Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Киверская руда изКиверии, — уточнил на всякий случай магистр. — Ты же учил географию?

— Да, мой всезнающий друг, а ещё учил политику и основы транспортного сообщения между королевствами континента, в которых явно понимаю побольше твоего, — не меняя улыбки, ответил принц. — Киверия у нас где? На западе от Дендриариса. Поставки этой руды у нас проходят как?

— Через Дендрием, с его налогами и пошлинами, я понял, — отмахнулся Захария. — А процент они берут немаленький. Мне Каглспар несколько лет назад из-за этой поездки весь мозг чайной ложечкой выел, хотя его даже не я туда посылал.

— Всё верно. Но, как мы все прекрасно понимаем, металлы и камни — далеко не единственное, чего жаждет папаша.

— Месть, — колдун кивнул и почему-то усмехнулся.

Смешок спровоцировал стадо мурашек пробежаться по загривку Макса.

— Сам знаешь, старый хрыч, пока совсем не сляжет, не успокоится: хочет расквитаться с Его Величеством Жерданом Третьим и его потомками, цитата, «за непередаваемое унижение, повлекшее за собой тысячи невинных смертей моих подданных». Про подданных, разумеется, враки — а вот про унижение…

— Какой злопамятный, — усмехнулся магистр и сам не заметил, как велел взлетевшему с крючка котлу подлить гостю ещё супа.

И тут Айгольд сказал то, чего явно говорить не стоило.

— В этом вы похожи.

Непринуждённая беседа в миг перетекла в совершенно скверное русло: кажется, королевич задел собеседника за живое. Захария побледнел и сжал кулаки, хотя выражение лица сохранил спокойное и даже придал ему равнодушия для пущей убедительности. Вот только всполохи тёмного дымка на шее замаскировать не удалось. Отчётливо скрипнув зубами в образовавшейся тишине, он медленно опустил взгляд в стол и с тихим шипением выдохнул переполнявший его грудь воздух из лёгких.

— Моя ситуация, насколько тебе известно, несколько… иного толка, — медленно поправил колдун. По лицу и рукам Макса пробежал прохладный воздух, сдвинутый источаемыми чародеем эманациями. — Хэдгольд — паскуда. Знаю, что он твой отец и мне не стоит отзываться о нём в твоём присутствии подобным образом, но… ты понимаешь. В каждом из миров существуют непростительные поступки.

— Да мне всё равно, — прорычал Айгольд с жаром, вообще не соответствующим настроению человека, которому «всё равно». — Я ненавижу его не меньше тебя.

Они напряжённо переглянулись и замолчали. Максим, борясь с возникшим вдруг беспокойством, заёрзал на стуле.

— Считаю своим долгом напомнить, Ария, — гораздо мягче добавил принц, поразмыслив. — Я не одобряю и никогда не одобрял его решений. Особенно тех, что касались тебя.

— Знаю.

— Бесчеловечные поступки — его отличительная черта, с этим ничего не поделать. Остаётся просто подождать его смерти и… учитывая, что она наступит уже совсем скоро, выпить за скорую кончину главного ублюдка последнего тысячелетия. Что ты на это скажешь?

— Принято. Для этого разговора нужно меньше супа и больше медовухи.

Чародей быстро и нервно убрал из-под носа Айгольда недоеденный ужин (последний совсем немного не успел вцепиться в миску руками, чтобы не отдавать, и очень обиженно поглядел товарищу вслед), лишил остатков похлёбки и своего подмастерья, свалил посуду грудой на кухонной столешнице и широким шагом удалился в недра торгового зала. Он однозначно злился и поэтому двигался стремительно и резко, вернулся магическим образом всего через несколько секунд и грохнул ящиком с бутылками о стол — так, как если бы вообразил, что разбивает этим самым ящиком голову ныне правящему королю. Одним рывком маг сорвал приколоченную крышку вместе с гвоздями и как мог спокойно уложил на пол в углу.

Что я там про силу-то его думал?..

— Прямо из горла будем пить? — нарочито весело поинтересовался принц.

Захария оставил вопрос без ответа: вместо того, чтобы тратить время на слова, он вытащил одну из бутылок мутного стекла с напитком облепихового цвета, сорвал восковую пробку и на одном дыхании влил в себя почти половину.

