Урожай Мабона - Сутягина Полина

– Эй, ты чего?! – он заморгал, утирая лицо. Мир вдруг стал четче. И в этой четкости он увидел ее внимательные серо-голубые глаза, а потом улыбку, на переносице притаились несколько редких веснушек.

– В порядке? – спросила она с местным акцентом. И Роджеру понадобилось мгновение, чтобы понять ее. Он знал, что так говорят фермеры с холмов, но его бабушка и дедушка были из города и говорили привычно, поэтому у него не было возможности адаптироваться.

Он кивнул и медленно поднялся, все еще придерживаясь за заборчик.

– Я – Марта, – сказала неожиданная пролившаяся дождем тучка на этом безоблачном небе и протянула ему круглую металлическую флягу на ремешке: – Пить хочешь? На! Пей, пей… Это все от солнца.

Она буквально запихнула флягу ему в руки. Роджер кивнул и выпил несколько глотков, стало легче.

– Спасибо.

– Ты из верхнего дома?

Он непонимающе посмотрел на девочку.

– Ну вон, выше по холму, большой такой. Фрау Кляйн покупает у моих родителей молоко и творог, и еще шерсть. Ты ее внук?

– Да, – наконец, выдавил Роджер, и вернул девочке флягу. – Я – Роджер.

– Мама говорила, что к фрау Кляйн внуки приехали, но не сказала, что есть кто-то моего возраста, – она все еще внимательно разглядывала Роджера. – Тебе лучше?

Он кивнул.

– Хочешь, зайдем к нам? Тут недалеко. Или могу тебя проводить до твоего дома. Я на верхние пастбища иду, так что мне по дороге.

Роджер еще не совсем понимал, как ему хотелось бы реагировать. Его все еще немного мутило, и лучше было бы сейчас оказаться у себя. Опекунство этой девочки смущало.

– Я пойду к себе, спасибо.

– Ну, тогда я немного с тобой пройдусь, если не возражаешь, – и она легко зашагала рядом.

Марта только вначале показалась ему высокой, но на самом деле была лишь чуть выше его плеча, однако шла вверх так, словно еле касалась земли, почти подпрыгивая. Роджера раздражало, что ему сейчас, наоборот, было тяжело, но он старался списывать все на солнце. Хотелось еще попить, но снова просить воду он не решился. К тому же девочка шла на верхние пастбища, ей самой вода пригодится в такой день.

– А тебе голову не печет? – он бросил взгляд на ее короткостриженые волосы, загибающимися концами щекотавшие ей щеки.

– Печет? А, напекает! Нет, – она помотала головой, и эти кончики прически запрыгали, – я привыкла. Я же всю жизнь здесь.

– А учишься тогда где? Разве здесь есть школа?

– Да… – она немного призадумалась. – У нас есть школа, но там только младшая и средняя… С этого года меня будут, наверное, возить в город… – и она повела плечами. – Не знаю, что там родители решат. Ездить каждый день очень неудобно. Мне нравилось ходить пешком. Да и кто это делать будет…

– У твоего отца нет машины?

– Машина есть, но она ему нужна. Он фермер, здесь машина не то, что в городе. Это грузовик, понимаешь? – она посмотрела на Роджера, но видимо, решив, что городской странно говорящий и чуть не схлопотавший солнечный удар мальчишка вряд ли понял, принялась рассказывать про перевозку овец и другие применения машины на ферме, потом вдруг рассмеялась и, махнув рукой, заметила, что они пришли.

Роджер и сам не понял, как это он слушал ее все это время, не перебивая, и когда оказалось, что теперь их тропы расходятся, застыл в недоумении.

– Хочешь завтра вместе прогуляться? – спросила Марта, уже прощаясь с ним у забора его участка.

Он кивнул.

– Я завтра днем снова на верхние пастбища иду. Я тебя вон там встречу в одиннадцать, – и она указала на ответвление тропы у небольшого валуна поодаль от их дома. Только бери что-то на голову, воды и перекус. Мы только к вечеру вернемся.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Роджер.

– Ну тогда пока! Кстати, ты можешь говорить мне больше, чем одно слово. Ты хоть и смешно их произносишь, но я тебя понимаю, – и она легко зашагала вдоль их участка в направлении валуна.

