Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Ты за ним ухаживаешь, если я понял правильно, — уточнил студент, поправив натянутую на коленях ткань недешёвых брюк.

— Ну… И да, и нет. Я кормлю его и… его корм. Захария… как бы так помягче выразиться… аккуратно намекнул, что вырвет мне руки и вставит не в плечи, если я без разрешения проявлю инициативу в отношении Дрозда. А я дорожу всеми своими конечностями, знаешь ли.

Агнеотис сдержанно усмехнулся.

— По твоему мнению, он и вправду способен… вырвать тебе руки?

— По моему мнению? — настала очередь Макса переспрашивать. — Давай так. Я у него, конечно, всего четвёртый день живу и всё такое, но одно уяснил точно: если Захария говорит, что сделает — он, сука, сделает. Особенно если угроза касается неприкосновенности его территории: есть такая категория людей, которые ненавидят нарушение их личного пространства и готовы убить любого чужака вне зависимости от роста и комплекции, и Захария стопроцентно один из них. Такой… как бы так… росомаха.

— Росо-кто?

— Росомаха. Животное такое, на Земле обитает. Страшная тварь.

— Имеешь в виду, безобразная?

— Да нет… Знаешь, как выглядит барсук?

Давид смущённо покачал головой.

— Так, ладно, а енот?

— У нас подобных зверей не водится, Максимус.

— Ладно, проехали. Короче, росомаха — это что-то вроде большого кота. Коты, надеюсь, у вас бывают?.. Ну вот, как большой кот и маленький медведь в одном лице. Только морда вытянутая и нос как у собаки. И крупнее раз в пять. А ещё у них здоровенные мохнатые лапы и когти крючком.

— Пусть так, — тактично улыбнулся студент, — И к чему эта информация?

— К тому, что росомахи — жестокие, свирепые хищники, — пояснил Макс, ухватившись за интересную для самого себя тему и таким образом отвлекаясь от сомнительности своей компании. — Несмотря на довольно скромные размеры, они могут атаковать и прогонять от своей территории животных, которые крупнее и сильнее во много раз, они не боятся ни медведей, ни тигров… Я когда на Захарию смотрю, постоянно почему-то вспоминаю про росомаху. Не знаю, правда, зачем тебе всё это.

Странный какой-то у нас разговор выходит.

— Ты действительно крайне занимательный человек, Максимус.

Это сейчас комплимент был или оскорбление?

— И… — Давид замешкался, будучи не до конца уверенным в легитимности возникшего вопроса, но затем всё же решился и закончил: — Как ты оцениваешь службу на господина магистра? Если это не тайна, разумеется.

— «Всё пучком», как у нас на родине говорят, — снова пожал плечами Макс. Помолчав немного и покусав губы, он, правда, опустил голову и взялся за скрупулёзное изучение невесть откуда взявшейся дырки на мыске кроссовка. — В моём положении грех жаловаться, я понимаю, но… Хотя ладно, неважно. Забыли.

— Но?

Отступать школяр не намеревался. И пускай его попытки разузнать побольше были не столько раздражающими или опасными, сколько нелепыми и даже с какой-то точки зрения жалкими, удовлетворять не-очень-праздное-любопытство Путник не планировал. Ясно как день, к чему клонит этот аристократик — разведать обстановку, втереться в доверие, покрутиться немного ужом, чтобы притвориться своим, а потом выкинуть какую-нибудь гадость.

Если бы не приказ наставника… И не острый дефицит обычного человеческого общения.

Последний раз, когда разговор с ровесником Максим мог бы назвать приятным (или хотя бы не ужасным), он общался с Фрилеймой. Но это было четыре дня назад — четыре мучительно долгих дня, — и с тех пор столько всего успело произойти в на первый взгляд скучном и однообразном городе, что ему хотелось просто по-человечески с кем-нибудь поделиться. Раньше была Дашка, ещё раньше — Стёпа, но даже цивилизованный двадцать первый век родного города не нагружал парню мозги так, как нагружало это тёмное средневековье, и на Земле стремление «поговорить» оставалось полупрозрачным, ненавязчивым и быстро удовлетворялось перепиской в социальных сетях, ничего не значащими ссорами в комментариях или искусственно вызванным переживанием за судьбу придуманных героев какого-нибудь сериала. Окружённый бесконечным потоком информации, лившимся со всех билбордов и из каждого угла поисковика, Макс не успевал задумываться, насколько ему на самом деле не хватает живого общения с другими людьми — и когда обстоятельства бытия запустили медиа-голодовку, хватило жалкой недели, чтобы несчастный начал задыхаться.