— Мне нравится твой боевой настрой, — Айгольд последовал его примеру, но осилить смог не больше четверти. — Напьёмся!

Разворачивающаяся картина всё больше напоминала Максиму его прошлое — в частности, брата и компанию, упивавшихся до беспамятства. Ярославские богатыри точно так же опрокидывали полторашки с пивом вверх дном, словно пираты, глядевшие в подзорную трубу на звёздное небо. Только на Земле старшие товарищи не предлагали ему присоединиться.

— Максимус, изволь стать частью нашего празднования, — подмигнул ему королевич. — Тем более, что причины для веселья есть.

Протянутая принцем медовуха, как и большинство местных алкогольных напитков, оказалась густой и оставляла жирный маслянистый след на стенках стеклянной тары. Макс покосился на чародея: они пересеклись взглядами, и колдун разрешающе кивнул, только после этого парень решился принять угощение от местного представителя власти. Кое-как отковыряв ногтями крышку (офигеть, как ловко это у них получилось — она ж намертво вогнана!) и понюхав зелье счастья, он осторожно коснулся губами жидкости облепихового цвета и… мог поклясться, что никогда ещё не пробовал алкоголя вкуснее. Сравниться могло, пожалуй, только вино Захарии. Ну, то, с ягодами.

— Мальчишке нравится, — довольно констатировал Айгольд. — Что же… Выпьем за то, что едино для всех людей во всех мирах — за Смерть! За единственную неотвратимую вещь, за единый справедливый суд для каждого из нас!

В кухне зазвенели бьющиеся друг о друга горлышки. Принц и магистр сделали несколько больших глотков и опустили донышки, но на стол их не поставили. Королевский сын тут же заговорил вновь:

— Вторым словом будет скорая Смерть, беспощадная, надёжная и крайне болезненная! Выпьем за то, чтобы к папаше пришла именно такая погибель!

— Аминь, — фыркнул Захария.

Вновь, пока Максим старательно пытался замаскировать испуг, принц и магистр ударили бутылками — и в этот раз пили гораздо усерднее, будто от количества проглоченного на одном дыхании спиртного зависела скорость, с которой испустит дух Хэдгольд. Если они и верили в это, то оба единодушно стремились приблизить разрушительное воздействие лейкоза: даже королевич, не шибко-то крепкий на подобных мероприятиях, одолел половину медовухи по такому случаю. Молодой Путник из уважения к присутствующим сделал несколько глотков — и, пока вытирал тыльной стороной ладони губы, размышлял.

Сначала о том, почему может родной сын пить за упокой ещё не умершего отца. Потом о том, почему может наставник презирать собственного короля. А затем и о том, что и сам король, очевидно, должен был конкретно насолить этим двоим, чтобы даже спокойный Захария ненавидел его всем сердцем.

Что-то произошло, — думал Макс, ставя бутылку на стол и уже чувствуя, как спиртное стремительно всасывается в кровь через слизистую рта. — Что-то такое, что настроило на короля двух влиятельных людей. Борьба за власть? Может, это и стало причиной для Айгольда — он, кажется, любит всеобщее внимание. Но Захария? Вряд ли. Не сидел бы он здесь, в своей лавке, и не лечил бы людей по мере необходимости, если бы всё дело было в общественном влиянии. Деньги? Захария… довольно бережливый и не чурается торга, но что-то мне подсказывает, что его не обделили бы средствами. Тогда что?

— Простите, Мастер, — аккуратно позвал он. — Вы не боитесь, что кто-нибудь услышит, как вы пьёте за гибель короля?

— На доме Оглушающий щит, — ровно ответил колдун, садясь за стол и параллельно извлекая трубку из нагрудного кармана домашней накидки. — К тому же, Хэдгольд прекрасно осведомлён, как мы с Айлом к нему относимся. Наша нелюбовь совершенно взаимна.

— И вам не страшно жить в столице, когда…

— Мне некого бояться в замке, Максимус, — магистр пожал плечами и пригубил медовухи. — Единственный человек, способный хоть как-то мне навредить, в жизни не придёт сюда с мечом. У нас с Коулом слишком длинная совместная история, чтобы идти друг против друга. Правители имеют свойство сменять один другого, а друзья — это надолго.