Лекарь Империи 4 (СИ) - Лиманский Александр

Я повернулся к пациенту. Свиридову за время моего отсутствия стало заметно лучше. Дыхание почти полностью выровнялось, шум в ушах, по его словам, уменьшился, а взгляд стал гораздо более осмысленным. Он даже пытался приподняться на кровати.

— Фырк, ну что там? Картина изменилась? — мысленно спросил я, снова подходя к кровати и делая вид, что проверяю пульс.

— Так, двуногий, докладываю! — голос Фырка зазвучал в моей голове отчетливо. — Там такие дела! Его почки работают, как сумасшедшие! Как будто включили режим гиперфильтрации! И в почечных канальцах… погоди-ка… Ого!

— Что там? — мысленно поторопил я его.

— pH мочи! Она у него уже щелочная! Сама по себе! Без всякого твоего бикарбоната!

Я замер. Щелочная моча при тяжелейшем метаболическом ацидозе в крови? Это же физиологический нонсенс, абсолютный парадокс! Такого просто не могло быть. Если только…

— А печень? — быстро спросил я.

— Печень тоже работает, как на форсаже! Ферменты какие-то гиперактивные, метаболизм ускорен в несколько раз!

И в этот момент все кусочки мозаики сложились в единую, невероятную, но единственно возможную картину. Ускоренный метаболизм в печени. Усиленная фильтрация в почках. И эта аномальная щелочная моча, которая сама по себе способствует максимально быстрому выведению салицилатов…

Я нахмурился. Это объясняло, почему салицилаты вывелись из его организма с такой космической скоростью. Но это не объясняло причину такой аномальной реакции.

— А в крови что-нибудь еще есть? — спросил я, лихорадочно перебирая в голове варианты.

— Вот тут-то и начинается самое веселое! — Фырк от возбуждения аж запрыгал у меня на плече. — Я нашел следы еще одного препарата! Какой-то… похожий на тот что выводит мочу!

Фуросемид. Скорее всего.

Мощнейший петлевой диуретик. Препарат, который заставляет почки работать на износ, выводя из организма литры жидкости. И, как побочный эффект, ощелачивает мочу.

Головоломка, которая еще минуту назад казалась неразрешимой, мгновенно сложилась.

— Так вот оно что, — пробормотал я, и все кусочки пазла встали на свои места.

— Что? Что там? — Борисова и Фролов синхронно повернулись ко мне, не понимая, что происходит.

— Анализ был чистым не потому, что у пациента какая-то врожденная аномалия, — я медленно повернулся к ним. — Его «почистили». Искусственно. Незадолго до поступления к нам ему ввели мощный диуретик. Фуросемид или что-то подобное. Это вызвало форсированный диурез — почки начали работать в авральном режиме, промывая кровь. Салицилаты вывелись из плазмы гораздо быстрее, чем должны были. Но само отравление, поражение тканей и центральной нервной системы, уже произошло. Симптомы остались, а вот доказать их причину стало почти невозможно.

Я подошел к кровати пациента.

— Валентин, скажите мне честно. Когда вам стало плохо, вы ведь вызывали скорую, так? Еще до того, как жена привезла вас сюда?

Пациент, которому уже стало значительно лучше, замялся, виновато переводя взгляд с меня на Борисову.

— Ну… да, вызывал. Сначала совсем плохо было — голова кружилась, тошнило, в ушах звенело. Приезжали.

— И вам делали какой-нибудь укол? — продолжил я свой допрос. — Например, мочегонный?

Свиридов удивленно кивнул.

— Да! Точно! Приехал фельдшер, такой… усатый, сердитый как будто я ему должен. Посмотрел на меня, сказал «не паникуй, мужик, с кем не бывает», и сделал укол в вену. Сказал, сейчас полегчает. И правда, я потом в туалет бегал каждые пять минут! Он еще сказал, чтобы я в больницу не ехал, мол, само к утру пройдет.

Эти три слова ударили мне в голову, как разряд дефибриллятора.

В памяти мгновенно, с фотографической точностью, всплыла картина: наша старая, дребезжащая карета скорой помощи, вечно недовольное, брюзжащее лицо, рыжеватые, неопрятные усы, прокуренные никотином. И этот голос, полный ленивого, хамского пренебрежения к пациентам.

В этом городе был только один-единственный человек, который идеально подходил под такое описание.

