Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Люди спешили покинуть натопленные дома, общались и раскуривали трубки, отовсюду раздавался нарастающий постепенно гомон; те, кто поднялся с постели ещё до восхода, уже правили телегами по широким проспектам, развозя или только готовясь развозить товар, а те, кому на рабочее своё место можно было попасть, просто спустившись со второго этажа на первый, ещё заторможенно отпирали двери, украшали витрины и преимущественно общались с соседями; стайки светло-синих костюмов с неизменными плащами и гербами-нашивками мелькали среди толпы, как косяки крохотных рыбок — Макс заметил, что среди облачённых в униформу есть и совсем маленькие дети, их сопровождали либо старшие товарищи по учёбе, либо, судя по скромной одежде и не менее скромным лицам, гувернантки. Теперь, когда он знал об этом мире чуть больше, когда понимал хоть сколько-нибудь в том водовороте красок и звуков, которые его теперь окружали, он впервые вдруг ощутил уверенность, что однажды во всём разберётся…

И вместе с тем его впервые охватил страх.

Всё, что творилось вокруг, было чужим, незнакомым и ещё не изведанным. Жители странного города, существующего по не доступным пока парню законам и правилам, знали друг друга многие годы, взаимодействие их было давным-давно предопределено: кто-то надёжно закрепился на вершине социальной лестницы, в то время как другие не менее плотно увязли у её подножья; кого-то, быть может, презирали — или боялись, что в определённом смысле равноценно презрению, — кому-то, напротив, верили или помогали. Намертво сросшаяся сцепка множества судеб здесь, как и в любом другом маленьком городе, не оставляла пространства для свежей крови: те, кто прибыл сюда недавно, вынуждены были протискиваться в узкие пустоты в надежде, что однажды закрепятся здесь как родные, но конечно же — конечно же — этого не могло произойти. Инстинктивно отталкивая новые лица, как организм отвергает инородные тела, жители таких городов защищались: их пугал возможный конфликт интересов, им не нравилось что-то менять. Такие юнцы как Максим, упавшие жителям Цельды на головы как снег с небес, волей-неволей становились чужаками — чужаками ещё более страшными и непонятными, чем мигранты и выходцы из других культур, но всё-таки — одномирчане.

Макс покосился на чародея испуганно, стараясь не глядеть на него в упор — иначе почувствует и обернётся, а парню сейчас кровь из носу нужно сохранить своё стремление в тайне. Не то раннее утро действовало на колдуна усыпляюще, не то он сам после беседы с детьми глубоко погрузился в размышления — как бы то ни было, маг смотрел на дорогу внимательно и не отвлекался на воздетый к нему взгляд подмастерья, позволяя беспрепятственно думать и изучать острые черты.

Не окажись в его новой жизни Захарии — как бы справлялся Максим со всем, что творится вокруг? Чародей поначалу доставил ему немало хлопот, это правда, и немного потрепал и без того натянутые до предела нервы, но теперь защищал нового Путника, как волнорезы защищают берег — одной только монолитностью своего существования. Если бы не чужая спонтанная жалость — а именно жалостью объяснял юноша согласие пригреть бездомного чужака, — где было бы ему искать навигатора, способного провести по загадочному миру почти что за ручку, как маленького?

Макс вздрогнул от того, насколько резким и колючим оказался сам собой напросившийся следом вопрос.

Как же сам Захария и его друзья до встречи с Михейром умудрялись выживать одни в новом мире, будучи настоящими детьми?

— Странно, что госпожа Ирэззин держит экзамен сегодня, — проговорил чародей, и могло показаться, что говорит он это для себя, а не для кого-то другого. — В день Тчэт учебные заведения обычно не проводят вступительные тестирования.

— Почему?

— Седьмой день, — многозначительно пояснил он. — Слишком много эманаций, результаты в лучшем случае могут быть искажены, а в худшем — полностью сфабрикованы эфиром. Неопытные маги не должны колдовать в день Тчэт.

— Значит, это риск?

