Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Он долго и сосредоточенно изучал безмятежного чародея, копошась в собственных воспоминаниях.

Когда это я успел с ним на тему мамы пооткровенничать, интересно?

— А с чего вы…

— Вывод, основанный на совокупности твоей личности, твоих аргументов и твоей одержимости идеей как можно скорее вернуться домой. Я не вчера родился. Знаю, как выглядят и как ведут себя дети, на чей алтарь была возложена родительская жизнь.

— Если вы не против, я предпочёл бы эту тему не обсуждать, — Макс отвернулся.

— Как скажешь. Тем более, что вопросы бытия гораздо интереснее.

Оба замолчали, рассуждая каждый о своём. О том, что творилось в голове у чародея, Максим даже предполагать не собирался: наглая интервенция в уязвимые и вообще-то личные уголки памяти пришлась ему не по вкусу. И пускай Захария и в хорошем-то настроении не мог похвастать обострённой эмпатией, столь циничное и практически хамское вскрытие чужой души было очевидным перегибом даже для него.

— Так есть ли у жизни какой-либо смысл?

— Зависит от того, кого спрашивают.

— И какой из этого можно сделать вывод?

— Понятия не имею, — он искренне старался смягчиться, но вышло всё равно враждебно и колко. Упоминание матери задело за живое гораздо глубже, чем парню того бы хотелось. — Что смысла жизни нет?

— Что универсального смысла нет, — поправил Захария, проявляя чудеса непоколебимости. — Человек наделяет свою жизнь смыслом, отталкиваясь от внутренних установок, приоритетов, моральных и нравственных столпов, привитых или выработанных с течением времени. Подумай над этим в контексте нашей беседы как-нибудь на досуге. А пока, позволь предположить, — вкрадчиво добавил он, — Что у тебя и объяснение всему происходящему имеется. И именно оно позволяет тебе так стойко и спокойно реагировать на ситуации вроде сегодняшней. Верно?

Макс угукнул. Ощущение, что птичьи когти залезли ему под кожу так же нагло и бесцеремонно, как час назад лезли под юбку потерявшей сознание пациентки, стало практически осязаемым. Хотелось отмахнуться, стряхнуть с себя невидимые руки, закрыть обнажённое нутро, вот только… есть ли в этом смысл — колдун наверняка тут же отыщет новую брешь. Вряд ли он вообще существует — а значит, и скрыть от него ничего не получится.

— И имя этому объяснению, рискну сказать, что-то вроде «комы»?

— Ваша догадливость меня в последнее время пугает, Мастер.

— Не самый сложный вывод, учитывая обстоятельства. И на случай, если ты запамятовал, напоминаю: я тоже однажды впервые Упал в Цельду. Но вот загвоздка: как определить, прав ты или нет?

— Никак, — устало выдохнул молодой Путник. — Мозг не отличает воображение от действительности. Доказано многочисленными исследованиями. Мы даже не можем с уверенностью сказать, что не живём в компьютерной симуляции или в каком-нибудь наркотическом приходе — не важно, здесь или на Земле.

— Ты явно много над этим размышлял, — с тенью снисходительности отметил чародей, заново подкуривая табак большим пальцем. — К слову, твои синяки после аварии спокойно могут быть нарисованы твоим же воображением, как считаешь? Следовательно, опираясь на озвученный тобой подход к вопросу, можно с уверенностью сказать только то, что ты ни в чём не можешь быть уверен.

— И что мне делать?

— Это моя реплика, Максимус, — вновь поблёкшие, глаза колдуна рассматривали его лицо, словно видели впервые. — Что ты собираешься с этим делать?

— А что вы с этим сделали?

— О, нет-нет-нет-нет-нет, даже не пытайся, — Захария отмахнулся, — Тебе не удастся скинуть на меня ответственность за это решение, нет уж.

— Но ведь…

— Лучше помолчи немного и послушай-ка вот что.

Много кто утверждал в своё время, что есть взаимосвязь между движениями, которые совершает человек, и ситуациями, в которых он оказывается. Например, стресс заставляет инстинктивно потирать шею, приглаживать волосы, обхватывать себя за плечи, касаться лица или даже хвататься за голову — это связано с потребностью в защите и поддержке, которые через поглаживания и объятья давали доисторическим детям доисторические мама с папой. С течением времени это превращалось в рефлекс, и даже современные люди, испытывая нужду в поддержке или защите, имитируют присутствие Больших и Сильных Родителей, гладя себя и обнимая. Эта информация всегда казалась Максиму несколько печальной.

