Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Чем ближе он подходил, тем сильнее колдун морщился, отворачивая лицо. Максим видел напряжение, с которым сорвавшийся маг пытался теперь вернуть контроль над погодными условиями в доме, как острая стеклянная пыль и дубовые занозы по неправильным дугам огибали вошедшего в смерч Айгольда, чтобы ему не навредить. Самоуверенность королевича, граничащая с безумством, вызывали у единственного из них троих здравомыслящего человека закономерный страх.

— Ты даже не стараешься. Ничего не добавил про «мерзкую содомию», ничего не сказал о позоре для собственного отца. Знаешь, я этого уже столько наслушался, что вот на столько, — королевич оставил крохотный зазор между большим и указательным пальцами и продемонстрировал эту прореху чародею, — Не оскорблён. Верни себе власть на этим чудищем, Ария. Не позволяй ему ломать и дальше.

Макс так переживал за сохранность принца, что до крови прикусил щёку. Впрочем, произнесённые им слова, к счастью, подействовали как надо. Маг, капитулировав, закрыл глаза, мягко опустился на пол, согнувшись почти пополам, сел, обхватив себя руками, и поджал к груди колени, напоминая ребёнка — вот только не нашкодившего, а одинокого, покинутого и испуганного. Это однозначно была уже проверенная поза, используемая далеко не впервые — пытался ли вышедший из-под контроля чародей таким образом успокоиться, или подобное положение перекрывало магические каналы в теле — Максим не знал. Но всё, что кружилось в вихре мгновение назад, замедлилось, затем застыло в воздухе и через несколько секунд с грохотом попадало на пол. Тьма рассеялась. Большая её часть впиталась обратно в тело наставника.

Всё стихло так же резко, как началось.

Принц медленно сел рядом, чуть боком, и устало запрокинул голову к стене, рассматривая потолок опустошённым взглядом. Можно было только догадываться, насколько прозвучавшее недавно психологическое расчленение со стороны Захарии глубоко его ранило.

— Знаешь, чтобы нас рассорить, тебе понадобится что-то посерьёзнее оскорблений, — печально улыбнулся монарх. — Даже не старался ведь.

— Не хочу, — уткнувшись лицом в колени, хрипнул колдун: изо рта капнула не то чёрная кровь, не то эссенция Хаоса. — Не хочу больше… не хочу… Ну нахрена так делать, Айгольд?.. Зачем ты опять полез?..

— Угомонись. Никому ты не навредишь, — принц мягко коснулся чужого плеча и поморщился, пусть и сохранив улыбку: очевидно, его пальцы укололо ещё пульсирующей вокруг чародея магией. — Точно не мне. Сильнее, чем уже, ты меня ранить не сможешь, прости.

— Прости меня… Это ужасно, прости меня…

— А что до смерти, — ровно продолжал королевич, улыбаясь всё так же грустно. — То и чёрт с ней. Умереть от твоей руки гораздо лучше, чем от рук восставших крестьян, вражеских шпиков или предателей короны. Так что, коль решишь убить, не стесняйся. Я не против. С какой-то стороны… буду даже признателен.

— Так не должно быть… Я не должен так делать… Это плохой поступок, я плохой человек, почему ты здесь?..

— Ублюдок здорово тебя потрепал, — Айгольд почесал чародея по загривку словно гигантского кота, взъерошив колючие волосы. — И иногда я забываю, насколько серьёзно и глубоко. Когда сукин сын сдохнет, королём стану я — и тогда всё изменится, даю слово.

— Людей… Ты не сможешь изменить людей.

— Твоя правда. Я и не буду пытаться. Ты сделаешь это сам, когда перестанешь жить в опале: при мне никто не посмеет гнать тебя прочь. Если захочешь — запрещу оскорблять магистра Хаоса на законодательном уровне. Хочешь? Я могу.

Не поднимая головы, Захария мелко затрясся. Сложно было понять, смеётся он или плачет.

— Ты кретин, — наконец, фыркнул он и показал лицо; всё-таки смеялся. — Законченный кретин.

— Так ведь кто мой учитель.

Королевич глянул в ту сторону, где должен был находиться молодой Путник, но не увидел его, и вынужден был признать, что парень спрятался неплохо. Кивком головы наобум он разрешил Максу покинуть укрытие.