— Не для здоровья, конечно. Но для финальной оценки — однозначно. Удивлён, что госпожа Саррация на это согласилась. Полагаю, она и правда крайне высокого мнения о способностях дочери. Или, напротив, в них сомневается.

Подковы лязгали по влажному от ночного тумана булыжнику ритмично и громко, разгоняя зазевавшихся и невнимательных прохожих по тротуарам. В этой части города людей было больше, да и время подходило к началу трудового дня, и всё же гражданам хватало осторожности не подходить к беспокойному жеребцу чародея на чрезмерно близкое расстояние. Глаза-лимоны беспокойно вращались, обнажая розовые белки — шедший сбоку, Максим видел это слишком хорошо. Рельефные мышцы под короткой шкурой бугрились, перекатываясь как волны неспокойного моря, подвижные ноздри через вертикальные щели в наморднике жадно хватали воздух, пропитанный запахами человеческих тел. Шаги постепенно становились резче и вскоре потеряли прежнюю твёрдость — и вот из глотки донёсся первый не свойственный лошадям гортанный рык.

— Тихо, мальчик, — колдун казался спокойным. — Ты уже ел недавно.

Жеребец мотнул головой — карабины на хакаморе лязгнули по забралу — и, поводив с досадой ушами, вытянул шею вперёд. Только глаза, напряжённые и сосредоточенные, кровожадно провожали каждого проходившего мимо вертикальными зрачками не толще листа бумаги. Чёрный хвост со свистом рассёк воздух, как если бы конь от бессильной злобы хотел стегануть от души по лакомым целям — но горожане, расслышав слова магистра несмотря на городской гвалт, сообразили расступиться.

На ведущую из города двухполосную дорогу выезжали с единодушным облегчением, последней вехой на пути являлся контрольно-пропускной пункт, и чем ближе он становился, тем быстрее у юноши билось от предвкушения сердце. Ему не терпелось посмотреть на поведение стражей — уж слишком хорошо он помнил грубые шутки и неприкрытые намёки, услышанные в ту ночь. Путь через южные ворота отличался особой шириной и загруженностью: столица, как запомнил Макс из рассказов Каглспара, являлась самым северным городом королевства, так что всё транспортное сообщение с другими крупными городами страны осуществлялось преимущественно с юга. Неудивительно, что и на въезде, и на выезде странников проверяли внимательно и при малейшем подозрении на незаконное поведение просили пройти на тщательный персональный досмотр. Вот только сейчас речь шла не о странствующем торговце или случайном барде — речь шла о чернокнижнике, в незаконной деятельности которого никто дажене сомневался… и которого совсем не хотелось тормозить.

— Доброе утро, господин магистр, — наполовину седой страж с недельной щетиной, отставив массивную алебарду, но не выпустив её из рук, отвесил Захарии что-то, что можно было при желании назвать полупоклоном, пусть и с большой натяжкой. Больше напоминало обычный кивок с не сильно опущенными плечами.

— Приветствую, капитан Десель, — кивнул в ответ Захария, остановив Дрозда на обочине. — Прежде чем вы спросите: путь держим на овчарню мастера Оскара, этот молодой человек — мой подмастерье, в сумках вывозим книги по магии исцеления, механические инструменты для хирургического вмешательства и ингредиенты для зелий: очищающие травы, замыкающие камни, свечи, магические жидкости…

— Помилуйте, магистр, — нахмурился и поморщился мужчина, лицо которого Максиму почему-то показалось знакомым. — Я и не думал вас досматривать.

— Я знаком с порядком и чту закон, капитан, — почти промурлыкал в ответ чародей, — Поэтому, раз есть приказ, мы, разумеется, беспрекословно ему подчинимся.

— Не стоит…

И имя это я где-то уже слышал, — парень с интересом наблюдал за попытками стражника сохранять хладнокровие и вдруг заметил приближение его напарника. — О, а вон там Йен, этого я хорошо помню.

— Я слышал, — брови Захарии иронично приподнялись, на сухие губы вернулась злобная и довольная улыбка, — С пятнадцатого числа месяца Каитайн вступил в силу указ проверять всех, кто покидает столицу, не имеет значения ни статус, ни планируемый срок отсутствия.