Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Не в этом дело, Мастер. Наоборот — рано, конечно, но с вами как-то… привычнее, что ли.

— Не вздумайте привыкать ко мне, молодой человек, — хохотнул Захария. — Я не собираюсь растить чужого ребёнка.

— Я просто хотел сказать, что… как бы так выразиться-то… Короче, оказаться сейчас одному мне бы точно не хотелось.

— А даже моё присутствие лучше одиночества, — колдун услышал в ответ «угу» и, прежде чем подмастерье сообразил, что только что чисто автоматически умудрился ответить, усмехнулся. — Не стоит извиняться, Максимус, твоей вины здесь нет. Редко кто выбирает мою компанию добровольно, будучи в здравом уме. Его Высочество не в счёт. Как бы то ни было, если не хочешь, чтобы в твоём нутре ковырялись грязными пальцами незнакомые люди, не показывай это нутро: во всех мирах в избытке чрезмерно любопытных глаз.

Блин, вот кто так вопросы строит, может мне объяснить кто-нибудь? Там же невозможно не попасться на это его «даже»! Как будто… Хотя да, точно, обсуждали же с Айгольдом эту фигню. Захарии явно нравится никому не нравиться… И нтересно, что мы фактически пришли к тому же, о чём я только что…

— Почему, как считаете?

Захария взглянул на своего спутника вновь, прищурившись, и в этот раз повернул к нему голову, на мгновение отвлёкшись от высматривания впереди потенциальных жертв Дрозда. С этого ракурса оказалось достаточно брошенного вскользь взгляда, чтобы легко и подробно рассмотреть обычно до безобразия сухие губы магистра, покрытые не до конца отшелушенными чешуйками и испещрённые глубокими кровоточащими трещинами — они теперь, кажется, выглядели немного получше. Столь же просто оказалось заметить и слегка побледневшие под глазами синяки — странно, что Макс не обратил внимания раньше.

— Зачем тебе знать моё мнение, — колдун снова отвернулся к дороге, управляя лошадью привычным покачиванием бёдер в натёртом до искрящегося блеска седле, — Когда, полагаю, у тебя есть своё?

— Потому что… в этом-то и проблема. Я… не уверен больше, что оно моё. Если вы понимаете.

— Любое наше мнение не наше, — теперь чародей хмурился, и от того, как медленно на идеально гладком покатом лбу проступила глубокая борозда, Максу стало неспокойно… и отчего-то стыдно. — Ты, я, любой житель любого мира — лишь криво склеенный калейдоскоп чужих случайно брошенных слов, неверно сформулированных мыслей и необоснованных предположений, трещины и шероховатости которого замазаны обрывками новостей и книжных страниц, чтобы выглядело посимпатичнее. Такими, какие мы есть, нас сделали случайные люди, сделанные случайными людьми, сделанными случайными людьми.

— Как-то… не очень жизнеутверждающе, если честно.

— Что, одному побыть в скверном расположении духа уже не кажется плохой идеей?

Захария засмеялся, вынудив троих неторопливо топавших на работу мужчин крепкой комплекции, шедших навстречу, спешно и с видом, что именно туда им и надо, свернуть в ближайший проулок. Когда серые губы растягивались в улыбке, любой желающий мог без труда разглядеть во всех подробностях голубые дёсны и ряд зубов-клыков — прикрывать от чужих взглядов то, что при желании можно использовать вместо оружия, чародей смысла не видел.

Людям это, должно быть, кажется страшным?

— Иногда полезно смотреть на вещи без иллюзий. Накал страстей утихает.

— Мне чего-то спокойнее не стало.

— Ещё бы, — колдун бросил на него ничего не значащий взгляд. — Тому, что мы зовём рассудком, очень не нравится роль мозаики, кое-как собранной двухлетним ребёнком с очевидным отставанием в развитии. Эго, которое пыталось объяснить твою личность последние девятнадцать лет, возмущено несправедливостью и рвётся оспорить мои слова. Хочет доказать, что чего-то стоит само по себе и никакие случайные мимо проходившие люди его по кускам из небытия не собирали. В этом нет твоей вины — подавляющее большинство разумных считает, что сделали себя сами.

Парень не ответил. То, с какой точностью его внутреннюю уверенность описал наставник, вызывало не то жалость к себе, не то злость.

— А что до твоего вопроса — я сужу по себе.

