Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Захария опустил взгляд в стол, выпустил ложку в свободное плавание по волнам крупы, откинулся на спинку стула и пробурчал что-то, очень похожее на «ёбаный рот» — хотя в последнем предположении Максим искренне сомневался, поскольку даже допущение, что колдун может себе позволить настолько нецензурную брань в чьём-то присутствии, учитывая его любовь к «чистой» лексике, казалось диким. Судя по недовольному и даже злобному лицу, о подобном исходе событий маг даже не предполагал, пока мучаемый похмельем собеседник не удосужился взглянуть на ситуацию со своего собственного, монаршего ракурса.

— Старею, — невесело подытожил чернокнижник. — Не предусмотрел я подобный расклад.

— Невозможно просчитать всё. Я и сам-то до этого додумался только когда Максимус о заданиях заговорил. Не хочу своим предложением как-либо оскорбить честь господина Давида или его рода, Ария… — будущий монарх тут же ощутил на себе пристальный взгляд упомянутого юноши, — …но подумать бы тебе ещё немного, стоит ли игра свеч. Пока время есть.

Чародею не было нужды проверять реакцию Агнеотиса на подобное заявление: он прекрасно знал, на что наткнётся, если поднимет глаза. Равно как знал и то, что не должен был позволять Айгольду заводить этот разговор в его присутствии в принципе — а теперь уже некуда увиливать и бессмысленно закрывать тему.

Вот только сказать как назло ему тоже оказалось фактически нечего. Знали ли присутствующие, что Захария всеми фибрами души презирал и ненавидел работу, к которой все вокруг его волей-неволей принуждали? Разумеется, и озвучивать это незачем. Догадывались ли, что он хочет спихнуть расследование на Круг и удалиться под шумок вдоль стенки в разгар их дебатов? Ну, только глухой бы не догадался. Но кому тогда этим заниматься на пороге войны, когда и до куда более серьёзных проблем руки не доходят? Конечно, маг может откреститься от этой проблемы на Совете, а Давиду сказать, что «сделал всё возможное»… Но оба они будут знать, что это ложь, что не сделал — поскольку в королевстве назревает беда куда более масштабная, чем скоропостижная кончина мадам Ровен от рук неизвестного недоброжелателя, поскольку только у Захарии и ещё двух-трёх магистров есть возможность заниматься такими мелочами, а он бессовестным образом, будучи осведомлённым обо всех грядущих неприятностях, скинул дело на первого подвернувшегося бедолагу и скрылся, поджав хвост.

— Будем отталкиваться от того, что именно я сегодня услышу во дворце, — заключил наконец колдун. — Вас, господин Давид, я поставлю в известность о дальнейшем плане действий при первой возможности, а до тех пор инструкции прежние: защитный амулет не снимать, с городской стражей быть постоянно в связи и при любых всерьёз подозрительных событиях тут же сообщать мне. И жду ваших родителей сегодня к шести пополудни.

— Конечно, господин магистр, — напряжённо, но послушно кивнул Агнеотис.

— Ешьте, — чародей кивнул на почти нетронутые порции, и студенты, спохватившись, вернулись к трапезе… не слишком-то, впрочем, охотно. — А мы, Максимус, пока обсудим работу.

Макс в противовес гостям отложил ложку. Его миска успела почти полностью опустеть.

— В моё отсутствие должно прийти человек пять-шесть. Оценка приблизительная, — добавил колдун, помолчав. — Но работа не сложная, так что, отвечая на твой вопрос — да, полагаю, ты справишься. В перерывах между посетителями учи азракт — можешь разместиться за круглым столом. Никаких особенных заказов в моём расписании сегодня нет, волноваться не о чем. Если будут спрашивать, кто ты такой, что ответишь?

— Что я ваш подмастерье.

— Правильно. И потом добавляй что-то вроде: «До обеда Мастера не будет, я здесь вместо него». Порядок слов можно менять, главное суть донеси. Клиенты будут либо продавать, либо покупать, либо просить выполнить работу на заказ. С последней категорией всё просто: подробно записываешь требования и пожелания, принимаешь их чертежи, если таковые имеются, и в конце произносишь: «Как только Мастер вернётся, он даст вам знать о своём решении».

— Как только Мастер вернётся, он даст вам знать о своём решении, — как попугай отчеканил парень.

