Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Наверняка Давид сегодня опять припрётся, — думал молодой Путник, бессмысленным взглядом елозя по строчкам учебника. — Но, как я понял, старику будет чем его порадовать… Господи, какой непонятный язык, что это за слово? Ага, глагол «быть»… Так, я это читал уже… Интересно, связано как-то его бытие с многострадальным еврейским народом? Или, кстати, что тоже не исключено, его на местном языке и зовут-то вовсе не Давидом, а как-нибудь вообще иначе, просто встроенный переводчик адаптирует под знакомый аналог. Надо бы у колдуна уточнить, по какому принципу этот переводчик работает… А это что за?.. А, «быть», точно. Чёрт… Я так далеко не уеду.

На втором этаже что-то упало — учитывая толщину полов, громко. Макса дёрнуло. Подобная чрезмерная прыгучесть когда-то была предвестником панической атаки — в той, прежней жизни, казавшейся теперь неописуемо далёкой и странно чужой. Но человек ко всему привыкает, и если раньше подобный уровень нервозности юноша охарактеризовал бы как «запредельно высокий» и наверняка схватился бы за таблетки, сейчас с натяжкой хватало на «чуть выше среднего» и безо всяких лекарств.

Воспоминание о таблетках натолкнуло на воспоминания о доме. О прошлом, утерянном, вероятнее всего, безвозвратно. О будущем, которое там уже никогда не сложится. О возможностях — преимущественно упущенных, конечно же. Об отношениях, которые никогда теперь не будут построены, о семье, которую некому теперь создавать. О приторно-сладких мечтах сбежать в столицу — или ещё дальше — держа за руку любимую девушку, да так горячо любимую, что и ночёвки на вокзале не казались чем-то кошмарным. И ему странно и дико было осознать, что тоска по городу, по матери и Даше, по друзьям, по перспективам и всему тому, что он хорошо знал, с каждым днём слабела и угасала. Едва ступив на земли нового мира, он всей душой тянулся обратно, готов был на любые унижения, лишь бы воскреснуть на обочине дороги и забыть перемещение в Цельду как дурной сон или глюк едва не умершего мозга. Но вот за спиной всего с сотню часов, проведённых в услужении чародею, и даже объективно безрадостные размышления о состоявшейся гибели стали плоскими, тусклыми и даже какими-то… скучными, что ли.

Можно ли со скукой думать о собственной смерти и при этом называться здоровым человеком? Любое живое существо старается продлить своё бренное существование как можно дольше, и все, кто обладает разумом осознать смертность, в той или иной степени боятся её. Разве что кроме тех немногих, кто готов добровольно погибнуть за какую-нибудь идею, гораздо более великую, по их мнению, чем их мечты, страхи — да и они сами, в целом. Но можно ли назвать здоровой психику человека, потерявшего интерес к своей же прервавшейся жизни?

Интересно, как же всё-таки с этим справился старик, — Максим рефлекторно зыркнул на мрачный лестничный марш, ведущий к промежуточной площадке между первым и вторым этажами. — Он говорил, что версия с комой и его терзала когда-то, но… как там он выразился-то… «Готовые ответы — как фастфуд для мозгов», н-да?

В тон безрадостным размышлениям тоскливо и вяло заурчало в животе. От фастфуда бы сейчас Макс не отказался — ни метафорически, ни буквально. Пускай наставник старался вносить в их рацион разнообразие, пища доиндустриальной эпохи для разбалованных рецепторов современного человека была невероятно скудна на вкус: никаких тебе майонеза и горчицы, никакой паприки, даже соль в блюдах присутствовала в весьма скромных объёмах. А так хотелось утопленную в кетчупе жирную говяжью котлету с поджаренным лучком, ломтиками кислотно-жёлтого сыра и слайсом маринованного огурца…

Остаток вечера молодому Путнику предстояло провести в прескверном расположении духа. Идея открыть в Эпиркерке свою сеть ресторанов быстрого питания критики не выдержала.

Когда зачарованная дверь отворилась и на пол упала высокая широкоплечая тень, парень подобрался, машинально отложил перо и неожиданно для себя приободрился. Но прежде чем через порог переступил дорогой мужской ботинок, в дом проник терпкий аромат напряжения — запах, никогда Давида не сопровождавший, — и тогда стало ясно: вместо студента явился его отец.

