Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Ну тебя, подлеток, поучать меня ещё станешь, — отмахнулся раздосадованный Спар. — Испугался я, вот и не рассудил, что да как может статься. Да и, быть может, она правду поведала, а ты ужо всю деревню готов в мошенники приписать.

Макс не сразу догадался, что это не собеседник обучился дару телепатии, а он сам последнюю мысль вслух произнёс. Стало неудобно. Хотел было парень как-то оправдаться, но потом понял, что вообще-то ничего неправильного или грубого не сказал — Каглспару в его возрасте действительно стыдно должно быть, что у него не выработалось критического мышления. Что, собственно, он и сообщил.

— Ты палку-то не перегибай, усёк? — кузнец покосился на него недовольно. — Стыдить меня ещё стыдилка не доросла.

Они долго пререкались, пока возвращались, но вот вдали показалась крыша крайнего домика, и странствующие синхронно стихли. Не хотелось здоровяку верить, что его вот так обвести можно вокруг пальца, но по лицу читалось с лёгкостью: чем ближе они подъезжали, тем сильнее он убеждался в верности Максимова чутья.

Кузнец съехал с дороги, пока их не заметили, отпряг Плушу, чтобы она могла пока спокойно попастись неподалёку — в лес ручная кобылка и не подумала бы убежать, — и подкрался к краю пролеска на корточках. Путник юрким кроликом примостился рядом и во все глаза принялся глядеть на прекрасно просматриваемый постоялый двор.

Народ деревни вёл себя странно — столпились у входа в трактир, побросав рутинные обязанности, и явно чего-то ждали. Привлечь их внимание могли либо новые указы короля (а мимо Макса со Спаром никаких вестников из Эпиркерка не проезжало, это однозначно), либо перспектива нажиться на чужом горе. Несколько минут спустя Кунвара вышла из своего заведения: за лямки она несла в руках спортивную сумку Максима. И, надо отметить, несла по-женски — осторожно. Деревенские жители, как и предполагал юноша, оказались достаточно просты и не подумали, что лучше будет переждать: в этом мире королевство не обдирало крестьян до нитки, и люди выросли пусть и трудолюбивыми, но совершенно бесхитростными — поэтому решили разобраться со свалившимся на их голову богатством, пока владельцы не сообразили, что да как. Спар уже подорвался было выйти к ним и как следует высказаться, отобрав своё, но парень вовремя схватил его за локоть.

— Посидим и посмотрим, — предложил Макс, наблюдая за тем, как работники-братья ставят сумку на забор в окружении практически всех жителей деревушки. — Интересно, что они задумали… Блин, ну это, конечно, сильно. «Кем надо быть, чтобы Путника обобрать?», главное. Вот кем, оказывается! — он против воли улыбнулся. — Порядочный простой народ, что б их… ещё и помочь её искать хотели. Говнюки.

Сначала на всеобщее обозрение вытащили пакет с его плавательными принадлежностями. Целлофан бережно развязали, осмотрели и даже обнюхали каждый предмет — полотенце и плавки, оставленные преть в туго затянутом пластике, воняли, надо полагать, недостаточно сильно, потому что никто особо не морщился, — а после развесили по забору. Достали обмотанный проводами мобильник (Максим тут же пожалел, что предложил последить за их действиями, особенно сильно его взволновала судьба наушников), ключи, зарядку — её особенно долго почему-то крутили в руках и передавали друг другу для более подробного изучения.

Потом добрались и до свёртка.

— Рискнут, интересно, открыть шкатулку? — прищурился парень, вытягивая шею.

— Они, быть может, и простаки, да не дураки. На вещице этой защитные чары стоят, чтобы абы кто её не открыл, знаки высечены… Нет, ну ты погляди, дураки всё-таки.

Тот из крестьян, что желал «господину Путнику» удачи, размотал ткань, в которую Каглспар завернул шкатулку, и поставил добычу на видное место, чтобы все могли по достоинству оценить её красоту и изящность. Правда, надо отдать ему должное, к самой древесине, из которой была сделана вещица, не прикасался — держал через тряпицу. Люди обступили находку и, не слишком близко к ней склоняясь, долго и молча осматривали полированные грани ящичка с выщербленными по всей крышке символами, приглушённо переговариваясь. Видимо, решали, кому её открывать честь выпадет. Наконец, здоровенный детина с рябым лицом вышел вперёд (зрители разумно подались на несколько шагов в стороны) и занёс руки над загадочной находкой.