— Для записей возьмёшь одну из своих тетрадей — полагаю, ты достаточно практиковался в использовании пера. Бухгалтерскую книгу трогать не смей, руки выдерну… С другими двумя категориями сложнее: ничего без моего ведома не продавай и не покупай, как бы ни просили. Если станут угрожать или надоедать — предупреди, что я им в случае чего голову снесу или вроде того, — будничным тоном добавил чародей и пожал плечами. — Придумай что-нибудь пострашнее.

Путники переглянулись, и Давид обнаружил, что озорной блеск мелькнул в их глазах почти одинаковый.

— Однако принимать заказы ты должен, — Захария вновь стал серьёзным. — Из дома разрешаю выходить только в конюшню — это на случай, если заседание затянется до вечера и придёт время ужина. И… вот ещё что: придётся выделить время и поработать в саду. Осень в этом году выдалась жаркая, проверишь, не нужно ли где полить — и польёшь, если нужно. С территории особняка ни ногой: упокой боги твою душу, если узнаю, что ты где-то прохлаждался, пока в лавке ждали люди. Если захотят что-то приобрести или что-то продать и при этом прилично будут разговаривать, ты должен записать их пожелания и сказать, чтобы приходили завтра, и добавить… что?

— Как только Мастер вернётся, он даст вам знать о своём решении.

— Замечательно. Если вести себя будут недостойно — выставляй за дверь. Условия работы простые: справишься — прощу один твой косяк и сверху заплачу… скажем, десять медных. Не справишься — припишу два серьёзных нарушения. Математика простая. Понял?

— Понял, Мастер.

— Отлично. Вкусно?

Он так неожиданно обратился к Давиду, что бедняга почти подавился.

— Очень, спасибо, — студент прокашлялся, вновь выбитый из колеи: пока Путники обсуждали будничные свои обязанности, он неотрывно наблюдал за ними и никак не мог поверить в происходящее.

Смена настроений пугала и будоражила гостя. Буквально только что мрачным облаком нависал над столом неприятный разговор о покушении на маму и будущем королевства, упомянутом вскользь, и вот они уже преспокойно решают, как можно эффективно припугнуть зазнавшихся посетителей угрозой расправы, и выясняют, насколько вкусная у чародея получилась стряпня. Словно не существовало в мире никого и ничего, что могло бы по-настоящему зацепить этих людей за живое, что способно было бы глубоко прорасти корнями в их душу и мозг, посеять слишком много зёрен и рассеять слишком много пыльцы — сомнений, страхов, тревог или просто тяжёлых дум… Находиться в обществе магистра Хаоса раньше казалось Давиду чем-то жутковатым (хотя и почётным, безусловно), но вот подвернулась возможность посмотреть на него в обыденной обстановке, и трепет сменился… печалью. Печалью и негодованием.

— Вот и славно, — покивал чародей. — А тебе?

— Вкусно, — признал Айгольд; Макс и сам слышал, как у королевича за ушами трещало.

— Рад. Что ж, за сим вынуждены откланяться — а вам, господа студенты, пора на занятия, госпожа сессия не терпит прогулов. Идём, Айл, помогу принять ванну.

— Думаешь, я не в состоянии помыться сам? — хохотнул, выходя из-за стола, принц.

— Думаю, ты до сих пор не запомнил, как работают Земные краны. Когда гости уйдут, Максимус, прибери со стола.

Решительно странная парочка.

Будущий король попрощался с Давидом и Кцолом как того требовал местный этикет (они, конечно же, поклонились в ответ) и довольно бодро двинулся следом за чародеем к лестнице — по ступенькам, правда, поднимался грузно и неторопливо, как если бы по-прежнему был вынужден просчитывать каждый свой шаг. Когда старшие удалились и стих топот, Давид несколько мучительно долгих секунд сидел неподвижно, разглядывая красивую фарфоровую тарелочку, почти пустую. Мучительными эти секунды стали, разумеется, для Макса: Агнеотис пускай и не был причастен к спонтанной экзекуции на площади, но всё-таки имел непосредственное отношение как к магической академии, так и к её почётным студентам — причём, вполне прямое. Да и Кцол, сохранявший всё утро подозрительное молчание и до сих пор неподвижно восседавший за столом, признаться, ложки мёда в образовавшийся чан дёгтя не подкидывал: глядел на Максима с каким-то непонятным и странным выражением, явно крепко о чём-то задумавшись.