Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Очевидно, до софы добраться сил не хватило, — смиряясь внутренне с тем, что данная королевская особа будет довольно часто присутствовать и в его жизни тоже, с каким-то лёгким умилением отметил Макс.

Ожидая, что эта картина не оставит гостей равнодушным, парень краем глаза взглянул студентам в лица — и действительно, Агнеотис и его вечный компаньон, открыв рты и даже не заметив этого, довольно продолжительное время в упор рассматривали мирно посапывающего златокудрого человека, накрывшегося своей дорожной мантией, и в особенности его румяное, слегка опухшее лицо, подпёртое кулаком. Айгольд буквально источал спокойствие — расслабленный, умиротворённый, он, безусловно, чувствовал себя здесь в полнейшей безопасности — можно было легко заразиться сонливостью, просто за ним наблюдая.

Кцол, и это Макс отметил сразу же, при виде принца мелко задрожал, вот только эта дрожь едва ли могла расцениваться как дрожь восторга или хотя бы уважения — черноволосый и худосочный юноша дрожал от страха. И это шокирующее открытие, которое молодой Путник сделал случайно, признаться, выбило его из намеченной колеи поведения: кто в здравом уме испугается этого… пускай и прилично подращённого, но всё-таки ангелочка — с по-детски пухлыми щеками и губами, с наивным и даже слегка туповатым выражением лица, с этой ниткой слюны, стекающей из уголка рта на рукав?

Какие именно мысли и подозрения родились в голове студента в тот момент, оставалось только догадываться, но, какими бы они ни были, Давид этих настроений не разделял: у него перехватило дыхание, и нельзя было сказать точно, от неожиданности ли или от благоговейного трепета перед будущим королём. Встретить юного монарха в непосредственной близости, да ещё в доме магистра Хаоса, гость оказался не готов — растерявшись, смутившись и потупив взгляд, студент, не долго думая, вновь опустился на колено.

— Зря стараетесь, господин Давид, — улыбнулся колдун. — Его Высочество изволили выпить лишнего накануне вечером и теперь крепко спят.

— Я… я понимаю, господин магистр, но… — юноша боязливо заглянул собеседнику в глаза. — Это же принц Айгольд… верно?

— Верно, — подтвердил чародей и подошёл к королевичу своей бесшумной поступью, должного трепета не демонстрируя. — И, как видите, он не пылает бодростью и весельем с утра пораньше, как обязывает его должность. Окажите честь: составьте нам компанию за завтраком вместе со своим… компаньоном. В присутствии своих подданных, я уверен, Его Высочество быстрее придёт в себя.

Захария вдруг хлопнул в ладоши над самым ухом задремавшего подопечного, и хлопок вышел настолько громким и звонким, что королевич подскочил как ужаленный и от неожиданности, плохо контролируя затёкшее тело не протрезвевшим ещё мозгом, почти скатился со стула.

Действительно комичный персонаж.

Подслеповато осмотревшись, убедившись, что поблизости нет разъярённых крестьян с вилами или беспощадных агентов отца, а есть только счастливый от своей идиотской детской выходки колдун и двое не знакомых ещё пока юнцов с разной степенью удивления на лицах, наследник престола с такой обидой и злостью глянул на него, что маг не выдержал и рассмеялся.

Поразительно всё-таки, — против воли подумал Макс. — Как по-детски чисто хохочет такой… неоднозначный человек.

Айгольд шутки не оценил.

— Совсем из ума выжил?

— А по-моему вышло забавно, — схватившись за бок в приступе хохота окровавленной ладонью, ответил Захария.

И принц проявил чудеса внимательности для того состояния, в котором по-прежнему находился: заметил кровь, хотя торговый зал был погружён в привычный полумрак, и как по команде оживился.

— Порезался, что ли?

Он попытался было рассмотреть руки товарища повнимательнее, но Захария благоразумно остановил спонтанный порыв несвоевременной заботы о ближнем.

— Всё в порядке, — положив грязную пятерню на золотые волосы и с лёгким, незаметным глазу постороннего человека нажимом вернув порывавшегося было подняться на ноги Айгольда обратно на стул, заверил Захария. — Как вы сами можете видеть, господин Давид, Его Высочеству возвращаться в таком виде в королевский замок… недопустимо. Присоединитесь к нашей утренней трапезе, ваше присутствие окажет на него самое благое влияние. К тому же, это будет… своеобразной формой искупления. Сторона, с которой показал себя мой конь… не менее недопустима, чем состояние Его Высочества на данный момент.