Мой бывший напарник. Григорий Сычев.

И от этой догадки по спине пробежал ледяной холодок. Все становилось гораздо сложнее и грязнее, чем я думал.

— Но мне потом только хуже стало, — продолжил тем временем Свиридов. — Я соображать совсем перестал. Жена испугалась и уже утром снова вызвала бригаду, которая меня к вам и привезла.

— А скажите, — я присел на край его кровати, задавая последний, ключевой вопрос. — Тот аспирин, который вы пили… он был не просроченный? Вы на срок годности смотрели?

Свиридов лишь виновато пожал плечами.

— Да я откуда знаю, лекарь. Таблетками у нас в доме жена заведует. Я на эти сроки никогда и не смотрю — мое дело маленькое, пить то, что дают.

Я встал.

Теперь картина была полной. Просроченный аспирин из «левой» партии Волкова, который вместо того, чтобы лечить, стал ядом. Острое отравление.

Вызов скорой. На вызов приезжает Сычев, который, видимо, в курсе всех этих дел. Он видит классическую картину отравления «их» товаром и, вместо того, чтобы госпитализировать пациента, пытается скрыть следы преступления — вкалывает ему убойную дозу фуросемида, чтобы «промыть» кровь и сбить лабораторные показатели, а самого пациента оставляет дома, надеясь, что «само пройдет». Но отравление оказывается слишком сильным…

Я посмотрел на своих растерянных коллег.

— Продолжайте назначенное лечение, — сказал я уже спокойно. — Дезинтоксикационную терапию. Скоро все симптомы пройдут окончательно.

Я вышел из палаты, оставляя их в полном недоумении. Этот диагностический ребус был решен. Но на его месте возникла новая, куда более сложная и опасная задача.

Я закончил свой короткий, но, надеюсь, исчерпывающий ликбез и вышел из палаты. Но, как оказалось, в одиночестве мне побыть не дадут. Борисова, Фролов вышли в коридор следом за мной.

Я остановился, а они стояли рядом, не решаясь нарушить молчание. Я чувствовал их напряженные, выжидающие взгляды. Они ждали от меня продолжения, разгадки, а я пока сам пытался до конца уложить все в голове.

Фролов не выдержал первым:

— Илья, что это вообще было? Я ничего не понимаю! Зачем кому-то вкалывать пациенту мочегонное, а потом отправлять его домой?

Прежде чем я успел ответить, подала голос Алина Борисова. Она повернулась к нам.

— Теперь я, кажется, поняла, — сказала она тихо, и в ее голосе не было ни капли издевки, только холодная логика профессионала. — Вот почему у него была такая тяжелая и нетипичная реакция. Чтобы обычными, нормальными дозами аспирина вызвать такой ацидоз у взрослого мужчины, нужно съесть несколько пачек. А вот если аспирин просрочен… при длительном хранении ацетилсалициловая кислота разлагается на салициловую и уксусную кислоты. А чистая салициловая кислота в разы токсичнее.

Я кивнул, с легкой усмешкой глядя на нее.

— А голова-то у этой белобрысой стервы все-таки работает отлично, — пропел в моей голове Фырк. — Несмотря на всю ее гнилую натуру!

Да, и не смотря на интриги и готовность идти по головам, она была блестящим теоретиком. Она знала биохимию и патофизиологию на уровне, которому позавидовал бы иной Магистр. И сейчас, когда ее личные амбиции не застилали ей глаза, она продемонстрировала это во всей красе.

Что ж, это делало ее еще более опасным противником. Или, если мой безумный план сработает, — невероятно ценным союзником. Таких специалистов, даже с отвратительным характером, разбрасываться нельзя.

— Совершенно верно, — сказал я. — И я даже предполагаю, где именно ваш пациент мог раздобыть такую «витаминку».

Она и Фролов уставились на меня с изумлением.

— Смотри-ка, двуногий, — прошептал у меня в голове Фырк. — А эти твои хомяки реально не в курсе! Они смотрят на тебя, как на фокусника! Может, они и правда не замешаны во всей этой грязи?

Эта мысль меня немного обрадовала. Значит, круг подозреваемых действительно сужался до двух всем известных нам личностей.

— Алина, — обратился я к Борисовой. — Продолжай назначенное лечение. И когда к Свиридову придет жена, сразу же позови меня. Это очень важно.