Император Пограничья 13 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Глава 12

Генерал Пётр Алексеевич Хлястин замер на балконе владимирского дворца, глядя на площадь внизу холодным оценивающим взором военного профессионала. Октябрьский ветер трепал красные знамёна с коронованным золотым львом, нёс с собой запах надвигающейся зимы — смесь сырости, опавшей листвы и древесного дыма из городских печей. Небо затянуло свинцовыми тучами, угрожавшими первым снегом, и генерал невольно поёжился под мундиром, хотя холод едва ли был причиной его дискомфорта.

На площади толпились зеваки — купцы в тёплых кафтанах, ремесленники с любопытствующими лицами, старухи в платках, пришедшие проводить сыновей и внуков. Кто-то молился, сжимая крестик, кто-то плакал, утирая слёзы краем платка. Женщины обнимали мужей, дети цеплялись за отцовские ноги. Внизу фыркали лошади, запряжённые в повозки с провиантом, бряцали доспехи и оружие. Воздух пропитался характерными запахами военного сбора: конским потом, металлом начищенных клинков и артефактов, маслом для кожаных ремней. Но над всем этим витал другой аромат — тяжёлые, приторные, дорогие духи аристократов, разодетых словно на бал, а не на войну.

Хлястин прищурился, оценивая выстроившихся на помосте магов. Вторая попытка сбора Боярского ополчения благодаря усилиям патриарха Воронцова оказалась результативнее. Около двухсот человек из шестидесяти боярских родов — вместо ожидаемых трёхсот из восьмидесяти.

Генерал за тридцать лет военной службы насмотрелся на разное, но подобное пренебрежение княжеским приказом удивило даже его. Впрочем, удивило — не значит шокировало. Аристократы оставались аристократами: когда запахло настоящей опасностью, они всегда находили причины остаться дома. Солдаты у костра частенько шутили: «Не понос, так золотуха — это точно про дворян».

Взгляд генерала скользнул по рядам. Слева стоял седой ветеран лет пятидесяти в потёртом, но добротном доспехе — бывший Стрелец, судя по выправке. Он спокойно проверял крепления на артефактной кирасе, попутно давая советы молоденькому магу рядом, который нервно теребил ремешки, соединяющие жезл с его запястьем. Хлястин одобрительно кивнул про себя — вот это настоящий солдат, знающий цену дисциплине и подготовке.

Правее собралась группа молодых бояр-щёголей лет восемнадцати-двадцати двух, для которых это, очевидно, была первая настоящая война. Расшитые золотом куртки, начищенные до блеска ботинки, модные причёски с гелем для волос — словно собрались на придворный приём, а не в поход. Кто-то из них бравировал, громко смеясь и хлопая товарищей по плечам, пытаясь скрыть страх за показной храбростью. Другой стоял бледный как полотно, то и дело хватаясь за фляжку — пил для храбрости. Третий и вовсе тихо молился, сжимая в руке какой-то амулет.

— Разодетые павлины с жезлами, — негромко произнёс Хлястин, повернувшись к стоявшему рядом князю Сабурову. — Треть из них не продержится и часа под настоящим огнём.

Князь поморщился, но в глазах его читалось удовлетворение. Двести магов вместо прежних двадцати трёх — патриарх Воронцов сделал невозможное. Этого хватит для войны.

— Вы правы, — негромко произнёс Сабуров, — но с этим уже можно работать.

Хлястин кивнул, не споря. Материал паршивый, но количество компенсирует качество. В конце концов, боярское ополчение — всего лишь одна из составляющих его армии.

Чуть поодаль от молодых щёголей стоял боярин средних лет с сыном-подростком. Отец что-то тихо говорил мальчику, положив руку на его плечо — последние наставления перед походом. Сын кивал, стараясь выглядеть храбрым, но Пётр Алексеевич заметил, как дрожат его губы. Пятнадцать, максимум шестнадцать лет — слишком рано идти на войну. Впрочем, генерал сам в этом возрасте стоял в первой линии против Бездушных на границе княжества.

Ещё дальше, на противоположных краях помоста, расположилось двое бояр примерно одного возраста. Они тщательно избегали смотреть друг на друга, хотя теперь им предстояло сражаться бок о бок. Враждующие роды — то ли из-за земель, то ли из-за старой обиды, то ли из-за неудачной помолвки. Хлястин не знал деталей и не интересовался. Главное, чтобы не перерезали друг другу глотки под шумок в разгар сражения.

