Сотри и Помни - Небоходов Алексей

За окном начинало светать. Первые, едва заметные лучи проникали сквозь щели в шторах, меняя геометрию теней. Путешественница знала – время истекает. Этот мостик между мирами, невозможная встреча должны закончиться до того, как дневной свет обнажит несоответствия присутствия.

Девушка повернулась к Роману. Ровное дыхание и расслабленные черты лица выдавали глубокий сон. Усталость и пережитые эмоции сморили его. Спит, не подозревая, что момент прощания уже настал.

Ильга осторожно высвободилась из-под руки, скользнувшей на талию. Встала бесшумно, как тень. Подошла к невидимой здесь одежде, где в кармане лежал серебряный кулон – точная копия того, что висел на гвозде над компьютером. Вынула его, ощущая холодный вес металла в ладони.

Вернувшись к кровати, женщина наклонилась и положила кулон на подушку рядом с головой спящего. Не случайный жест, а продуманное действие – символ, мост, доказательство. Нечто, что останется после, что свяжет даже через разделяющие миры барьеры.

Несколько секунд она смотрела на умиротворённое лицо Романа. Даже во сне его губы хранили лёгкую улыбку. Ильга позволила телепортации начаться, стоя обнажённой в первых лучах рассвета.

Тело засветилось серебристым светом, частицы начали распадаться, растворяясь в воздухе. Последнее, что увидела перед исчезновением комнаты в Дармовецке – спокойное лицо спящего Романа, словно даже в бессознательном состоянии он понимал, что гостья придёт после, а сейчас должна уйти.

А потом Ильга снова оказалась в квартире в Северной Башне. Стерильная чистота, идеальная температура, отфильтрованный воздух. Всё такое же, как прежде, на своих местах. Только тело помнило другое – шероховатость дешёвых простыней, тепло живой кожи, вес настоящего человеческого тела, не подчиняющегося алгоритмам.

Женщина подошла к окну, за которым расстилалось искусственное море, подсвеченное неоновыми полосами. Система тут же отреагировала на настроение, меняя оттенок стен с холодного серого на более тёплый. Впервые за всё время эта забота показалась не комфортом, а тюрьмой – идеальной, просчитанной, бесконечно далёкой от непредсказуемого хаоса, пережитого в маленькой комнате в Дармовецке.

Путешественница знала, что вернётся. Не сегодня, может быть, не завтра – но мост между мирами теперь существовал, и дорога не забудется.

Воздух Северной Башни обволакивал Ильгу стерильной прохладой, смывая последние ощущения дармовецкой ночи – шероховатой подлинности, всё ещё тлеющей на коже. Молекулы вокруг словно выстраивались по команде, занимая положенные места в идеальной решётке мира, где всё рассчитано, выверено, лишено случайности. Квартира узнала хозяйку, отозвалась едва слышным гудением скрытых систем – приветствие механизмов, заключённых в гладкие плоскости стен, невидимых, но вездесущих.

– Полное включение, – произнесла гостья из другого мира, и пространство ожило.

Свет разлился по комнате мягкими волнами, проявляя контуры мебели – не столько предметов, сколько функций в форме. Кресло, вырастающее из пола по мере приближения. Стол, меняющий высоту в зависимости от положения тела. Стены, отражающие малейшие колебания настроения, сейчас пульсировали неопределённым сине-розовым, словно не могли решить, какую эмоцию считывать.

Под потолком возникла голографическая панель с данными: текущая температура тела – повышена на ноль целых четыре десятых градуса, сердцебиение – семьдесят удара в минуту, возвращается к норме, уровень кортизола – выше обычного. Система предлагала скорректировать показатели, настроить климат-контроль, запустить программу релаксации. Ильга отмахнулась от предложений движением руки.

– Отключить медицинский мониторинг до особого распоряжения, – голос прозвучал тверже обычного.

В сочетании идеальных поверхностей, неоновых отсветов и неусыпного наблюдения систем женщина чувствовала себя не столько хозяйкой, сколько экспонатом. Особенно сейчас, когда тело хранило чужие прикосновения, а кожа помнила текстуру застиранных простыней.

