Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— И владелец крупнейшего поголовья элапсильских снежных овец во всём Эпиршире, — подчеркнул Оскар, скорее, негодующе, нежели гордо, как если бы умалчивание этого факта при его представлении воспринималось почти за личное оскорбление.

— Они у вас безглазые, кстати, — обернулся Макс на замыкающего, — Это нормально?

— Конечно, — казалось, купец уже и забыл, где находится: надув губы и нахмурившись, он пускай и косился по сторонам, но львиную долю внимания уделял теперь диалогу. — Какими ж им ещё быть, млад человек? Я в стаде грязную кровь не держу и не держал никогда, у меня каждая овечка и каждый барашек чистокровные, э-лап-силь-ские, вы слышали, нет?

— Максимус понятия не имеет, что такое Элапсиль и какое он отношения имеет к вашим овцам, мастер Оскар, — колдун не оборачивался, но молодой Путник почувствовал, как он закатывает глаза. — Он «упал» меньше двух недель назад.

— О, — выходец из мещанского сословия понимающе покивал, елозя длинной бородой по груди. — В таком случае, ваше замешательство мне понятно.

— Уже не боитесь этого места, как я погляжу? — и вновь Максу не нужно было смотреть наставнику в лицо, чтобы увидеть издевательскую улыбку. — Может, расскажете про ваше стадо ещё что-нибудь?

На Оскара вопрос подействовал не хуже оплеухи. Будто лунатик, очнувшийся в незнакомом месте ото сна, он замедлился и огляделся, теперь уже внимательно и сосредоточенно, но вновь пошагал следом за Путниками — ещё активнее пошагал, чтобы непременно нагнать. Громоздкий рюкзак больше не плющил позвоночник: Максим отвлекался то на крохотных птичек с коготками на крылышках, стремительно карабкающихся с характерным постукиванием вверх по стволам старых сосен, то на полупрозрачных бабочек, летавших почему-то косяками, словно сардины; пролесок, на противоположной стороне которого уже дребезжал солнечный свет, совсем не казался ему опасным и страшным. Напротив — присутствовало в воздухе что-то неуловимо-приятное, успокаивающее, умиротворяющее. Даже острые плечи наставника, обёрнутые мантией словно шалью, не производили прежнего отталкивающего впечатления, а просачивающиеся иногда сквозь кроны деревьев лучи, падающие на его капюшон, и вовсе превращали мрачную фигуру в практически сказочную.

— Полагаю, — колдун плавно остановился и бросил на сопровождавшего их купца уточняющий взгляд через плечо, — Мы на месте.

Макс аккуратно выглянул из-за его спины. Впереди, метрах в десяти, стояла покосившаяся хижинка.

Больше на уличный туалет похоже.

Едва они приблизились, отсыревшая и поросшая мхом дверца со скрипом открылась — и наружу, как, в общем-то, парень и ожидал, к ним навстречу вышел Камир.

В правой руке, опущенные вдоль земли и направленные остриями по направлению к незваным гостям, он держал вилы.

— Вертай взад, чаровник, — совсем иным голосом, не так, как разговаривал с ним в лавке, велел мужик, смотря Захарии строго в глаза. — Неча тебе тута делать.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовался колдун чудовищно-спокойно — так, как интересуются родители, уже зная, что их ребёнок натворил бед и вот-вот крепко об этом пожалеет.

— Бдю, — крестьянин не моргал, рука, державшая вилы, мелко дрожала от напряжения. — От волков. Ступай своею дорогой.

— Как только закончу работу, — тон чародея стремительно леденел.

— Нету у тебя здесь никакой работы, неча тебе здесь делать!

— Вы же понимаете, что это, — Захария усмехнулся и сделал шаг вперёд; Макс видел только, как его тонкая хрупкая рука мягко приподнялась и взмахнула в направлении выставленного ему навстречу орудия (или уже вернее будет назвать это оружием?), но знал прекрасно, что прямо сейчас на несчастном рабочем лежит взгляд настолько тяжёлый, что бедняге и не пошевелиться, — Вряд ли мне навредит? Не вынуждайте применять силу, Камир, дайте пройти.

— Нет!

— Мастер Оскар, будьте так любезны, уймите своего человека.

Купец, сражаясь с порывом прижать руки к груди, осторожно вышел из-за спины колдуна и одним своим появлением в прямом смысле разоружил крестьянина: от неожиданности Камир уронил садовый трезубец на землю, но тут же спохватился, когда железные пики лязгнули о кочку, и молниеносно подобрал инструмент.

