Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Захария мягко потянул молодого человека назад, взявшись за край накидки двумя пальцами — Мат’Ро поразительно чутко распознал значение этого жеста и сбавил громкость.

— На самом деле никаких денег он у нас, разумеется, не крал. Кишка тонка. Но городской суд такими мелочами не занимается, а на степень жестокости нашего наказания им вообще будет плевать. Так что мы придерживаемся официальной версии.

— Что ж он сделал-то? — уже не на шутку обеспокоенный судьбой пусть и грубого, но в целом не особо-то похожего на преступника торгаша, осмелился спросить молодой Путник.

— О, — неожиданно лаконично изрёк курупиру и скрипнул зубами, — Вам это точно понравится.

Стремительным шагом троица углублялась в недра Зверьего рынка: поглощённый мыслями о предстоящем слушании, Максим смотрел по сторонам уже рассеянно, взгляд никак не мог сфокусироваться хоть на чём-нибудь, а интерес к разномастным прилавкам, ломящимся от товаров на любой вкус и цвет, поблёк вместе с красками рыночных одежд и тканей. Гигантские чаны, кипящие на разведённом под ними огне, изрыгали непрозрачный пар, и пышущее жаром варево пахло острыми специями; они свернули на перекрёстке, и пищу сменили несъедобные товары: стопки подушек и покрывал из толстой шерсти, вышитые узорами цветов и животных, пестрели повсюду, разложенные на деревянных подмостках и развешанные по стенам; медные круглые клетки были доверху набиты кричащими птицами всех цветов и размеров, а за железными решётками квадратных ящиков какие-то странные животные, взъерошенные и взбудораженные проходящими мимо покупателями, скакали по жердям, пищали и рычали, скалили грязные клыки — и некоторые особо отчаявшиеся, просунув лапки промеж прутьев, пытались даже схватить зазевавшихся прохожих за руки; здесь были скотоводы, предлагавшие как овечьи и козьи шкурки, так и самих овец и коз; были садовники, чьи цветы в зависимости от степени своей мобильности либо рисковали быть этими козами съеденными, либо сами хватали голодную скотину за носы зубастыми бутонами; в крохотных свободных пятачках выступали музыканты и фокусники, артисты уличного театра на наспех сколоченной сцене разыгрывали немой спектакль на потеху толпе. Всё великолепие рынка осталось для парня тусклым и даже мрачным, поскольку с каждым шагом он и оба его спутника приближались к залу суда.

Он не знал, как будет выглядеть принадлежащее суду здание, и не знал, как следует себя вести. Но существование в этом мире проклятья с красивым благозвучным названием «Слово Истины» заставляло его внутренности слипнуться друг с другом как разваренные пельмени.

Я могу отказаться, — напомнил себе Макс. — Старик сказал, что я могу отказаться.

Мат’Ро без предупреждения свернул к двухэтажному домику и нырнул в полумрак какой-то арки почти в самом центре рынка — стрельчатая, каменная, с удивительно тонко вырезанными из гранита украшениями, она показалась парню хорошим знаком: не могла такая красивая арка вести в какое-то совсем уж кошмарное место. Путники нерасторопно шагнули в проход следом за курупиру, и, оказавшись в тени, парень какое-то время шёл вперёд практически наощупь. Свет в конце каменного тоннеля освещал крупную плитку, выложенную на земле, и мозаику по стенам — дальше же, вновь под открытым небом, красовался внутренний дворик с мандариновыми деревьями, розовыми кустами и белой уличной скамейкой без спинки.

Приятное место — в таком наверняка не станут

Закончить мысль не дала ушедшая из-под ног земля — стопа, которая должна была встать на выложенный крупной плиткой пол, провалилась в пустоту, чтобы мигом позже вонзиться в гранитную ступеньку ведущей под землю лестницы. Удар вышел громким и пришёлся на пятку: волна мурашек прокатилась по его хребту, но Максим этого толком и не почувствовал, поскольку его основной проблемой в те несколько секунд стали переговоры с инфарктом.

— Осторожнее, — из темноты лестничного пролёта на него уставилось два зелёных сияющих огня: как у гигантской кошки, глаза курупиру светились во мраке. — Вы, надо думать, ещё не проморгались, с солнца-то.

