Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— И снова бинго.

— А как тогда… Боже, я понял, кажется. Эти олени…

— Эйктюры, Максимус, прошу, хватит порочить репутацию Путников, называй вещи своими именами.

— Хорошо. Э-й-ктюры. Эти э-й-ктюры каким-то образом связаны с проклятьем, так?

— Я подскажу, поскольку ты пока о них не читал. Эйктюры — не совсем животные. Это духи здешних лесов, хранители, если угодно…

— Ну конечно, вы же говорили, что проклятье хреновой беременности насылаются «духами леса»!

Макс аж надулся от удовольствия: ему удалось разобраться самому, удалось увидеть взаимосвязь! Он не сразу сообразил, что перебил чародея, но когда понял, почему на него лёг тяжёлый взгляд, быстро ужался до прежних размеров и поспешил извиниться.

— Твоя бестактность поразительна, — сурово нахмурился Захария. — Прошу впредь в моём присутствии словосочетание «хреновая беременность» не произносить. А лучше — вообще забудь, что эти слова можно употреблять в одном предложении.

Макс поспешил извиниться снова.

— Но суть ты уловил. Мастер Оскар не собирался заводить детей. Он знал, что духи леса, разъярённые его поступком, нашлют проклятье на любую женщину, с которой он вступит в близость для продолжения рода, и что он, вероятнее всего, потеряет их обоих. Подобное испытание «не пожелаешь пережить даже врагу», как говорится — и он решил, что не станет ни отцом, ни мужем. Ведь если ты муж, то рано или поздно заделаешься и отцом.

— Ну хорошо, предположим. Но я по-прежнему не понимаю, зачем крестьянам было устраивать весь этот цирк.

Захария повернулся к нему молча, ожидая пояснений.

— В смысле, у них девчонка на руках умирает, а они вас… вилами. Если бы Камир хотел её смерти, он бы не стал просить меня помочь, так?

— Особенности менталитета, — колдун повёл плечом, — И издержки моей дурной профессии.

— Понятнее не стало, честно говоря.

— Оно и неудивительно. Но не торопись. Представь себя на их месте: девка из рабоче-крестьянского сословия беременеет от крупного землевладельца. У землевладельца, как мы уже выяснили, репутация имеется — соответственно, ей советуют держать своё положение в секрете сколько получится, чтобы на более поздних сроках избавиться от ребёнка было уже невозможно. Так, через тайны и терпение, она теоретически может занять какое-никакое место возле счастливого папаши. А если повезёт, даже подняться в сословие повыше.

— Пока логично.

— Логика никуда и не уходила, слушай дальше. Беременность состоялась хуже некуда, счёт пошёл на дни. Знают ли об этом необразованные крестьяне? Едва ли. Они сперва сваливают всё на токсикоз, на простуду, на бог знает что, но сообщать землевладельцу о проблемах не торопятся по уже озвученной причине. Дескать, само пройдёт.

— Классический русский «авось»?

— Я бы назвал это общечеловеческим «авосем», — усмехнулся чародей. — Когда девке становится уже совсем плохо, из столицы вдруг приезжает магистр Хаоса — человек сам по себе неприятный, да ещё и душегуб, как всем прекрасно известно, и вызывает его не абы кто, а встревоженный землевладелец собственной персоной. Ещё и по надуманному поводу — якобы проклятье косит скот, хотя на деле обычный ящур, о котором крестьяне тоже прекрасно осведомлены. Что они подумают?

— Что хозяин каким-то образом узнал про беременность и хочет избавиться от ребёнка? — пальцем в небо ткнул Макс.

— Именно так. Естественно, девка — свидетель. Поэтому, если она вдруг скоропостижно скончается, ни у кого не возникнет ни вопросов, ни подозрений, ни, что самое главное, способов отягощать судьбу несостоявшемуся папаше. А у него отпадёт всякая необходимость разбираться с последствиями своих гуляний. Но жизнь есть жизнь — разумеется, её семья так просто бедняжку на растерзание чёрному колдуну не отдаст. Оттуда и вилы.

— Им даже в голову не пришло, что вы хотите помочь?

— С чего бы? — Захария спокойно улыбнулся. — Если бы Оскар о помощи просил, вызвал бы из города лекаря, а не палача, разве нет? Держи в голове их образ мышления: землевладелец для крестьян априори человек высшего порядка, которому совершенно не с руки связывать себя с необразованной девкой без рода и без имени какими-либо обязательствами. Тем более общим ребёнком. В их воображении вся эта ситуация для него есть не что иное, как досадная оказия, от которой следует избавиться чьими-нибудь экспертными руками. Придётся потратиться, конечно, но, в сущности, крестьянская жизнь стоит не настолько много, чтобы кожевник уровня Оскара не мог себе этого позволить.

