Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Вот только человеку, воспитанному в высокоморальных условиях, объяснять естественность низменных животных механизмов бесполезно: в картине мира Каглспара подобных «подлостей» не должно было существовать по определению. Только реальность, как оказалось, преподносила один подарок за другим.

— Хватит жаловаться, — спокойно сказал юноша, когда слушать негодующий трёп не осталось сил. — Лучше скажи спасибо, что мы догадались вернуться и нашли всё в целости.

— Эт да, Максим, — покивал неожиданно просто кузнец. — Исполать тебе.

— Мне-то за что?

— За то, что вовремя смекнул, как меня обманули дурно, — Спар нахмурился: переживал он несправедливость, судя по поведению, хуже ребёнка. — Ежели б ты не приметил, что к чему, гнались бы мы и ноне за придуманными всадниками до самого Эпиркерка. А там уж… Не подумай, что я всегда дурак эдакий, — он повернулся к нему с выражением смущения на лице и неловкостью в движениях. — Я обыкновенно способен увидеть, что да как, просто Бертшу жаль стало с ребятишками, уразумеешь? Я как помыслил, что с ними станется без меня…

— А семья твоя тут при чём?

— Без меня им оставаться нельзя никак, — пояснил, отворачиваясь, кузнец. — Я ж деньги зарабатываю, видишь? А коль меня не станет, на что они покушают, во что оденутся? А то, что мастер бы меня за потерю вещиц этих не простил, так то я тебе точно скажу, даже не сомневайся. Он мудрый и умный, а злой всегда на тех, кто его подводит. Ошибки прощает редко.

Спрашивать, действительно ли Захария мог убить Каглспара за проваленную доставку, не хотелось. У парня, конечно, возникли некоторые сомнения на этот счёт, но услышать однозначный ответ человека куда более осведомлённого… в общем, лучше было оставить эту тему.

— Хотя… про то, что он б меня укокошил — перегнул я, право, — помолчав, подтвердил кузнец его соображения и теперь. — А вот, скажем, руку мне повредить или лишить зрения…

Прекрасно, — поёжился Макс. — Только этой информации мне и не хватало для полного счастья. Господи, если ты есть, подай мне знак нахрен, потому что я уже сомневаюсь, стоит ли к этому чародею добираться вообще.

Его подмывало посмотреть на шкатулку вблизи. Пока кузнец не видел, парень осторожно расстегнул молнию своей многострадальной поклажи и заглянул внутрь. Край тряпицы как назло отогнулся, шкатулка лежала на самом дне, поблескивая полированным боком цвета молочного шоколада. Красивая вещь — и наверняка ценная сама по себе, раз способна предотвратить несанкционированное проникновение столь варварским и прямолинейным образом. Естественно, повторять судьбу полоумного крестьянина Макс не планировал и руки к ней благоразумно не тянул, но что-то завораживающее было в этом предмете. Что-то, что будто бы манило, соблазняло к ней притронуться.

Парень рывком отстранился от сумки, поспешно застегнул молнию и отсел подальше. Ну их, эти эксперименты над безопасностью. За последние три дня случайные товарищи и без того уже с лихвой превысили лимит удачливости.

Говорят, что человеческий глаз способен распознать свет от горящей спички на расстоянии двух километров. Так это или нет, Максу проверить в прошлой жизни не довелось, но во мраке ночи каменные стены Эпиркерка — примерно такой же высоты, как выяснилось при приближении, что и стены Эпфира, — подсвеченные многочисленными факелами, видел издалека.

У подножья бродили часовые с алебардами, закинутыми залихватски на плечи, и мечами на поясах. Ворота оказались закрыты двумя фазами стальных решёток, размещённых на внешней и внутренней стороне арки, через которую проезжали странники, и надо признать, что полуночная тьма окрасила подъездную дорогу в нерадостный и совершенно недоброжелательный цвет — даже человеку, мало смыслящему в устройстве средневекового королевства, было ясно, что это столица. Валганги, увенчанные брустверами и рядами частокола, галереи с бойницами, внушающие трепет бастионы — весьма недружелюбно выглядел город в ночном освещении. Над ведущим в Эпиркерк мостом развевались красные флаги с какой-то неразличимой в темноте эмблемой, на груди у каждого стражника сияла золотом распахнувшая крылья птица, лица у всех серьёзные и сосредоточенные, разговоров не слышно — люди делали свою работу добросовестно и на беседы не отвлекались. Тем более, что в ночи слух становился единственным их органом чувств.