— Я не знал, что тут ступеньки, — тщетно придавая голосу твёрдости, сообщил очевидное парень.

— Идите за мной, мы, считайте, на месте.

И глаза-огоньки исчезли — Мат’Ро отвернулся. Раздался шелест чародейской мантии, и вот уже сияющие глаза Захарии на несколько секунд появились в метре от Макса.

— О, вы тоже видите в темноте, — не удержался юноша, — Какая прелесть. Это так чудесно — быть не таким, как все.

— Так зачем же ты мучаешься? — усмехнулся чародей, откровенно издеваясь. — Договорись со своей комой и нафантазируй сумеречное зрение и себе тоже.

— Ха-ха, Мастер. Ха-ха.

Но он и сам улыбался. Глаза постепенно привыкали. Колдун, посмеиваясь, сообщил, что будет ждать внизу, после чего бесшумной поступью растворился в чёрных недрах лестничного пролёта: там, судя по доносившимся отзвукам, уже нетерпеливо топтался Мат’Ро. Когда они встретились, приглушённой рекой полился их неразборчивый диалог, и говорили о чём-то явно важном, словно намекая молодому Путнику побыть наверху ещё немного и подумать, надо ли вообще спускаться следом.

Осознавая прекрасно, что прогресс адаптации к темноте обнулится, Максим всё-таки обернулся: там, за стрельчатой аркой, кипела жизнь ароматного, громкого, радостного и непрерывно движущегося рынка. Освещённые очертания высоких зверолюдей с густым мехом, пушистыми хвостами и волчьими мордами появились и тут же исчезли справа от входа в каменный коридор, затем ещё более внушительных размеров одинокий сахмат прошёлся неторопливо, позвякивая многочисленными железными украшениями на куртке из тонкой овечьей кожи, и скрылся где-то по левую сторону: Макса тянуло туда, тянуло к ним, хотя заговаривать с этими созданиями и было рискованно. Любой риск теперь казался ему лучше, чем угольная пустота, в которую его вела очередная лестница. Вот только там его ждал Захария, которого, в свою очередь, ждали дела, и остаться снаружи как будто бы не оставалось уже никакой возможности.

Он сказал, что я могу не ходить.

С рыночной площади повеяло запахом карамели — это очередная порция красных яблок утонула в плавленом сахаре на радость детишкам и любителям лёгкого дофамина. Крики зазывал вибрировали, отражённые от каменного потолка — наперебой приглашали купить не то рубахи из паучьего шёлка, не то женские украшения, не то предметы искусства, а может, и всё это сразу. Сзади повеяло могильным холодком — лестничный зёв звал его под землю. На грани слышимого где-то под полом заворчал ветер, гудящий северным льдом. Предчувствие чего-то плохого и даже поганого, что ожидало Макса внизу, усиливалось с каждым мигом, проведённым на первой ступеньке.

Выдохнув, парень коснулся пальцами влажного бугристого камня и, придерживаясь за стенку на всякий случай, принялся неторопливо спускаться — дороги перед собой он по-прежнему не различал.

И по мере того, как он опускался всё глубже и глубже, разговор у подножья лестницы становился всё различимее.

Дело Хошо Венсана Атталь-Ромари

— …и теперь я в замешательстве, — донёсся из мрака до слуха Макса обеспокоенный голос курупиру, и парень застыл, не в состоянии сдвинуться с места или ещё каким-нибудь образом дать знать о своём присутствии. Подслушивать он вообще-то не планировал, но… — Ты знаешь, я далёк от политики настолько, насколько это вообще возможно.

— В таком случае, прими мои соболезнования, — ответил чародей: издаваемые им звуки напоминали шелест листьев по земле гораздо больше, чем человеческую речь. Видимо, так звучал его шёпот. — Политики ты сегодня сполна наешься.

— Было бы славно, узнай я об этих подробностях раньше… — Мат’Ро выдержал паузу. Потом ругнулся. Затем издал пугающий гортанный рык, не то львиный, не то медвежий. — Дьявол. Я понимаю, что это не совсем по правилам, но… Хватит ржать, магистр, при всём уважении. Я о серьёзных вещах говорю.