— Какая жесть. А чего Оскар им ничего не объяснил? Было бы гораздо проще, если бы все просто взяли и обсудили ситуацию.

— И как, по-твоему, это должно было выглядеть? — колдун состроил смешную гримасу и голосом, очень точно копирующим голос купца, продекламировал: — «Господа крестьяне, тут такое дело: ваша дочка от меня понесла, вот только на мне проклятье висит за то, что я убил всю свою семью, используя духов леса, и не понёс за это наказания, к слову, поэтому либо мы сейчас вызываем бывшего королевского палача, либо она и её плод скончаются у вас на руках». А что, звучит.

— Ну да. Так себе. Но он мог бы что-нибудь придумать.

— И вновь напоминаю про особенности социального строя. Оскар — состоятельный купец, у которого всё семейство этой девушки — вместе с десятками других таких же семейств — находится в полном и безграничном распоряжении. Эти люди принадлежат ему так же, как тебе принадлежит твоя одежда, а мне — мои дом и титул. Ты станешь объяснять своей футболке необходимость отправиться в стирку? Или просить у кроссовок разрешение завязать шнурки? Он вряд ли считал нужным хотя бы формально поставить их в известность о своих намерениях, а уж всерьёз интересоваться мнением? Советоваться? И напрягаться, чтобы соврать что-нибудь убедительное? Абсурд.

— А вам он почему соврал? Про скотину, ящур, вот это вот всё?

Колдун раздражённо фыркнул.

— Потому что в той же степени наивен, в какой и осторожен. Фиксировать такие вопросы на бумаге — рискованная затея, а передавать через Камира — значит, в лицо ему сообщить, что ситуация больше не является тайной. Но даже если бы он решил сказать об этом напрямую, он в курсе, что я не дурак и быстро концы с концами сведу.

— Так вы же всё равно всё узнали. В любом случае.

— Да, — кивнул Захария. — Но личная встреча давала мастеру Оскару шанс меня уговорить. А так… не факт, что я бы вообще приехал. По его мнению.

— А вы могли не приехать?

Чародей вздохнул. Но теперь сперва помолчал.

— Человек умирал, Максимус, — ровно произнёс он затем. — Ни в чём не провинившаяся глупая девчонка. Как сам считаешь, заставил бы я её расплачиваться за чужие грехи?

Вопрос был очевидно риторический. Макс решил надолго на нём не останавливаться.

— Я одного не пойму: как ему удалось натравить эйктюров на своих родных?

В ответ, вопреки ожиданиям, он получил молчание.

— Духи леса обладают плотью и кровью, — тише заговорил колдун, — Но остаются духами, поскольку подчинены определённым Законам. Зная этот Закон, разумный может слегка, скажем так, надавить. Пролезть в прореху. И на короткое время получить контроль. Со всеми вытекающими последствиями.

— Вы говорили, Оскар с вами… много общался когда-то?

— И ты туда же, — скрипнув зубами, Захария зыркнул на подопечного волком. Взгляд вышел внушающий: Макс споткнулся и едва не рухнул плашмя в пыль дороги. — Впрочем, это логично: кто может научить управлять духами и натравливать их на людей, если не чернокнижник?

— Да я же…

— Не важно. Простого «это был не я» достаточно, или мне следует предоставить тебе какие-нибудь доказательства? Например, что именно по этой причине Оскар и не хотел рассказывать мне о проклятье?

— Я же не это имел в виду, Мастер.

— А я сказал, что мне плевать.

С телегой поравнялись молча. Впряжённая в повозку скотина при ближайшем рассмотрении оказалась вовсе не лошадью, а чем-то вроде буйвола, с короткими массивными ногами и с зобом на шее слегка пугающих размеров. Животное бодро переставляло ноги, покачивая из стороны в сторону массивной приплюснутой головой, его крупные рога сверкали бронзой; когда юноша и зверь поравнялись, он заметил, как поблёскивают на буйволином носу крохотные чешуйки, плотно прилаженные одна к другой на манер змеиной кожи, и сперва не понял, что именно увидел и не был ли это обыкновенный пот. Но чешуя, уже крупнее и светлее, тянулась по зобу вниз, к брюху, и слегка нарастала на толстые голени. В рефлекторном стремлении обратиться к возничему, чтобы разрешить возникший диссонанс, Макс поднял взгляд — и в упор уставился на гуманоидного динозавра в забавной шляпе и комбинезоне на голый торс, правившего телегой так же бодро, как бодро шагал запряжённый в неё зверь.