Попытка вытащить из Захарии ответ — или хотя бы выпытать вектор поиска — спровоцировала нечто, выбившее его из равновесия. Беспокойно укладывая встопорщившиеся на темени волосы, колдун так очевидно гладил себя и так очевидно этого не замечал, что вызывал сочувствие.

— Вот как это работает, — раздражённо и даже несколько злобно проговорил он, опустив руку. — Сейчас ты находишься в положении, когда куда ни шагни — везде тёмный и страшный лес. И поэтому хочешь, что вполне логично и на первый взгляд здраво, спросить дорогу у меня — человека, который уже прогулялся разок из этого леса до какого-то пункта назначения. Проблема в том, что путей до этого пункта — тысячи, далеко не все пока протоптаны или даже найдены. Есть прямые, сухие, красивые тропинки, полные бабочек и единорогов, которые пока ещё никто не отыскал, а есть буераки, болота и ядовитые растения, которых на моём пути и пути других опрошенных тобой людей было в избытке. Что лучше: ломая ноги, переть напролом по буеракам — или попытаться найти сухую приглядную тропку? А вот тебе на десерт: совершенно не факт, что тебе нужно попасть в тот же пункт назначения, куда в своё время пришёл я. Понимаешь, о чём речь?

Макс понимал. Смутно и скомкано, но общую суть улавливал.

— Подавляющее большинство людей, получив на блюдце с голубой каёмочкой готовый ответ на поставленный вопрос, съедают его как есть. Без фильтра, без критики — им не до условностей и деталей, когда вокруг тёмный и страшный лес Неопределённости, очень холодно и хочется прийти хоть куда-нибудь, лишь бы отсюда подальше. Но ты не можешь быть уверен, что готовый ответ тебе подходит. Что готовый ответ не заставит тебя сойти с сухой и красивой тропинки в такую непролазную глушь, откуда уже не выбраться.

— Если он мне не понравится, я могу просто… не принимать его? — осмелился сыграть в эту игру Макс.

— Можешь, конечно, но какова вероятность? — вопреки интонации, колдун улыбнулся. — На одной чаще весов Тезис — не очень вкусный, не очень жизнеутверждающий, но уже известный, устойчивый и подаренный тебе человеком более взрослым, мудрым, опытным «и бла-бла-бла», как ты выражаешься. На другой чаше весов Пустота — неизвестная субстанция, способная оказаться самой вкусной, что ты когда-либо пробовал, в той же степени, что и смертельно ядовитой, да ещё и та субстанция, которую ты сам откопал где-то не пойми где и с чего-то вдруг поверил в её съедобность.

— Я бы выбрал субстанцию. Это моя жизнь, и мне решать, как её жить.

— Ой ли? И впервые отправившись за грибами с кем-то опытным и мудрым, ты его слушать не станешь и съешь красную шляпку в белый горошек, потому что она красивая и потому что ты «в гробу видал чужие советы», верно я понимаю?

— При чём тут грибы?

— При том, что ни инстинкт самосохранения, ни инстинкт иерархии не работают на твоё эго, Максимус.

В доме прислуги вновь что-то грохотнуло. Захария вслушивался уже чуть дольше.

— У меня чувство, словно я зря трачу слова. Ты знаешь, почему задал мне этот вопрос. Знаешь, почему уже второй раз за утро интересуешься моим мнением. И можешь сколько угодно отрицать это, но правда в том, что Неопределённость тебя пугает — точно так же, как пугает любого, кто способен её осознать. Ты инстинктивно стремишься к готовому ответу, поскольку это избавит от необходимости остаться посреди тёмного и страшного леса в одиночестве. Отсутствие направления вызывает столько животного ужаса, что ты готов пойти за любым прохожим, и не важно, куда он идёт и зачем — лишь бы обойти этот лес стороной. И заметь: спрашиваешь ты не Камира, не студентов МАЭ и не Айгольда — ты спрашиваешь меня. Оба инстинкта — самосохранение и иерархия — в наглядном примере.