Провожая девочку глазами, Роджер несколько раз моргнул. Все происходящее было для него по-прежнему немного подернуто туманом. И он на всякий случай решил уточнить у бабушки, что это за семья, у которой они покупают молоко. А то если есть ведьмы, то, может быть, и духи из Уоллиных сказок, а это и не девочка была, а какая-нибудь фейри.

Роджер встряхнул головой, сбрасывая на воротник несколько капель с непросохших волос, и пошел к дому.

– Роджер, где ты был? – встретил его практически с порога голос бабушки.

Он хмуро прошел к столу.

– Да ты весь горячий! – ее ладонь приятной прохладой легла ему на лоб.

Роджеру не хотелось вдаваться в объяснения, но бабушка, кажется, больше их не требовала. Предложенную чашку молока он залпом выпил, хотя обычно не слишком жаловал его.

Бабушка отправила его прилечь, против чего Роджер, разумеется, не возражал, и хотя думал полежать лишь немного, проспал до ужина.

Никто его не тревожил. Или он не слышал этого.

Вечером, спускаясь в гостиную, он все еще чувствовал некоторую слабость. За столом уже собрались все, и бабушка раскладывала еду по тарелкам, начиная с дедушкиной. Увидев Роджера, она сразу поинтересовалась его самочувствием. Он коротко ответил и, сев за дальний конец стола, сразу осушил стакан воды.

– Тебе не следовало ходить в такую погоду без шляпы, – заметил дедушка. Он сидел во главе стола, не прикасаясь к своей наполненной тарелке и ожидая, пока супруга накроет всем. Несмотря на седину и разводы морщин, это был весьма статный мужчина, с возрастом приобретший солидности, но не потерявший привлекательности. Суховатый, подтянутый и высокий, в точности, как его сын и старший внук. На мгновение взгляд Роджера встретился с серо-голубыми глазами деда, но подросток сразу опустил глаза и ничего не ответил.

– Я ему тоже говорила, – бабушка последней поставила тарелку себе и опустилась за стол.

– В наше время, – не обращая внимания на замечание жены, продолжил глава семейства, – мужчина не выходил из дома без головного убора.

Все молчали. Уолли печально смотрел на тарелку, и в желудке у него урчало. Вдруг раздался голос Мэри-Лу:

– Я тоже хочу головной убор!

– У тебя ведь есть соломенная шляпка, – удивилась бабушка.

– А… – протянула девочка, – так это и есть «убор»…

Дедушка глянул на внучку, и на мгновение за столом воцарилась тишина. Потом он взял вилку и приступил к еде, и все остальные потянулись за приборами. Первым отреагировал Уолли, только и ждавший этого. У них дома никогда таких строгостей не было. Но тут в епархии старших он всегда смущался высказать свое мнение, с чем в других ситуациях у него обычно не возникало сложностей. Теперь он наворачивал ужин, слегка склонившись над тарелкой, не замечая взгляда дедушки. Фрау Кляйн подняла глаза на мужа и тихонько шепнула внуку:

– Уолли… Сядь прямо.

Мальчик оторвался от еды, глянул на бабушку, потом на дедушку, тяжело вздохнул и выпрямился. «Пока донесешь так далеко, все с вилки упадет… Хорошо, что я хоть не такая каланча, как Роджер» – подумал он.

Его брат ел мало, но вовсе не из-за роста, разумеется. Он поднялся, взял графин и налил себе еще воды.

Дедушка проводил его глазами:

– Язык существует, в том числе для коммуникации, – заметил он внуку.

– У языка много функций, – произнес Роджер, – но не всегда он используется по назначению. Недаром его называют самым прекрасным и самым отвратительным 1.

Пожилой мужчина слегка качнул головой, но уголок его худых губ дернулся в легкой улыбке:

– Действительно.

– А как это язык может быть отвратительным? – удивилась Мэри-Лу.

– Можно произнести им великую поэму, а можно сплетню, – пояснил ей дедушка.

– А еще можно – клевету, – добавил вдруг Роджер, при этом смотря не на сестру.

Бабушка поднялась:

– Может быть, кому-то еще подливки?

Но все отказались, и она опустилась обратно на стул.

– Да, точно, – Уолли практически прикончил свой ужин, – вот я сегодня поймал двух улиток, даже имена им дал. И что, вы думаете, заявил мне на это Роди? – в этот момент Роджер сверкнул на него глазами, но Уолли не глянул в его сторону. – Что они гермафродиты!