К моменту, когда оба вынужденных собеседника оказались на лавочке возле входа в дом чародея, Максим дошёл до точки кипения: если бы не утренняя стычка и взаимная неприязнь, он уже трепался бы без умолку.

— Слушай, Агнеотис… — Путник вздохнул. Ему не очень приятно было признавать необходимость расставить все точки над «и», но интуиция подсказывала: сделать это следовало прямо сейчас, во избежание ещё более неудобных ситуаций в будущем. На случай, если он ошибся, а рыжий действительно признал неправоту и глубочайше раскаялся. — Или как там правильно произносится… Не то чтобы мне нечем было поделиться, но давай говорить прямо: мы с тобой не друзья и даже не желаем друг другу хорошего. Ты меня конкретно так вывел из себя утром, да и я тебе явно не нравлюсь. Так что вряд ли хорошей идеей будет изливать душу, не находишь?

Желание потрепаться — всего лишь сиюминутный порыв. Даже если это и успокоило бы нервную систему Максима на какое-то время, даже если бы и удовлетворило древний инстинкт быть частью сообщества, оно того просто-напросто не стоило. Уж лучше дождаться появления Лейм… или, может, даже попробовать найти её самому. Она — единственная, кто производил впечатление человека открытого и от которого вряд ли когда-нибудь огребёшь ножом промеж лопаток.

Студент не сразу подобрал верные слова для достойного ответа: в первый миг его захлестнула поднявшаяся было волна возмущения, и только громогласное напоминание о дворянской чести, прозвучавшее в голове голосом отца, заставило поуспокоиться. Чести — и выводов, которые он сделал за сегодняшний день. Очередному конфликту не принести плодов, не заставить пришельца смягчиться и не убедить довериться хоть немного — ничто из того, чего мог раньше добиться школяр подобными выпадами в чужой адрес, здесь попросту не работало. А показать характер, взбрыкнуть, чтоб не повадно было?.. Что же. Так он уже действовал — строптивый нрав произвёл на оппонента совсем не тот эффект, к которому Давид привык.

— Знаешь, Максимус, я же прекрасно понимаю, чем вызвана твоя враждебность, — придав интонации побольше спокойствия, с правдоподобным смирением отвёл взгляд студент. — Я осознаю, что это моя вина. Но я был искренен утром: я действительно прошу прощения за всё, что имел глупость наговорить.

Неужели?

— У меня было достаточно времени поразмыслить над всем, что происходило в последние дни. Твоё прибытие в Эпиркерк, мои неудачные попытки устроиться на службу к господину магистру… покушение… Ведь, говоря откровенно, господин магистр отклонял мою кандидатуру задолго до того, как принял в подмастерья тебя — на протяжении всего этого года, если быть точным.

— Ты… — Максим покосился на него с сомнением. — Ты год пытался его уломать?

Агнеотис ограничился печальным, но ровным «ага», пускай и лишь благодаря логике определил смысл последнего слова.

— Ох-х-х… Чё-ё-ёрт, теперь понятно, чего ты так на меня озлобился.

Заявление Путника не осталось незамеченным — Давид наблюдал внимательно и теперь отчётливо видел не обыкновенное и уже хорошо изученное притворство, сквозившее в словах сопереживания от его сокурсников в МАЭ и существовавшее с единственной целью — подлизаться мнимым сочувствием и поддержкой. Он видел честное и настоящее осознание — и даже глазам верить отказывался. Это поразило… пожалуй, даже слегка шокировало его. Оппонент, не только искренне принявший легитимность чужой ярости, но ещё и открыто это показавший? Прежде Агнеотису не доводилось с подобным сталкиваться.

— Меня бы на твоём месте тоже ещё как порвало.