По рядам магов прокатился шёпот — кто-то передавал свежий номер газеты. Хлястин разобрал обрывки фраз:

— Говорят, он в одиночку прибил Кощея…

— Чушь собачья! Использовал запретную магию, небось…

— А мне сосед рассказывал, у него целая армия Бездушных, которых он подчинил…

— Слышал, что он голыми руками разорвал Архимагистра на дуэли…

Молодые маги толпились вокруг газеты, жадно читая статью о Платонове. На лицах читалось смятение, страх, любопытство. Хлястин поморщился. Слухи, домыслы, преувеличения — всё это разъедало боевой дух солдата быстрее любого яда.

Внизу, у оцепления, послышался крик. Молодая женщина в тёмном платке прорвалась сквозь кордон стражников, бросилась к одному из магов — сыну, судя по возраста. Она хватала его за руки, умоляла о чём-то, слёзы текли по щекам. Стражники грубо схватили её, потащили прочь. Маг стоял, отвернувшись, плечи его были напряжены.

— Убожество, — буркнул Пётр Алексеевич. — Будто на казнь провожают.

Священник обходил ряды магов, окропляя их святой водой из серебряной кропильницы, бормоча молитвы. Кто-то набожно крестился, кланяясь батюшке. Другие насмешливо ухмылялись — для многих аристократов религия была лишь данью традиции, не более.

Вдруг один из молодых магов — совсем юнец лет девятнадцати в щегольском камзоле — нервно дёрнулся, роняя фамильный жезл. Тот со звоном ударился о каменные плиты помоста. Вокруг мгновенно повисла тишина. Кто-то ахнул — дурная примета. Соседи зашептались, отступая от неудачника.

Хлястин не удержался. Он шагнул к краю балкона, и его голос, усиленный лёгким заклинанием, прокатился над площадью:

— Юноша! Если вы уже сейчас роняете оружие от страха, может, вернётесь к маменьке? Война — не место для детишек, играющих в войнушку!

Несколько стражников хмыкнули. Молодой маг побледнел ещё сильнее, торопливо поднимая жезл дрожащими руками. Глаза его наполнились слезами унижения.

— Генерал!.. — предостерегающе одёрнул его Сабуров, но Хлястин не обернулся.

Пусть князь сердится. Генерал говорил правду: половина этих разодетых павлинов при первом же столкновении с настоящим противником либо сбежит, либо погибнет нелепо. Они привыкли к учебным дуэлям в академиях, к показательным сражениям с правилами и судьями. Но на войне правил не было. Там убивали первыми, убивали беспощадно, убивали тех, кто медлил или колебался.

Единственная надежда была на численное превосходство одарённых над силами противника. Слитный залп боевых чар от сотен магов был зрелищем столь же впечатляющим, сколь и ужасающим по своей эффективности.

Рядом с князем, чуть позади, стоял граф Климент Венедиктович Воронцов — высокий седовласый старик с лицом аскета и глазами интригана. Именно благодаря его давлению на боярские роды удалось собрать хотя бы этих двести. Воронцов держался в тени, но его присутствие ощущалось — словно паук в центре паутины, невидимый, но контролирующий каждую нить.

Пётр Алексеевич перевёл взгляд обратно на собравшихся магов. Двести человек. Из них настоящих бойцов — от силы пятьдесят. Остальные — балласт, пушечное мясо, которое будет мешать под ногами и отвлекать настоящих профессионалов.

Он вспомнил войска покойного Веретинского — отлаженную машину, где каждый знал своё место и выполнял приказы без вопросов. Князь был безумцем и тираном, но армию он держал в железной узде. Сабуров же… Хлястин покосился на нынешнего правителя. Сабуров был администратором, интриганом, церемониймейстером. Но не военачальником. И уж точно не вождём, за которым люди пойдут в огонь и воду.

Впрочем, генералу платили не за симпатии к работодателю, а за результат. И он намеревался этот результат обеспечить, невзирая на материал, с которым приходилось работать.

Звук горнов возвестил начало смотра. Князь вышел вперёд, начиная речь о долге, чести и верности. Хлястин слушал вполуха. Слова, слова, слова… А в это время на северной границе княжества собирал силы человек, которого одни называли героем, другие — мятежником, а третьи — будущим правителем Владимирского княжества.