— Что действительно может оказать сейчас на меня «самое благое влияние», так это твоё персиковое вино, — лениво ворочая языком и моргая куда медленнее обычного, заметил будущий правитель.

— Пьяница, — колдун усмехнулся. — Никакого вина, хватит с тебя.

— Хотя бы один бока-а-ал…

— Нет.

— Хотя бы половину, Ария, видишь же, что мне плохо…

— Айгольд, прошу тебя, — с усилием выдавил из себя слово вежливости чародей, хмурясь далеко не вежливо.

Принц проворчал себе что-то невнятное под нос и неуверенно поднялся из-за стола — дорожная мантия неопределённого цвета с шелестом соскользнула с его широких плеч и упала на пол. Ясно как день: попыток выклянчить у хозяина дома порцию спиртного он так просто не оставит.

— Моё утро и без твоих капризов началось с неподобающего поведения.

Магистр осторожно взял вялого, страдающего похмельем наследника престола за локоть и, стараясь не тянуть излишне сильно, повёл неспешно в обеденное пространство. Макс, не получивший никаких противоречащих этому поручений, догнал неторжественную процессию и теперь на всякий случай страховал с другой стороны. Студенты, оробевшие и вконец потерянные, неуверенно двинулись следом, данное шествие замыкая.

— А что, — упав на стул, приободрился немного Айгольд, — Максимус что-нибудь натворил?

— Нет. Дрозд.

— Не люблю его, — искренне признался принц, скривившись: мимику он всё ещё контролировал паршиво. — Жуткая тварь. Что он учудил?

— Весьма… эмоционально отреагировал на присутствие в конюшне третьих лиц, — чародей кивком головы указал на робко переминающихся с ноги на ногу неподалёку от стола школяров. — Рассаживайтесь, господа.

— Вполне в духе Дрозда. Знаешь, Ария, я всё ещё теряюсь в догадках, как поступить после восхождения на трон: думаю, его присутствие в Эпиркерке мне скорее не нравится.

— Мне наше с Дроздом присутствие в Эпиркерке тоже не нравится, — довольно резко ответил Захария (за словом в карман он вообще не лезет), выстрелив в королевича весьма однозначным взглядом. — Так что, как говорится, только прикажи: мы с удовольствием отсюда уберёмся.

Айгольд, не намереваясь ни спорить, ни ссориться, поднял руки в капитулирующем жесте и притих. Колдун расставил перед сотрапезниками тарелки и уже знакомым Максиму образом наполнил их из котла какой-то крупой, отдалённо напоминающей по внешнему виду что-то среднее между горохом и манкой. Овощная смесь — нечто вроде стручковой фасоли, спаржи и брокколи (только бледные и слегка непривычной формы) — была предварительно замешана с мясом и этой крупой ещё в процессе готовки, так что блюдо вышло с естественным, довольно лёгким и постным, но хорошо сочетающимся соусом. Последними на стол легли ложки.

— Приятного аппетита, — формальным тоном пожелал чародей.

Максим чувствовал, с каким изумлением за разворачивающимся завтраком наблюдает Давид, и не мог его не понять. Сам, когда впервые увидел, глазам не поверил. Но ко всем ощущениям, бушевавшим в душе рыжеволосого гостя, примешивался ещё и страх. Пусть и не сильный — так, скорее лёгкое волнение, — но всё же прослеживалось это отчётливо. Даже прислушиваться не было смысла.

Королевская семья. Для местных это словосочетание значило гораздо больше, чем простой титул и соответствующие ему привилегии, жители Цельды относились к правителям куда серьёзнее, нежели к какому-нибудь «президенту» или «канцлеру» — короли больше ассоциировались с «божественным продолжением, соблаговолившем поселиться среди смертных и нести им мир, порядок и закон»… Ну, или приблизительно так. Даже невзирая на подмоченную репутацию, Айгольд по-прежнему являлся прямым и единственным наследником престола, будущим единовластным правителем целого государства, кровью от крови монархов-предшественников. С ним обращались, как с потомком богов, создавших этот мир и всё в нём существующее, и то, как Захария фактически вытер о волосы принца окровавленные руки, как неприкрыто называл его «пьяницей», пускай и ласково, закономерно воспринималось преданным своему Отечеству гражданином почти как открытый протест воле и решениям пантеона Творцов. Человек, бесстрашный настолько, чтобы в подобном ключе говорить с наследником трона, должен быть либо невероятно силён, либо столь же невероятно слабоумен. И, судя по выражению лица Агнеотиса, он уже не мог с уверенностью заявить, к какому из вариантов приблизился чародей.