Лекарь Империи 7 (СИ) - Лиманский Александр

Но были и тревожные признаки, которые я заметил сразу, с первого взгляда. Его правая рука лежала на одеяле неестественно, чуть согнутая в локте, а пальцы были сведены в характерной позе — легкий, но очевидный спастический парез.

Правый уголок рта был едва заметно опущен, а носогубная складка сглажена — парез лицевого нерва. Очаговая неврологическая симптоматика. Левое полушарие.

— Привет, чемпион, — я подошел к кровати и сел на стул рядом. — Ну как ты?

Глава 12

Ашот медленно повернул ко мне голову.

На мгновение его лицо озарилось искренней, детской радостью. Но эта вспышка тут же погасла, сменившись тяжелой тоской человека, запертого в собственном теле.

Он открыл рот. Я видел, как напряглись мышцы на его шее, как вздулись вены на висках. Лицо начало медленно краснеть от чудовищного усилия.

— Н-но… — первый слог дался ему с таким трудом, словно он выталкивал через горло невидимую каменную пробку. — Р-ма…

Классическая моторная афазия Брока.

Понимание речи сохранено, но продукция нарушена. Связь между центром планирования речи и моторными центрами коры головного мозга была разорвана гематомой.

Он знал, что хочет сказать «нормально», но не мог отдать приказ речевому аппарату. Больше он не смог выдавить ни звука.

Два жалких, искаженных слога вместо простого слова. Ашот зарычал от злости — низкий звук раненого зверя. Его левая, здоровая рука сжалась в кулак и с силой ударила по матрасу.

БУХ!

Потом еще раз.

БУХ!

И еще.

БУХ! БУХ! БУ-Х!

В его глазах заблестели слезы. Это были слезы не от боли. От унижения, от бессилия, от слепой ярости на предавшее его тело.

— Бедняга! — сочувственно покачал головой Фырк. — Представь себе, все слова в голове крутятся, хочешь сказать, а рот не слушается! Я бы тоже психанул!

Я быстро подошел к кровати, сел на ее край и положил руку ему на плечо. Под моей ладонью ощущались твердые, как камень, мышцы — даже недели неподвижности не смогла полностью атрофировать мускулатуру бывшего бойца.

— Тихо, тихо, — мой голос был спокойным и уверенным. — Не надо так. Я все понимаю. Абсолютно все.

Он посмотрел на меня с недоверием. Как ты можешь понимать? Ты здоров, ты можешь говорить!

— Знаешь, твоя злость — это хорошо, — продолжил я.

Ашот удивленно приподнял левую бровь. Правая осталась неподвижной.

— Серьезно, это отличный знак, — я говорил как лектор, объясняющий простую истину. — Злость означает, что ты не сдался. Не смирился. Что ты борешься. Знаешь, что происходит с мышцами после тяжелой тренировки в зале?

Он слабо, неуверенно кивнул.

— Они болят. Горят. Кажется, что вот-вот разорвутся. Но именно так они растут и становятся сильнее. Мозг — такая же мышца. Только гораздо сложнее. Эта твоя злость, это напряжение, эти отчаянные попытки говорить — все это признаки того, что твой мозг работает. Он пытается проложить новые пути. Обходные маршруты вокруг поврежденных участков.

Нейропластичность — величайшее открытие современной неврологии. Мозг не статичная структура. Он способен к реорганизации. Наша задача дать ему правильный стимул и не позволить отчаянию запустить процессы атрофии.

— Давай-ка позанимаемся, — я взял с тумбочки книгу, которая лежала тут. Видимо, кто-то из неврологов занимался с ним или только собирался. — Принес тебе кое-что особенное.

Я положил яркую, красочную книжку ему на колени. Он уставился на нее с полным недоумением.

Недоумение на его лице быстро сменилось обидой, даже оскорблением.

Для сильного, взрослого мужчины это унизительно. Нужно немедленно объяснить логику, пока он не замкнулся в себе.

— Стоп, — я поднял руку, видя его реакцию. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. «Это для младенцев, а я не младенец». Верно?

Он мрачно кивнул.

— Так вот, послушай меня внимательно. После травмы твой мозг в области, отвечающей за речь, — действительно как у младенца. Все нейронные связи разорваны, привычные пути нарушены. И восстанавливать их нужно точно так же, как ребенок учится говорить — с самого начала. С простых звуков, потом слоги, потом слова.

