Чёрная печать империи (СИ) - Разумовская Анастасия

– Стоять, – вдруг приказал князь.

Даша замерла не оборачиваясь. Её прямая спина буквально источала презрение.

– Последний вопрос: в каких отношениях вы находитесь с капитаном Баевым?

– В предосудительных, – громко отчеканила Даша, распахнула дверь и вышла в ночь.

Позволения на это ей никто не дал, но раз уж Дарья Романовна Трубецкая теперь гражданская, то, наверное, и не нуждается в разрешении идти?

Снаружи их ждал дракон. Так жандармы называли специальные аэрокары для транспортировки задержанных: сплошь покрытые тёмным зеркальным стеклом, армированным так, что их можно было бы использовать для безопасной перевозки самого императора. Более ласково и шутливо их ещё называли «ржаными багетами», на этот раз за внешний вид и форму. Действительно, такая вот огромная подгорелая булочка.

Даша полной грудью вдохнула холодный туман, словно рекой затопивший улицы города. От души мысленно выругала себя. Позор, Дашка, позор! Не офицер, а гимназистка в бантиках. Поддалась эмоциям, выплеснула злость, забыв включить голову. Чёрт. Она ведь сейчас Лёху подставила. Любовник государственного преступника! Зачем?! И не возьмёшь глупых слов обратно. Конечно, интимные отношения – это не преступление. Да и Лёшиной жене безразлично с кем спит её муж – их брак договорной и наполнен взаимной холодностью, но ведь идиоту понятно, что тень опалы непременно затронет Лёшку…

Дура! И лихорадка – не оправдание.

В самом дурном настроении Даша шагнула в аэрокар, опустилась в кресло, позволила сопровождающему прищёлкнуть себя ремнями. Откинула голову на спинку и закрыла глаза.

И ведь не позвонишь, не предупредишь.

Проклятые опричники! Государевы псы! А точнее сказать – шакалы. Чтоб вам подавиться!

– Кстати, госпожа Трубецкая, это ваше, – тот, кого князь называл Филаретом, пройдя внутрь следом за Дашей, осторожно вложил в её ладони сотовый.

Девушка вздрогнула, чуть не выронила телефон, но успела перехватить.

– И... и я могу позвонить? – уточнила недоверчиво.

– Обычно мобильники нужны именно для этого, – хохотнул смешливый опричник. – Но это как вам будет угодно. Можете развлечь себя играми. Ну или общественными сетями. Но будьте благоразумны: вешать статус «арестована» на личную страницу или «смерть царским кобелям!» будет не слишком рассудительно.

«Да ты ж само остроумие», – раздражённо подумала Даша, но вслух холодно поблагодарила. Филарет вышел, стеклянные двери за ним автоматически закрылись. Девушка осталась совершенно одна.

Внутри дракон был разделён на соты. Если сейчас приведут Веронику, то Даша даже не узнает об этом. Позвонить? Она включила экран, приложила палец. Вспыхнул зелёный огонёк. Зарядка ещё держит.

Можно послать пуш-уведомление, можно… Или очень-очень коротко позвонить Лёше и сообщить – безэмоционально, просто по факту – о задержании. Капитан точно сможет связать одно с другим и сделать выводы. А может даже обратиться за помощью к генерал-майору. Виданное ли дело, чтобы жандарма Особого арестовывали без санкции начальства отдела?

«У орла три крыла: жандармерия, полиция и опричнина. И крылья не могут мешать друг другу, иначе орёл рухнет», – учил их Даниил Семёнович, преподаватель по боевой подготовке. Правда, сравнение Даше не понравилось: с тремя крыльями любая птица и так упадёт. Впрочем, раз уж у орла две головы… почему б и трём крыльям не быть? И четырём ногам: армии, флоту, воздушному флоту и подводному. Это если ракетные войска отнести к хвосту…

Боже правый, о чём она сейчас думает?

Даша снова посмотрела на экран. Да, вполне естественно, если она позвонит и сообщит в отдел про свой арест. В конце концов, он не законен. Даже Сиятельный князь не имеет права распоряжаться в чужом подразделении…

Или нет?

По уставу-то нет. Но где устав, а где члены Фамилии?

И ещё: зачем ей отдали телефон? Откуда у опричников её мобильник – не столь важно. Важно, почему ей его отдали. С какой целью? «Чтобы ты позвонила, очевидно», – сухо резюмировал мозг. Даша закрыла глаза.

