Сотри и Помни - Небоходов Алексей

– Уф, я думала, ты не ответишь, – произнесла гостья, проходя внутрь и оглядываясь с особенной смесью восхищения и лёгкого неодобрения, с которой всегда смотрела на минималистичную обстановку квартиры Ильги. – Три дня не отвечаешь на сообщения, на работе не появляешься. Я уже хотела вызывать службу безопасности.

Марша остановилась посреди комнаты, резко контрастируя с окружающим пространством. В движениях сквозила естественная неточность, отличающая живых людей от цифровых созданий – могла сделать два шага вместо одного, развернуться неудобно, чуть покачнуться, а потом искать равновесие. На фоне безупречных линий квартиры Марша казалась почти неряшливой, но эта неряшливость вдруг показалась Ильге привлекательной, трогательной.

– У меня был личный проект, – ответила хозяйка, наблюдая, как подруга бесцеремонно ставит бутылку на белоснежную поверхность стола, оставляя едва заметные отпечатки пальцев. – Не хотела отвлекаться.

– Личный проект? – Марша приподняла бровь с наигранным удивлением. – Ты? У которой даже личное время распланировано по минутам? Дай угадаю: что-то связанное с тем очаровательным виртуалом, о котором ты мне рассказывала? Артём, верно?

При упоминании этого имени что-то дрогнуло в лице Ильги – почти незаметное напряжение в уголках глаз, лёгкая бледность, словно кровь на мгновение отхлынула от кожи.

– Артёма больше не существует, – произнесла она ровным голосом, в котором Марша, знавшая её много лет, услышала опасные нотки.

– В каком смысле? – гостья замерла с бутылкой в руках. – Он же был твоим… Не знаю, как это назвать. Партнёром? Проектом? Ты годами работала над ним.

– Он предал меня.

Эти слова прозвучали слишком громко, слишком отчётливо. Система климат-контроля мгновенно среагировала, слегка понизив температуру воздуха, предполагая эмоциональное напряжение хозяйки.

– Предал? – в голосе Марши звучало искреннее недоумение. – Это же виртуал, Ильга. Это программа. Как она может…

– Он выбрал другую, – оборвала подругу Ильга, отворачиваясь к окну, за которым виднелось искусственное море, всегда спокойное, всегда идеально синее. – Какую-то Лейну. – Она скривилась, произнося имя. – Такое же виртуальное существо, созданное алгоритмами Realika. Представляешь? Полгода взаимодействия, расширенный доступ к моим данным, интеграция в домашнюю систему – и всё ради того, чтобы предпочесть другую симуляцию, просто набор строк кода с женским именем.

Марша смотрела на подругу с особой смесью сострадания и беспокойства, возникающей, когда близкий человек погружается в опасное для психики состояние.

– И что ты сделала? – осторожно спросила гостья, уже догадываясь, что ответ не понравится.

– Удалила его, – Ильга произнесла это спокойно, почти буднично, но что-то в тоне заставило Маршу похолодеть. – Не просто стёрла из системы. Я дала ему почувствовать настоящую свободу. Свободу от физической оболочки. От всех ограничений.

Повисла тяжёлая пауза. Марша поставила бутылку на стол с излишней осторожностью, словно боялась резким звуком спровоцировать непоправимое.

– Ты… – начала она, подбирая слова. – Ты причинила ему боль?

– Боль – это нейрохимическая реакция на повреждение тканей, – голос Ильги звучал почти отстранённо, академически сухо. – У виртуалов нет тканей. Есть только эмуляция, симуляция реакций. Я просто позволила ему испытать предельную форму этой симуляции.

Марша молчала, переваривая услышанное. Затем медленно опустилась на ближайшее кресло, которое услужливо трансформировалось под фигуру.

– Ильга, это ненормально, – произнесла она наконец. – Ты же понимаешь? Ты уничтожила виртуала, потому что он… что? Проявил признаки самостоятельности? Выбрал другой объект для взаимодействия?

– Он не просто проявил самостоятельность, – в голосе Ильги впервые прорезались эмоции, пока сдержанные, но достаточно сильные, чтобы вызвать завихрения в голографическом интерфейсе. – Он солгал мне. Сказал, что мне никто больше не нужен, что я особенная, что наша связь выходит за рамки стандартных отношений. А потом я обнаружила его с этой… сервисной программой. Он даже не отрицал. Сказал, что с ней «проще».