— Теперь всё в порядке.

Максим явно не торопился, но и медлить не стал. Чтобы не показать, что боится, он осторожно выполз из-за стеллажа с доспехами и без резких движений поднялся на ноги. Хотя он боялся. Сильно. Оглядевшись, молодой Путник едва не присвистнул: разрушено было столько, что теперь совестно станет брать у наставника деньги за домашние работы — сколько же сбережений уйдёт на восстановление порядка?

Как я только могу об этом думать сейчас?

— Простите… — на грани слышимого шепнул Захария. — Вы оба. Мне так жаль, что я… что вот так вот всё обернулось.

— Ты свой дом можешь хоть до основания разворотить. К тому же, все живы-здоровы, так что волноваться не о…

— Есть о чём волноваться. Я мог случайно убить вас.

Его взгляд был пустым, лицо окаменело, превратилось в маску. Максим уже видел такое однажды: такой же маской, чужеродной, неестественной ему казалось лицо брата, лежавшего в гробу. Обескровленная кожа, смягчившиеся черты лица… Восковая кукла в чудовищном представлении безжизненного театра вскрывшихся грехов.

— Но мы-то тоже не лаптем деланые, — усмехнулся принц. — Выдыхай, мой тревожный друг. Подмастерье спасён, наследник трона невредим и даже в прекрасном состоянии, а магистр Хаоса просто немного покуражился и теперь ему легче.

— Избавь меня от этой наигранной доброты, Айгольд, чёрт побери, и хватит притворяться, что всё в порядке. Ты мой единственный друг, а я — свинья.

Айгольд, нахмурившись, помолчал. А потом сделал то, чего от него не ожидал, пожалуй, никто: приподнял кончик своего носа пальцем, а затем громко и задорно хрюкнул. Колдун уставился на принца, широко распахнув глаза, кровь в его сосудах различимо посветлела.

— Видишь? — хохотнул он в ответ на изумлённый взгляд магистра. — Мы оба свиньи.

— Мне стоит попросить прощения.

Максим уже не удивлялся, пока наблюдал, как Захария за считанные секунды полностью восстановил сломанное и разложил по полочкам разбитое и рассыпанное. Пускай тревога фонила теперь почти непрекращающаяся, не восхититься возможностями, которые дарует освоение магии, было бы преступлением: на Земле навык прибраться в комнате, погладив воздух несколько раз определённым образом — мечта многих, если не всех. Двигался колдун вяло, действовал автоматически и молча — поэтому, когда произнёс то, что произнёс, Макс нехотя, но всё-таки подошёл ближе и сел за обеденный стол. Ни следа разрушения: вновь целёхонький дуб, вновь идеальный порядок на полках и в ящиках, только пустота на месте сгнивших продуктов напоминала о случившемся погроме. Остановив порыв взяться за медовуху, юноша решил пока не торопиться с алкоголем: вспышка ярости наставника у них обоих почти полностью выпарила спирт из крови, чародей вновь казался спокойным и уравновешенным. К сожалению, память о том, как страшно было скрываться за полками и как лихорадочно мозг вспоминал молитвы, так быстро не исчезнет.

Его только по касательной зацепила тёмная сторона колдуна — никто не погиб и не пострадал у Макса на глазах, — но теперь он лучше понимал причины, отчего его «Мастера» так не любят. Мало кому понравится находиться рядом с человеком, способным в порыве гнева столько натворить.

— Я повёл себя неразумно и недостойно, — продолжал колдун, убирая остатки специй обратно в горшки. На собеседника он не смотрел. — Помимо прочего, подверг твою жизнь опасности. С тезисом, что рядом со мной ты будешь в безопасности на поле боя, этот инцидент не вяжется…

— Хэдгольд отобрал ваши крылья? — понимая, что теперь, в случае чего, некому будет спасать его от гнева магистра, спросил Макс.

Захария вздрогнул, после чего сначала молча удалился за угол, делая вид, что не закончил какие-то ремонтные работы в дальней части торгового зала, хотя его и не потрепало почти. Затем вернулся, поставил последние банки в шкафчики и, не оборачиваясь, вздохнул.

— Не совсем. Но сейчас мы это обсуждать не станем.