Ну да, было ожидаемо, что придёт Агнеотис — я только с поколением ошибся.

Едва оказавшись внутри, мужчина остановился и принялся осматриваться поверх стеллажей, давая возможность рассмотреть и себя самого. Присутствие молодого Путника он проигнорировал — по невнимательности, быть может, а может и намеренно не удостоив парня чести быть замеченным. Строгий костюм-тройка, крой которого чем-то напоминал Земной, лёгкое шерстяное пальто до колена, перчатки, ботинки и трость, всё чёрное с проблесками золота — Эйн подчёркивал принадлежность к аристократии каждым элементом своего гардероба, и эта подчёркнутость Максиму почему-то не шибко понравилась. Уложенные и зачёсанные назад седые волосы делали угловатые черты немолодого лица ещё более угловатыми и немолодыми. Статный, властный и демонстративно-спокойный — приблизительно таким и рисовало воображение ярославича образ среднестатистического дворянина. Правда, выглядел он как-то… осовремененно, что ли?

— Добрый вечер, — поприветствовал бесхитростно Макс. Старший Агнеотис наконец повернулся к нему, ловко управляя удивлением, и отвесил классический полупоклон. — Вы к господину магистру?

— Всё так, — мужчина быстро окинул взглядом полки с товарами и вновь обратился к собеседнику. — Он здесь?

— Здесь, — вместо уже начавшего было отвечать юноши заверил Захария, бесшумно спускаясь по лестнице. — Проходите, господин Эйн, садитесь. А ты, если не затруднит, подожди на улице.

— Книгу можно с собой взять?

Колдун «угукнул», полностью сосредоточенный на предстоящем диалоге — надо думать, до самообразования подмастерья ему сейчас особо дела не было. Дважды повторять не пришлось: привыкший уже к местным обычаям, парень не стал задерживать серьёзных людей и с учебником в охапку поспешил удалиться на свежий вечерний воздух.

Давид стоял на крыльце. Его появление вызвало в Максе смешанные чувства, и пускай приятных было несколько больше, он вынужден был напомнить себе мысленно, что расслабляться в присутствии дворянского отпрыска всё-таки пока рановато. По возможности бесшумно закрыв входную дверь, парень в нерешительности обернулся.

— Отец сказал, мы можем ожидать каких-то новостей, — взгляд, голос, поза да и весь остальной внешний вид младшего Агнеотиса сквозил надеждой, нехарактерно робкой и боязливой.

— О, — кивнул Макс, — Новостей много.

Они неловко расположились на лавочке. Давид на собеседника не смотрел — его пустой от волнения взгляд был направлен куда-то, как показалось Максиму, далеко за горизонт.

— Но, честно говоря, будет лучше, если тебе обо всём расскажет твой папа.

— Вот как.

— Я не уверен, что смогу донести информацию правильно, — Путник поджал губы. — Да и что мне можно вообще распространяться. Это Мастера дела, сам понимаешь.

Давид кивнул. Он, разумеется, понимал.

И всё-таки, его появление здесь казалось Максу несколько странным. В первый раз, предположим, младший Агнеотис понятия не имел, что его бесцеремонно выставят за дверь вместе с чародейским подмастерьем, там-то как раз всё ясно было. Но разве он не мог предугадать, что и во второй раз окажется на крыльце?

— Слушай, я чего-то не понял, — применяя к Давиду уже знакомую стратегию поведения «спроси в лоб и разоружи прямолинейностью», молодой Путник указал большим пальцем себе куда-то за спину, — Зачем Эйн… вернее, господин Эйн взял тебя с собой, если тебе всё равно нельзя присутствовать при их разговоре?

— А он и не собирался, — в интонации студента скользнуло раздражение. — Я его едва уговорил. Не мог остаться дома, пока они тут проблемы решают.

— Понятно, — какое-то время он молчал. Потом всё-таки собрался с духом. — А как… как твоя мама себя чувствует?

— Милостью богов хранима, — на удивление спокойно ответил Агнеотис. — И амулетом господина магистра, конечно же. Попыток посягнуть на её жизнь больше не предпринималось, насколько мне известно, и я молюсь богам, чтобы так оно и продолжалось.