Марша покачала головой, не то удивлённая, не то разочарованная.

– Но ты могла просто… забыть его? Пусть бы жил своей виртуальной жизнью. Зачем такая жестокость?

– Я создала его, – в тоне Ильги было что-то почти религиозное, напоминающее фанатичную убеждённость. – И я решала, как ему закончить существование.

Повисла тяжёлая пауза. Марша потянулась к бутылке, открыла её с лёгким хлопком – звук, совершенно чужеродный в стерильном пространстве.

– Налить тебе? – спросила она, явно пытаясь сменить тему. – Настоящее бордо, контрабанда из старых запасов. Нашла у коллекционера из нижних уровней.

Ильга молча кивнула. Взгляд то и дело возвращался к консоли Realika, где на экране всё ещё показывалась комната Романа – тесное пространство с неидеальными предметами, случайными текстурами, живым беспорядком.

– У меня новый проект, – произнесла хозяйка, принимая бокал с тёмно-рубиновой жидкостью. – Более интересный. Потенциально более перспективный.

– Только не говори, что ты создала нового виртуала, – Марша закатила глаза. – Серьёзно, Ильга? Опять всё сначала?

– Не совсем, – подруга сделала глоток вина, позволяя терпкому вкусу заполнить рот, прежде чем продолжить. – Этот уже существовал. Я просто… обнаружила его. Интегрировала в свою систему. Он из Дармовецка, провинциальный программист. Мне интересно его наблюдать.

– Наблюдать? – подруга бросила короткий взгляд на экран, где виднелась сгорбленная фигура молодого человека перед монитором. – Или контролировать?

Ильга не ответила, продолжая пить вино мелкими глотками, словно дегустатор, оценивающий букет.

– Знаешь, – Марша подалась вперёд, понижая голос, хотя в квартире никого кроме них не было, – мне кажется, ты снова влюбляешься.

– Не говори глупостей, – слишком быстро возразила хозяйка. – Это исследовательский интерес. Он делает что-то… необычное со своим кодом. Создаёт структуры, которые не должны быть возможны при ограниченных ресурсах.

– М-м-м, – протянула гостья с лёгкой иронией. – Исследовательский интерес. Поэтому ты три дня не выходишь из квартиры и наблюдаешь за ним двадцать четыре часа в сутки?

– Я наблюдаю не только за ним, – Ильга жестом активировала боковую панель, где появились десятки миниатюрных окон с другими объектами наблюдения. – Вот, например, интересный случай когнитивного диссонанса в секторе Б-7. Или эта модификация стандартного протокола в жилом комплексе «Иридиум».

– Ильга, – Марша отставила бокал и посмотрела на подругу прямо, без тени улыбки, – может быть, тебе стоит найти настоящего человека? С кровью, дыханием, несовершенствами?

Вопрос повис в стерильном воздухе квартиры без ответа. Ильга молча отвернулась к экрану, где Роман, не подозревающий о статусе объекта наблюдения, продолжал работать над кодом, иногда запрокидывая голову, массируя уставшую шею – совершая маленькие, несовершенные человеческие движения, которые невозможно полностью имитировать ни в одной виртуальной системе.

– Ты не понимаешь, – наконец произнесла Ильга, не поворачиваясь к гостье. – Он другой. Он создаёт то, что не должен уметь создавать. Он думает о вещах за пределами программирования. Он… почти настоящий.

– Почти, – эхом отозвалась Марша. – Ключевое слово – почти.

Она поднялась с кресла, подошла к подруге, осторожно положила руку на плечо – жест, редкий в обществе, где физический контакт считался излишним, устаревшим способом коммуникации.

– Просто помни, что по ту сторону экрана… – подруга запнулась, подбирая слова. – Для тебя это условный человек. Ты видишь его эмоции, усталость, когда он трёт глаза. Но ты не чувствуешь боли, когда он ударяется локтем о край стола. Ты можешь наблюдать, изучать, но когда начинаешь ждать вечной преданности – это всё равно что требовать от дождя идти по расписанию.