Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Господин Оланд, госпожа Ирэззин, — кивнул в ответ Захария, поравнялся с застывшим у края веранды студентом и остановил Дрозда. Затем бросил мимолётный взгляд на купленные детьми булочки. Даже стоя на деревянном помосте, подросток смотрел на чародея снизу вверх — настолько высоким оказался по сравнению с верандой плотоядный конь. — Приветствую и… приятного аппетита, полагаю.

— Благодарим! — Оланд склонился в настоящем полном поклоне, после чего повернулся в пол-оборота к девочке за столом и жестом пригласил её подойти ближе: — Ну же, Ири, поздоровайся. Молчать некультурно!

Казалось, она даже не услышала приказа — только во все глаза смотрела на Максима, слегка приоткрыв от изумления рот, и откровенно и незамысловато, как большинство детей, его разглядывала. Молодой Путник к повышенному вниманию к своей скромной персоне не то чтобы не привык, просто внимание жителей Эпиршира его напрягало и даже в какой-то степени злило — навязчивостью и вот этой самой… незамысловатостью — но сопротивляться чарам искреннего детского восторга ему было не под силу. Всё, на что хватило почти двухметрового и почти двадцатилетнего уже мужика — потерянно отвести взгляд и порозоветь, не зная, куда деть руки. К счастью, вес сумки-рюкзака, тут же потянувший назад, дал подсказку.

— Простите её, господин магистр, — студент беспокойно растрепал себе волосы на темени, улыбаясь не то заискивающе, не то смущённо. — Она ещё робеет при посторонних.

— Всё в порядке, — колдун бросил на девочку помутневший взгляд — взгляд, которым он смотрел сквозь людей в процессе активного размышления — и потом неожиданно улыбнулся: — Похвально, что вы оба здесь в столь ранний час. Ответственный подход к обучению ещё никому не вредил. Однако мне кажется странным, что вступительный экзамен назначили проводить в день Тчэт.

— Вы… помните про экзамен Ири?

Боже, да он Захарию просто обожает, — заметив, как в светло-лиловых глазах Оланда едва ли не слёзы собираются от радости, Максим сдержал смешок и против воли вообразил, что для полноты образа пареньку только виляющего хвоста не достаёт. — И не он один, если так подумать… Старик определённо пользуется популярностью у подрастающего поколения.

Колдун, очевидно ни малейшего понятия не имевший, как на такую радость в свой адрес реагировать, отвернулся, словно увидел на другой стороне улицы знакомое лицо и… это почему-то особенно бросилось Максу в глаза — он начал вдруг нервно кусать внутреннюю сторону щёк и губ. Расчувствовавшийся Оланд, к счастью, не только оказался знаком с правилами приличия, но и обладал необходимой для взаимодействия со сложными людьми эмпатией, поэтому, не желая смущать магистра, как мог быстро взял себя в руки. И только тогда, в поисках темы, на которую плавно и мягко можно скатиться и которой легко удастся прикрыть излишнюю эмоциональность, обратил внимание на незнакомого человека, навьюченного как ишак, рядом с чародейским жеребцом.

— Ох, я совсем не поприветствовал вашего спутника, господин магистр, простите!.. Вы, наверное, и есть господин Максимус? Новый Путник в Эпиркерке? О вас много говорят в городе!

— Я, наверное, и есть, — кивнул с добродушной улыбкой Макс, отчего-то совсем не обидевшись, что его сначала не заметили. — Рад познакомиться.

— Мы тоже очень, очень рады! — страшное опасение Оланда осталось позади — новый Путник ему улыбнулся! — и студент Академии просиял вновь.

Удивительно, как быстро эмоции сменяли одна другую на пластичном и ещё пока круглощёком юном лице. Загорелая кожа, высветленные солнцем соломенные волосы, торчащие вороньим гнездом, и белые ресницы, сверкающая крупными неровными зубами улыбка, толстый слой рассыпанных по носу и скулам тёмных веснушек, крепкие предплечья под тонкой тканью закатанных рукавов льняной рубахи, мозоли на по-детски ещё тонких пальцах — мальчишка, которого уже и язык не поворачивался назвать никак иначе, кроме как «юношей», явно проводил довольно много времени на улице, не гнушался физического труда и этим прохладным осенним утром наслаждался случайным шансом пообщаться с магистром Хаоса и его Учеником, почти позабыв про свой дворянский статус. А он, вне всякого сомнения, точно имел определённое отношение к иерархии, о которой любезно поведал накануне Давид.