Обломитесь, падлы.

Она засунула телефон в карман и задумалась. Князь обвинил её в государственной измене, а это подразумевает допустимость пыток при допросе. Девушка подтянула ноги, упёрлась ступнями в сиденье, положила подбородок на колени и обняла лодыжки руками. Жаль, опричники взяли её не на спецзадании: ампула с ядом в зубах стала бы прекрасным выходом из неприятного положения. Но ампулы не было, был озноб, был жар, и было ощущение полного бессилия с одной лишь мыслью: надо всё выдержать и при этом не сдать своих. И как-то откреститься от собственных слов про Лёшку…

ПРИМЕЧАНИЯ

Дебрецен – город в восточной Венгрии, битва за Дебрецен это из альтернативной истории

С Васильевского на Боровую – Боровая находится значительно южнее Васильевского острова, Петроградская сторона же на востоке от него

Глава VII

Когда Даша вошла в одиночную камеру, то у неё возникло странное ощущение, будто она на работе: камера была точь-в-точь такая же, как те, в которых размещались арестанты жандармерии. Полтора метра в ширину, два с половиной – в длину и столько же в высоту. Сразу понятно, что она не рассчитана на оборотней. Складная шконка, которую можно поднять к стене, прямо так, с тощим матрасом, ещё более тонким одеялом и постельным бельём, на котором отчётливо виден тюремный штамп. Такой же стол. Стула не было – роскошь. Хочешь сидеть – садись на «кровать». Не хочешь – кто бы уговаривал. Окон нет. Стены выкрашены серой краской, потолок побелён. В потолке – светодиодный плафон, не яркий, но достаточный для того, чтобы его ненавидеть ночью, и чтобы охрана видела, что делает узник.

Даша разложила лежанку, села, стянула китель через голову и принялась разматывать бинты. Надо было как можно лучше выспаться перед завтрашним допросом, хоть как-то восстановить силы, но с безумно зудящей кожей и начинающей затекать грудью это было бы вряд ли возможно. К её удивлению, на нижних слоях бинтов крови почти не оказалось. А Даша уже была готова отдирать их, пересиливая боль. Когда, подняв руку горизонтально, она оглядела левое плечо первым, то сначала даже не поверила глазам. Шрам. Плоть сшита хирургическим шовным материалом и… не так, как обычно шьют врачи – более резко и грубо, уж Даша-то в этом разбиралась. Но важнее было даже не это: рана целиком затянулась, и шов образовал розовый рубец.

Так не бывает!

Девушка снова включила телефон. Да нет, только-только наступило «завтра», следующий день после ночи в Аксельбантах. Но не могут такие раны зажить за шестнадцать часов! Или время на телефоне перевели? Так ведь невозможно, оно загружается из сети автоматически. Даша нажала на картинку с бубном «ведуньи».

– Точное время по Петербургу, – велела устало.

Но «ведунья» не загрузилась. Понятно: работают глушилки. Девушка размотала вторую руку, растёрла груди, крепко, жёстко, чтобы покраснели, чтобы восстановился кровоток. А затем снова натянула китель. Это было ужасно неприятно – надевать окровавленную и порванную вещь прямо на голое тело. Ладно, не это самое страшное. Обо всём этом она подумает потом. А сейчас – спать.

Даша вытянулась на постели, перевернулась на живот, чтобы свет меньше резал глаза, уткнулась лицом в собственный локоть и вырубилась тотчас: сказалось напряжение последних двух суток.

– Подъём. На выход.

Девушка вскочила, усиленно моргая. Глаза слезились.

– Трубецкая, на допрос. Выходим, лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки ладонями за голову.

Уже? Даша скрипнула зубами, бросила взгляд на телефон. Сорок три минуты четвёртого. Ясно. Выспаться ей не дадут. Она вышла в коридор, тотчас встала слева от двери лицом в стену, выполнив все предписания, и позволила себя обыскать. «Интересно, у них что, вообще не служат женщины?» – подумала девушка раздражённо, когда грубые руки касались груди и щупали между ногами. Надо бы не в букинистической лавке останавливаться, а в магазине нижнего белья. Даже с точки зрения логичности оправданий, это было бы надёжнее. Ну и бонусом шли бы лифчик с трусами.