Путешественница зашла в душевую комнату. Простая, белая, с минимумом деталей. Включила воду и встала под струи, позволяя им стекать по телу. Закрыла глаза. Мыло без запаха скользило по коже, смывая следы ночи в Дармовецке – невидимые частицы с простыней Романа, пыль комнаты, клетки его кожи.

Но вода не смывала воспоминания. Ильга всё ещё чувствовала тяжесть головы спящего на плече, неровное дыхание, живое тепло. Прислонилась лбом к прохладной плитке. Вода стекала по лицу, собиралась в ручейки. Захотелось настоящего дождя – того, что шумит по карнизам и создаёт лужи. Не выверенных струй, а неудобной, мокрой стихии.

Через пять минут хозяйка выключила воду, вытерлась полотенцем. Вышла из душевой чистой и сухой, как сама Северная Башня, но внутри всё ещё ощущала присутствие инородного – не физического, а эмоционального следа, нестираемого никаким мылом.

Квартира тихо гудела, перерабатывая информацию. За стенами скрывались серверы, мощные процессоры, системы жизнеобеспечения – целый технологический улей, поддерживающий существование идеального пространства. Иногда хозяйке казалось, что настоящая жизнь происходит именно там, за панелями, среди проводов и охладительных систем, а видимая часть жилища – лишь интерфейс, красивая иллюзия для человеческого восприятия.

– Активировать рабочий режим, – скомандовала Ильга, и пространство изменилось снова.

Стены раздвинулись, открывая нишу с техническим оборудованием. В центре возникла консоль Realika – сложное сооружение из матового металла и стекла с изогнутыми дисплеями фиолетового оттенка. Не просто интерфейс, а портал в другое измерение, точка соприкосновения миров. Женщина опустила руки на сенсорные панели, и консоль отозвалась – экраны засветились, поверхность завибрировала под пальцами, считывая биометрические параметры.

– Мониторинг объекта «Роман Соколов», – произнесла Ильга, и пространство заполнилось голографическими окнами.

На центральном экране появилась комната в Дармовецке, где она была несколько часов назад. Реальное время, прямая трансляция. Роман всё ещё спал, свернувшись в позу эмбриона. Одна рука под подушкой, другая вытянута в пространство, словно удерживала нечто. Или кого-то. Серебряный кулон поблёскивал рядом с головой – послание из другого мира, материальная связь.

Наблюдательница провела пальцем по воздуху, активируя панель настроек. Ползунки времени, параметры наблюдения, фильтры данных – всё подчинялось едва заметным движениям, интимному языку жестов между человеком и системой. Перемотала время вперёд, наблюдая ускоренную версию утра Романа.

Вот он просыпается, мгновение лежит неподвижно, пытаясь удержать сон. Затем резко садится, оглядывается, рука инстинктивно тянется к пустому месту рядом. Находит кулон. Лицо меняется – неверие, удивление, затем странная, тихая радость. Подносит металлический диск к свету, рассматривает, поворачивая, затем прижимает к груди – в жесте больше религиозного благоговения, чем практического смысла.

В груди Ильги что-то сжалось. Не физический спазм – система зафиксировала бы отклонение, – а чувство более тонкое, неподвластное диагностике. Вспомнила, как касалась щеки спящего, как ощущала биение пульса под пальцами. Теперь наблюдение через экран казалось почти кощунственным вторжением, хотя всё свободное время в Северной Башне состояло из подобных наблюдений.

Изображение сменилось: Роман выходит из комнаты, плечи сутулятся, словно защищаясь от невидимой угрозы. В коридоре – столкновение с девушкой, видимо, сводной сестрой. Короткий, натянутый диалог без звука; Ильга активировала аудиоканал.

– Опять всю ночь за компьютером сидел? – в голосе девушки сквозило пренебрежительное любопытство. – Глаза красные.

– Работал над проектом, – ответил Роман тихо, почти извиняющимся тоном.

– Всё со своими игрушками возишься, – усмехнулась сестра, проходя мимо.

Наблюдательница видела сразу несколько потоков информации: выражение лиц, микродвижения тел, биометрические показатели – пульс Романа участился, кровь приливала к скулам. Стыд, раздражение, бессилие – целый спектр эмоций, считываемых системой с высочайшей точностью.