Когда скрип разболтанных от долгих странствий рессор телеги донёсся до внимания стражей, у ворот замельтешили фигуры. Четверо часовых с алебардами выстроились попарно и поприветствовали путешественников с выражением подозрения в глазах — стояли и не шевелились до тех пор, пока свет факелов не озарил физиономию Каглспара.

— Мастер кузнец, — кивнул ему один из стражей, опуская направленное на гостей остриё, подошёл ближе и тут же заглянул в телегу. — Кто с вами?

— Путник, Йен, — ответил Спар севшим от усталости голосом. — Подобрал его в Бандичьем лесу. Он из новых.

— Вот как, — не сильно-то удивился прибытию иноземного человека стражник, только осмотрел внимательнее прежнего. — Давненько мы не видели никого из их мира, не иначе как стряслось что аль стрясётся. По какому вопросу господин Путник изволит посетить Эпиркерк?

Макс покосился на обернувшегося к нему кузнеца и неуверенно поджал губы. Раньше ему права голоса по понятным причинам не давали, и теперь парень явно трусил всё испортить.

— Да не боись ты, поведай сам, — кивнул здоровяк доброжелательно: видимо, здесь уже можно было рассказывать всё как есть.

— Я… я хочу увидеть господина магистра, — выдавил Максим, не отводя взгляда от отражающего свет факелов копья. — Хочу попасть к нему в ученики.

Страж посмотрел на него внимательно, криво улыбнулся и вздохнул.

— Смело, — прокомментировал он лаконично. — В таком случае, удачи, господин Путник. Она вам понадобится. Насколько мне известно, магистр к себе никого не берёт? — Йен повернулся к кузнецу. — Или ты не стал расстраивать мальчишку раньше времени?

— Да его попробуй расстрой, — пожал плечами Спар, усмехнувшись. — Упёртый как стадо ослов, твердит, что ему нужно, и всё тут. Ужо кто токмо не талдычил, что затея глупая: и я, и магистр Михейр…

— Так вы ехали через Эпфир? — стражник ободрился. — Как поживает Друммер и его шайка?

— Не жалуются, — улыбнулся верзила. — У них там с оплатой всё ладно, токмо тоскуют по звону стали. Просили передать привет.

— Оно и понятно, — кивнул мужчина в доспехе, явно довольный возможностью услышать что-то о знакомых людях. — Но, как говорится, лучше тосковать по звону стали, чем слышать каждый день… Слушай, мастер, я тебя тысячу лет в обед знаю. Ты же ничего с собой запрещённого не везёшь, так? Мне не нужно проверять? Ночь выдалась длинная, а мне ещё с утра на обход, было бы здорово, если бы ты меня обрадовал пустой телегой.

— Только заказы мастера, — не стал отрицать Каглспар, чем вызвал у Максима ещё большее удивление.

— И что там у него на сей раз? — Йен подобрался: повадками он напоминал гончую псину, взявшую след.

— А пёс его знает. Какая-то шкатулка, стопка талмудов и древности.

Стоп, — зацепился юноша за услышанные слова. — Талмуды? Древности? Не было такого.

— А в шкатулке?

— Откуда ж мне проведать.

— Ты не смотрел? — на лице стражника отразилось ироничное недоверие. — Прям ни одним глазком не заглядывал?

— Что ж я, дурак или самоубийца какой? — искренне поразился кузнец. — Древности-то видел, они не опасные, канделябр там какой-то, слиток из Бухремского адаманта, книги ещё, бумага из Эринготта…

— Наш магистр в своём репертуаре, — плохо скрывая снисходительность в голосе, протянул страж.

— …а вот шкатулка эта нонче в руки к одному деревенскому попала, так его так шибануло, что уж не смекнул я, цел ли. И не гляди так на меня, это не мастера вина, — нахмурился Каглспар в ответ на напряжённый взгляд Йена. — Он меня предупредил, что её голыми руками брать опасно. А мужик огрёб, потому как украсть попытал удачу то, что в ней лежит.