Стоило пальцам коснуться шкатулки, его дёрнуло, как от удара электрошока. На самых высоких, судя по всему, мощностях: тело выгнуло дугой и парализовало, мышцы вздулись по рукам и ногам в чудовищных спазмах. По волосам скользнули змеями какие-то зеленоватые искры, детина пошатнулся, да как стоял, так пластом на спину и обрушился — аж облако пыли поднял. Бабы, визжа, кинулись поднимать его на ноги и хлопать по лицу, да только если верить Каглспару, простыми воплями делу было не помочь. Какую бы магию ни наложили на шкатулку, действовала она не только безотказно, но и очень радикально.

Макс прикрыл рот рукой, но всё равно не смог сдержать сдавленного смеха. Ему это светопреставление казалось забавным: воришки получили по заслугам. А вот кузнец хмурился — он-то, в отличие от юноши, хорошо знал и Захарию, и его торговых партнёров, понимал прекрасно, насколько серьёзными могут для нерадивого взломщика чужих шкатулок оказаться последствия магического отравления.

— Вот идиоты-то, ей-богу, у колдунов таскать, да ещё и лезть к краденому голыми руками, — бубнил Спар, потирая переносицу пальцами. — Пойду я, мы ужо с лихвой потешились.

И он танком попёр сквозь кусты. Максим остался в безопасности и наблюдал презабавное зрелище, как жители деревни, завидев кузнеца, пытаются совместить приятное с полезным: оттащить от разъярённого обворованного человека своего соседа и при этом не попасть здоровяку под руку. Бегали люди бодро, ещё и отбиваться пытались, но похищенное сокровище решили вернуть владельцам, от греха подальше. Добивающим аргументом, надо полагать, стала всеобщая уверенность в опасности для жизни и здоровья окружающих, исходившей от загадочной шкатулки. Мужчина носился по открытой местности, как кот, попавший в мышиное гнездо и не успевающий убить всех одновременно, распугивал быстро прячущихся по домам деревенщин и грозно и вместе с тем грустно покрывал их благим матом.

Узнать, остался ли поражённый защитным заклинанием детина в живых, Макс не успел — Каглспар оперативно затолкал пожитки в сумку, покричал им вдогонку немного ласкового и нежного, возвратился широким шагом и забросил многострадальный товар (шкатулку он обратно завернул в ткань и убрал подальше) в повозку.

— Довольно с меня оказий, довольно! — сокрушался он, возвращая Плушу на законное место промеж оглоблей. — Мало того, что другам ужо доверять нельзя, так ещё и отстаём, шибко отстаём. Не понравится мастеру, что я запаздываю, может и недоплатить за задержку-то. Сдаётся мне, что источник этих несчастий — ты, Максим, потому как прежде ничего эдакого не случалось!

Путник тут же предположил наличие у колдуна еврейских корней, шпильку в свой адрес он даже не расслышал.

— Надо ж было додуматься-то, у своих красть! — разочарованно продолжал бубнить кузнец весь следующий час: повторял он примерно одно и то же, только на разный лад слова подставлял. — У своих же, не у чужих! Я с Кунварой знаешь сколько знаюсь ужо? А вот так вот со своими поступить — это до чего ж надобно опуститься! И ведь недурно живут-то, Хэдгольд их пальцем не тронул, хотя от столицы поселились — рукой подать! Но им все блага, все удобства — а они!..

Макс его нравственных страданий не разделял и разделять не собирался. В привычном ему мире и друг мог что-нибудь слямзить, если сильно приспичит. Конечно, не его конкретно друг — его знакомые так не поступали, — но вообще мелкое воровство существовало давно и являлось достаточно распространённой историей, не зря в судебной практике сперва отрабатывают ближайший круг общения жертвы. Банальная зависть или банальная нужда приводили обычно к не менее банальному финалу, и много возникало ситуаций, когда люди после попойки просыпались без заначек или бытовой техники. Да и чего уж греха таить, иногда в родном городе и убивали на ровном месте.