— Камир…

— Прочь! — зажал подмышкой свою последнюю надежду на победу и упёрся тупым концом в стену хижинки мужик. — Знамо дело, хозяин, почто ты душегубца этого привёл. Теперича всё мне ясно! Одной стрелой двух зайцев, а? И концы в воду?!

— Да как ты!.. — кожевник насупился, но приблизиться не рискнул. — Как ты смеешь, Камир? Совсем из ума выжил — вилы на хозяина подымать!..

— Я и хозяина на вилы подыму, ежели восвояси не уберётесь!..

Захария только вздохнул — тихо и обессиленно, будто присутствие рядом этих людей истощило все его энергетические ресурсы. Потом махнул рукой, как если бы убрал кончиками пальцев край мантии с бедра, и Максим — за несколько секунд до того, как Камир с глухим вскриком выронил оружие и уставился на древко, словно оно превратилось в змею прямо у него в ладони — увидел чёрную дымку, возникшую из пустоты и намертво прицепившуюся к рукояти. От дымки веяло льдом — тем самым, что окружал чародейский портал и к которому парню уже доводилось по неосторожности прикоснуться, инфернальным космическим холодом, оставляющим в душе горькое послевкусие обречённости. Вилы вновь упали на землю, почти на ту же кочку, но даже лязг металла теперь звучал глуше и тоскливее.

— Детский сад, — выдохнул колдун разочарованно и широким шагом двинулся к хижине. — С дороги.

Тонкая рука потянулась к ржавой дверной ручке, когда дверь внезапно распахнулась сама и из темноты в воздух ему навстречу вылетел здоровый крепкий кулак.

Каким чудом Захария умудрился увернуться, Макс так и не понял. Удар пришёлся бы ему строго в лицо, неизвестный мужик взметнул руку в воздух так стремительно, словно боксировал много лет, вложил в рывок всю массу своего немаленького тела и на интервента практически прыгнул — попади он в цель, и от длинного острого носа чародея не осталось бы ничего, кроме кровавой каши. Дорожная мантия вздулась пузырём и хлопнула, миг — и её владелец уже в двух метрах справа, а враждебно настроенный неизвестный, пропахав ботинками осыпанную хвоей землю, только разворачивался для следующего удара.

Удара не последовало — да и не могло последовать, поскольку драка на кулаках в планы Захарии не входила. Чёрная дымка, сочащаяся льдом, сгустком материализовалась на его бледной ладони, и за секунду, которую оппонент потерял на развороте, прицельным выстрелом вцепилась в его широкое плечо. Расползаясь как ядовитый газ, магия Хаоса добралась до уязвимой шеи, перекинулась на тело и ноги — сдавленно ухнув, обидчик зажмурился, и его мышцы сковало холодом. Воли хватило лишь на то, чтобы не дать вырваться вскрику из глотки, затем, парализованный спазмом, он как был повалился на землю — замёрзшие и напряжённые до предела, мускулы отказались ему подчиняться, только пальцы скрючило, и он больше не в состоянии был их разжать.

— Ну точно детский сад, — разочарование из голоса колдуна пропало, теперь Захария звучал весьма нетерпеливо и враждебно. — Предупреждаю один раз: следующий, кто попытается атаковать, сильно пострадает. Сейчас же покиньте хижину, все вы.

Из мрака поросшего мхом домика донёсся до слуха Максима одинокий скрип половицы. Им пришлось прилично подождать, прежде чем на свет, хмурясь злобно и затравленно, вышло ещё двое человек. Женщина преклонных лет, с наполовину седой головой, замотанной в платок, и в простом сарафане вместо рабочей одежды, едва только увидев скрученного на земле в муках здоровяка, закрыла обеими руками рот, тихо завыла и разревелась. Вышедший следом парень оказался немногим старше Макса: широкоплечий и высокий, светловолосый, голубоглазый (как с агитплакатов Третьего Рейха сошёл, не удержался молодой Путник) и очень неуверенный — ясно как день, что против колдуна он выступить бы не осмелился, но к женщине (походу, мать его) держался близко и наивно-отчаянным жестом пытался её закрыть. Те из крестьян, кто сохранил способность контролировать своё тело, глядели на Захарию словно на сошедшего со страниц библии Люцифера, в любую минуту ожидая Судного дня. В их лицах не прослеживалось ни намёка на надежду.