Высокие каменные стены домов, слегка неровные и шероховатые, колодцем возвышались над почти безлюдной петляющей улицей, поднимая шорох шагов, цокот подков, шелест одежды и обрывки разговоров под самые крыши. Из узких проулков, где едва хватало места разминуться двум прохожим, раздавалось то подозрительное копошение, то позвякивание металла и хриплый шёпот, и сладковатый запах гнили и плесени тянулся к светлым и чистым проспектам — там, в вечных полумраке и влажности, начинался другой Эпиркерк. От одного из фасадов, скрытая тенью, отделилась и быстро зашагала прочь чья-то фигура — Максим проводил взглядом сгорбленную спину и, не обнаружив в ней ничего интересного, переключил внимание на куда более интригующего персонажа.

— Не замечал за вами склонности копаться в чужом белье, Мастер.

— Если решил избрать путь подхалима, ври убедительно и тем, у кого проблемы с памятью, — Захария улыбнулся. — Ты же лично присутствовал на нашей с Айлом… не хочу употреблять слово «попойка», но никакое другое, к сожалению, не подходит.

У него какой-то пунктик на памяти, походу. Часто об этом говорит.

— Да вы особо никому косточки и не перетирали вроде, — парень попытался пожать плечами, но рюкзак ему не позволил. — Ну, разве что тому… этому… который родственник матери Давида.

— Бирмунду Агнеотису, — кивнул чародей.

— Да-да, ему… Ну, и старику-магистру, с которым мы в замке познакомились.

— Магистру Реки Дишо.

— Точно… А, ну и даме той, которая его не любит.

— Генералу Теней Дестине.

— Во, точно… Ну, и королю ещё тоже немного.

— Его Величеству Хэдгольду.

— И ещё каким-то магистрам из Круга… И Кругу в целом…

Ладно. Как бы ни было дико это признавать, Захария и правда сплетник.

— Поговорить о ком-то постороннем приятно, потому что это помогает ненадолго забыть про собственную жизнь.

Макс покосился на наставника с опаской. Голос чародея звучал тихо и приглушённо, словно из-под плотного одеяла — юноша предположил, это из-за нежелания делиться своими мыслями с жителями окрестных домов.

— Со стороны правильное решение всегда очевидно, а ошибки глупы, поскольку наблюдатель не находится внутри ситуации. Не вовлечён эмоционально, не испытывает стресса от необходимости сделать выбор и никогда не столкнётся с его последствиями. То, что может стать переломным моментом в чьей-то жизни или даже уничтожить чью-то жизнь, для свидетеля не более чем просмотр фильма или чтение книги. Я анализирую чужие поступки и ощущаю себя богом, потому что наперёд знаю, к чему они приведут — и мне нравится пророчествовать вслух, потому что тогда моя правота станет известна окружающим.

Звуки оживающего города медленно приближались с далёкого, слегка размытого туманом бульвара. Идти до него никак не меньше минуты — и пускай они ещё успеют наговориться, молодой Путник решил во что бы то ни стало научиться как можно скорее замедлять ход времени.

— Я сужу по себе и не знаю, насколько широкую аудиторию охватывают мои выводы, — перетирая конскую гриву между пальцами, добавил колдун. — Да и мнение это, как мы уже выяснили, не совсем моё. Скорее всего, у других не так.

— Доброе утро, господин магистр!

Они обернулись в сторону раздавшегося оклика рефлекторно. До них не сразу дошло, что это было первое за день приветствие от третьих лиц — те немногие, что встречались на пути прежде, пытались сделать вид, что их вообще рядом не проходило.

Оба Путника как раз неторопливо подбирались к просторному пешеходному бульвару, пересекавшему полгорода зелёной лентой деревьев, высаженных вдоль бордюров: на углу старинного здания из красного кирпича, украшенного белыми наличниками окон и порогов, выстроили деревянную веранду уютной чайной — всего в несколько столов шириной, со стальным кованым заборчиком, мягкими подушками на стульях и связанными из разноцветной шерсти ковриками на фасадах. За круглым столиком поближе к стене и обнаружился окликнувший — юноша не больше пятнадцати лет на вид в светло-синей униформе Академии, сидевший до этого спиной к дороге, поднялся на ноги и, схватившись одной рукой за заборчик, махал чародею, привлекая внимание и при этом стараясь не потерять статусности. Его юная спутница (походу, младшая сестра) большими, блестящими фиолетовыми глазами (Макс обещал себе ничему больше не удивляться, но всё равно уставился на необычный цвет радужек, как ребёнок, очарованный украшенной на Новый год ёлкой) смотрела на гостей из другого мира и молчала.