Я открыл первую страницу. Огромный, сочный красный арбуз и буква «А» размером с мою ладонь.

— Забудь все сложные слова. Сейчас мы начнем с самых основ. Смотри на мои губы. А-а-а…

Я утрированно, как логопед, артикулировал, широко открывая рот и показывая, как должны работать губы и язык.

— А-а-а… Видишь? Рот открыт широко, язык лежит плоско. А-а-а…

Ашот все еще смотрел на меня с обидой, но в его глазах уже появилась упрямая решимость. Он облизал пересохшие губы, сглотнул и открыл рот.

— А… — первая попытка вышла хриплой, едва слышной.

— Хорошо! Еще раз! Громче!

— А… а… — уже лучше, звук стал четче.

— Отлично! Получается! Теперь следующая!

Я перелистнул страницу. Большой баран с закрученными рогами, буква «Б».

— Смотри — губы сначала сжимаем плотно-плотно, — я показал, — потом резко размыкаем. Как будто воздушный шарик лопается. Б-б-б…

— О, смотри, он реально старается! — подпрыгнул на тумбочке Фырк. — Губами так смешно работает, как рыба!

Ашот сосредоточенно повторил движение моих губ:

— Б… б-ба…

— Молодец! Двигаемся дальше!

Следующие десять минут были для него настоящей пыткой. Мы методично проходили алфавит.

После каждых трех-четырех звуков приходилось останавливаться. Его лицо покрывалось потом, дыхание становилось тяжелым.

Речевые мышцы, отвыкшие от работы, уставали, как после марафонского забега.

Удивительно, как мы не замечаем, какая это сложная, ювелирная работа — говорить. Десятки мышц должны работать в идеальной синхронизации. Язык, губы, гортань, диафрагма. И все это контролирует мозг, посылая тысячи нервных импульсов в секунду.

К середине занятия пижама Ашота промокла от пота. Но он упрямо, стиснув зубы, продолжал. И к концу…

— Дом, — произнес он. Медленно, с огромным усилием, но абсолютно четко.

— Сын, — второе слово далось ему уже легче.

— Да, — и третье.

Я с улыбкой закрыл книгу и хлопнул его по здоровому плечу.

— Вот видишь? Три полноценных, осмысленных слова за одно занятие! Это огромный прогресс!

В глазах Ашота впервые за все это время мелькнула надежда. Он попытался улыбнуться — вышло криво из-за пареза правой стороны лица, но абсолютно искренне.

— Завтра мы добавим еще три слова. Послезавтра — еще. Через неделю ты сможешь строить простые фразы. Через месяц — говорить целыми предложениями. А через три месяца вернешься на свою работу и будешь также щебетать с покупателями как и раньше!

Он с сомнением покачал головой.

— Не веришь? — я наклонился к нему ближе. — А зря. Я видел десятки случаев восстановления после тяжелой афазии. И знаешь, что их всех объединяло? Упрямство. Те, кто упрямо, через боль и слезы, занимался каждый день, — восстанавливались. Те, кто сдавался и жалел себя, — оставались немыми. Ты из какой категории, боец?

Ашот медленно поднял левую руку и сжал ее в крепкий кулак. Ответ был очевиден.

Теперь можно было переходить к серьезным вещам.

— А теперь другая тема, — мой тон стал серьезнее. — Я знаю, что произошло. Кто тебя избил. И почему.

Лицо Ашота мгновенно потемнело. В его глазах вспыхнула былая ярость.

— Мкртчян все еще в нашей больнице. Под охраной. Как только его выпишут — а это случится уже совсем скоро — его заберет полиция. Будет суд. Будет приговор. Он ответит за все.

По щекам Ашота медленно потекли слезы. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, напрягаясь всем телом:

— Сп… сп…

«Спасибо». Он хотел сказать «спасибо».

— Не нужно, друг, — я остановил его. — Не утруждайся. Береги силы для восстановления. Мы обо всем позаботимся.

Я встал, собираясь уходить. Уже у двери я обернулся.

— Завтра в это же время к тебе придет невролог. Занимайся с ним также как со мной. Будь упорным. И не забывай — ты сильный. Ты справишься. И еще…