты! Эти вечные нарушители всех правил, смертники воздушных дорог. Невозможно, даже если подозревать вероятность «хвоста». Но инстинкты не обманешь. Даша сглотнула. Она умела себе доверять. Это один из первых навыков, который появляется у выживших в противостоянии с бандами.

Террористы? Наркодельцы? Что, если кто-то из бобриковцев остался на свободе? Может, она что-то не учла, что-то пропустила мимо внимания? Вариант, что преследование связано с Шаховским, или с монстрюками из бара, Даша отмела сразу: для князя следователь жандармского корпуса – птица не того полёта. А монстрюки – птицы не того полёта для Даши. Можно было, конечно, предположить, что это кто-то из давно закрытых дел, но… нет, вряд ли. С чего бы мертвецам оживать? Романтичная месть – не профиль бандитов.

Даша перестроилась в третий снизу правый ряд, чтобы повернуть на Большой проспект. Нет уж, домой хвост девушка не потащит. Разберёмся по дороге.

И едва не врезалась при повороте в очередного самокатчика. Да ты ж падла такая! И куда смотрят городовые? А… понятно куда. Камеры городовых окружили аварию на проспекте: пять аэрокаров, один из них – такси. Понятно, почему такие пробки. Даша нажала на клаксон пять раз подряд и с удовольствием заметила, как одна из летающих камер повернулась и полетела к её машине. Вложенная в городовых программа записывала не только беспорядки и нарушения, но фиксировала и таких вот нервных водителей, и, если фактов нервяка набиралось слишком много, это могло послужить причиной отъёма прав.

Камера подлетела совсем близко к тайге, и Даша секунду боролась с желанием приоткрыть стекло и ударить по городовому кулаком. Для надёжности. Но не хватало ещё, чтобы у Лёхи потом возникли проблемы с правами. Наверное, всё же такая агрессия была бы уж слишком недопустимой. Ну ничего. Дашу и так зафиксировали на видео, и, если она вдруг пропадёт (убьют, захватят в плен, обездвижат или что-то ещё) для коллег не станет очень уж сложно отследить маршрут исчезнувшего лейтенанта, а при перемотке записи наверняка будет заметен и преследователь.

– Господа и дамы, – хмыкнула Даша, – чтобы не быть незаметным винтиком в имперской машине, нарушайте правила как можно чаще.

Поток снова дёрнулся, и девушка повела аэрокар максимально близко к месту происшествия. Из смятого такси на мир смотрело бледное детское лицо с расширившимися от ужаса глазами. Да где же, в конце концов, полицейские и медики? Почему так долго?! Стекло переднего пассажирского сиденья было заляпано кровью и, судя по неясным очертаниям, вопросом остался ли жив пассажир, задаваться не приходилось.

А ещё не приходилось сомневаться: непосредственный виновник аварии удрал с места преступления. И, судя по положению остальных каров, удрал вверх.

Даше захотелось выпить.

На Большом-то! Проспекте, который просматривается, словно снифтер, со всех сторон. Вверх. Ну точно князь какой-то, мать его да оборотню на прокорм. Даже монстрюк, не то что человек, наверняка бы не решился на такое. Не где-то на задворках, или на пустынных улочках Городового острова, а – на Большом!

Может уйти от преследования прямо сейчас? В таком машинопотоке – несложно. Снизиться, передать управление автоматике, самой выскочить. Тут вот метрополитен недалеко. Установить тайге курс до Зимнего и обратно, к участку? И пусть потом преследователи гадают, что старший лейтенант забыла в царской резиденции.

Но – нет. Надо посмотреть, кто её хвост.

Даша свернула по Первой линии на набережную Невы, уверенно погнала аэрокар на Биржевой мост. Ростральные колонны горели магическим серебристым сиянием.

Оборотни не любили Городовой остров. Слишком хаотично застроен, слишком узкие улицы, слишком модерново, а всё, что любили Романовы, Рюриковичам было поперёк горла. После Второй мировой возник даже проект снести всё это к хренам и раскатать что-то вроде Елагина: сплошной парк, только в больших масштабах. Архитекторы новой эпохи с горящими глазами предлагали один план лучше другого: объединить Городовой, Аптекарский, Елагин и Каменный воздушными мостами. Прорыть водный лабиринт, как в Гатчине. Устроить второй Петергоф, превосходящий первый количеством фонтанов. Разбить лавру, настоящую, не как петровская пародия в честь Александра Невского, а из множества монастырей. Русский Афон. Но вот как раз это предложение встретило неожиданно яростный отпор. Всё дело в том, что оно поступило сразу после указа о возрождении «древле-русской веры» и уравнивании её в правах с православием. И сторонники последней предложили отдать землю им, для исторического баланса. Рисовали языческие рощи, капища, деревянные храмы, слизанные то ли с храмов Эллады, то ли с руин кельтских алтарей. Говорят, потасовки за Городовой между «древлими» и «романовскими» шли едва ли не лет пять или шесть, целые крестные ходы выступали против коловратных ходов, стенка на стенку…