— Прошу великодушно меня простить, господин Максимус, — виновато улыбнулся подросток. — Обычно я не совершаю подобных ошибок.

— Не беспокойтесь… э-э-э, господин Оланд, — родил-таки Путник в ответ, стараясь подстроиться под манеру общения местных жителей и при этом нигде не напортачить. Второй раз за сутки передо мной извиняется аристократ. — Со всеми бывает.

Он ничего не мог с собой поделать и как бы ни старался контролировать любопытство, но всё-таки периодически косился на застывшую за столиком девочку: она столь пристально и восторженно рассматривала каштановые вихры его волос, что становилось даже немножко страшно. Та же смуглая кожа и те же веснушки, что и у брата, только кудри, такие же светлые и тугие, аккуратно причёсаны, а не торчат во все стороны… Глаза насыщенного фиолетового цвета, блестящие и большие, казалось, вообще ничего, кроме Максима, не видят.

— Рад, что мой подмастерье начал налаживать социальные связи в новом мире, — колдун поудобнее перехватил сложенный на холке Дрозда повод, — Но нам пора, к сожалению. И как же странно, однако, что именно в этот день… Скажите, господин Оланд, вам известно, кто из профессоров назначил госпоже Ирэззин дату экзамена?

— Директор Билюрж собственной персоной, — ответил юноша, как показалось Максиму, с гордостью. — Наша матушка тоже была удивлена, господин магистр. Но мы не смеем жаловаться: ведь говорят, что седьмой день приносит удачу!

— Когда речь идёт о таком таланте, как у юной госпожи Ирэззин, удача не требуется.

Чародей опустил голову — в этом положении его шея казалась не толще запястья — и отвесил, пожалуй, единственный по-настоящему уважительный поклон кому-либо на памяти своего подмастерья. Девочка, оторвавшись наконец от уже действительно пугающего рассматривания Макса, вздрогнула от неожиданности, как если бы не замечала прежде присутствие Захарии, вскочила со стульчика и поспешила склониться в прекрасно отрепетированном реверансе. Оланд и Макс наблюдали за этой картиной молча, и у молодого Путника сложилось ощущение, словно они с этим пятнадцатилетним магом-недоучкой испытывают одинаковое… умиление. Правда, если умиление старшего брата при взгляде на сестру вполне естественно, то вот схожее чувство при наблюдении за сварливым престарелым колдуном объяснить оказалось… сложнее.

— Желаю вам приятного дня и успехов в учёбе, — выпрямился в седле и велел коню ступать дальше Захария. — Передавайте от меня приветствие директору Билюржу.

— Передадим, господин магистр, и вам всего доброго! — крикнул Оланд уже вслед.

Довольно долго оба Путника молчали. Хотелось узнать побольше о повстречавшихся детях, но кто ж ему расскажет.

Впрочем…

— Мастер, а эти…

— Оланд и Ирэззин Грамен, — сосредоточенно размышляя о чём-то, перебил чародей. — Отпрыски Саррации и Антуана Грамен, третий и пятый соответственно.

— Аристократы?

— Дворяне, да. Традиционная стихия их клана — земля, но Ири, с которой ты имел честь познакомиться, обладает некоторыми способностями в области ментальной магии.

— Она во мне чуть дырку не проглядела, — Максим постарался, чтобы его слова прозвучали не слишком жалобно, но вышло на троечку.

— Тренировалась, — спокойно пояснил колдун и отчего-то вдруг довольно улыбнулся.

Местечко, в котором завтракали перед важным днём очаровательные и крайне доброжелательные дети Грамен, уютно расположилось на стыке спокойных жилых кварталов и столичного центра с его торговыми рядами, лавками, рынками и общественными заведениями. Наикратчайший путь до южных ворот проходил почти через середину города: мимо поместья Агнеотисов, где в первый день Макс видел играющего с огнём ребёнка (чёрт, а ведь это, скорее всего, был Давидовский брат?), мимо «Чайной», где тем утром студенты Академии пили свежезаваренные улуны за здоровье своего директора перед началом занятий, и мимо дома Каглспара, приютившего по доброте душевной бродягу из другого мира, где жили его жена и дети… и к которым неблагодарный странник так и не зашёл поболтать. За время, что парень провёл в тёмно-синем особняке практически взаперти, улицы предсказуемо не изменились, зато сам он, посматривая по сторонам, с удивлением отмечал, насколько же иным теперь кажется всё вокруг.