Архитектор Душ V (СИ) - Вольт Александр

Инструкция, прилагавшаяся к креплению, была составлена на понятном имперском языке и снабжена схемами такой кристальной ясности, что даже обезьяна, взявшая ее впервые в руки, обязана справиться.

Однако на практике, когда в уравнение вводятся две женщины, чьи представления о прямой линии и перпендикуляре различаются с той же фундаментальностью, что и законы физики в соседних вселенных, простая задача стремительно превращается в испытание для нервной системы и мышечных волокон.

Я стоял, держа на вытянутых руках огромный телевизор в зал, который с каждым мгновением становился все тяжелее. Мои предплечья горели, а по вискам стекал пот, если учесть, что еще час назад я боролся за свою жизнь до изнеможения, то давалось мне это титаническими усилиями.

Но бросить эту проклятую штуку я не мог, ибо с двух сторон от меня расположились мои спутницы, каждая из которых исполняла роль живого и крайне пристрастного измерительного прибора.

— Левее! — скомандовала Алиса из дальнего угла комнаты, прикрыв один глаз и сложив пальцы в фигуру, напоминающую рамку уфолога. — Еще чуть-чуть. Совсем капельку! Вот! Идеально!

Я послушно сместил телевизор на неощутимый миллиметр влево.

— Абсолютно неверно, — раздался голос Лидии. Она стояла ровно по центру комнаты, скрестив руки, и ее взгляд был прикован к едва заметной трещинке в штукатурке, от которой она, по-видимому, мысленно выстраивала невидимые координатные оси. — Наблюдается явное угловое смещение относительно центральной оси камина примерно на два градуса. Это недопустимо.

Я глубоко вздохнул и попытался сдвинуть панель на эти пресловутые два градуса вправо. Мои руки онемели и функционировали теперь на чистом упрямстве.

— Нет, теперь все окончательно испорчено! — воскликнула Алиса. — Верни как было! Ровно так, как было!

— Ничего подобного, — парировала Лидия. — Просто теперь требуется опустить правый верхний угол ровно на шесть миллиметров. Не на пять и не на семь. Будьте точны, господин коронер.

В какой-то момент мне стало ясно, что я уподобился мифическому титану, но вместо небесного свода мне было суждено удерживать на руках весь вес женской уверенности в собственной пространственной ориентации. И, должен сказать, небесный свод наверняка куда легче.

— Дамы, — процедил я сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как предательски дрожат мышцы. — У меня заканчивается запас прочности. Давайте воспользуемся плодами цивилизации. У нас же есть строительный уровень.

Это была роковая ошибка. Уровень оказался не инструментом, а ящиком Пандоры, из которого вырвались все беды домашних споров. Алиса тут же приложила его к верхнему краю телевизора. Пузырек воздуха дрогнул и замер строго по центру.

— Я же говорила! — торжествующе воскликнула она. — Идеальная горизонталь!

Лидия фыркнула, подошла, взяла у нее злополучный инструмент, тщательно протерла его основание о свой рукав и приложила к тому же месту. Пузырек немедленно сместился вправо.

— Это что еще такое? — возмутилась Алиса, тыча пальцем в стеклянную колбу.

— Это называется физика, — с ледяным спокойствием пояснила Лидия. — А конкретнее следствие неверного приложения инструмента к поверхности.

— Да у тебя самой руки растут не оттуда!

— Мои руки, дорогая Алиса, способны вышивать крестиком и исполнять сонаты. А твои, судя по всему, приспособлены лишь для того, чтобы колоть орехи и подписывать декларации по делам верфи.

— Ты не поверишь, но твоя голова удивительно похожа на этот самый орех…

— Тишина! — повысил я голос. Обе замолчали, уставившись на меня в изумлении. — Дискуссия окончена. Алиса, отойди к стене. Лидия, займи позицию у камина. И, умоляю, не произносите ни слова.

Я с величайшей осторожностью поставил телевизор на пол, прислонив его к стене. Разжал онемевшие пальцы и потер ладони, пытаясь вернуть им чувствительность. Затем я взял тот самый уровень и приложил его к телевизору, убеждаясь, что пузырек стоит ровно посередине. После чего я протянул его Алисе. Она тут же проверила, повторив мое действие, и пузырек снова уехал вправо.

— Лидия, иди сюда.

Она подошла и тоже повторила. Пузырек уехал левее.

— Вывод прост, — объявил я, забирая инструмент. — Этот прибор — лжец. Или, что более вероятно, он говорит каждой из вас именно то, что она хочет услышать. Поэтому мы будем действовать по-старинке, на глаз. То есть на мой глаз, который в данный момент является единственным адекватным измерительным прибором. Спор окончен. Я все сказал.

Они обе набрали побольше воздуха, чтобы разразиться новыми тирадами, но я тут же поднял два указательных пальца вверх.

— Тш! Я же сказал: ни слова.

Снова подняв телевизор, я прижал его к стене, игнорируя всю ту прорву карандашных пометок, усеявших обои. Я не смотрел на камин, не смотрел на потолок, а нашел взглядом длинную, прямую линию стыка между паркетными досками под ногами, которую, я очень надеялся, сложил здравомыслящий мастер. Выровняв нижний край экрана параллельно ей, я слегка подкорректировал положение, доверившись смутному внутреннему чувству гармонии.

— Все, — сказал я тоном человека, исчерпавшего все запасы терпения. — Вешаем. И больше ничего не меняем.

Алиса помогла мне поднести телевизор к кронштейну, я поймал пазы, и раздался твердый, обнадеживающий щелчок. Телевизор повис на стене.

Мы втроем отступили на шаг назад, словно любуясь только что завершенным произведением искусства. Он висел ровно. По крайней мере настолько ровно, насколько это было возможно после тридцати минут коллективного помешательства.

Алиса испустила счастливый вздох. Лидия окинула конструкцию критическим взором, но промолчала, что в ее исполнении было равноценно бурным овациям.

И в этот самый торжественный миг по всему дому разнесся короткий, но очень настойчивый звук.

Дззззззззнь.

Мы замерли. Звук был настолько неожиданным и чужеродным в атмосфере этого привыкшего к тишине дома, что на секунду мне показалось, будто он раздался только у меня в голове.

Дззззззззнь.

— А это… у нас, что, есть звонок? — первой нарушила оцепенение Алиса, и в ее голосе звучало неподдельное, почти детское изумление.

— У нас? — переспросила Лидия, поворачивая голову в сторону прихожей с таким видом, словно до сих пор не собиралась мириться с тем, что мы продолжаем жить вместе.

Я и сам не мог скрыть удивления, хотя прожил здесь уже несколько недель. За это время ко мне наведывались инквизиторы, аристократы, курьеры и прочие представители различных классов населения. Но никто ни разу не додумался нажать на ту самую кнопку у входной двери.

И я, признаться честно, и сам на нее не обращал ни малейшего внимания.

Я накинул плащ прямо поверх домашней футболки. В правилах этого дома не было пункта о строгом дресс-коде для приема визитеров, решивших воспользоваться дверным звонком после полудня. Девушки смотрели мне вслед, пока я шел ко главному входу.

Моя рука легла на металлический «барашек», который я провернул, отпирая замок, после чего нажал на дверную ручку и потянул на себя массивную дверь.

В проем хлынул яркий полуденный свет, заставивший меня на мгновение сощуриться. Я шагнул на каменные плиты крыльца и направился к кованой калитке, за которой виднелся стройный женский силуэт.

Шая.

На ней не было ни официальной строгости ее рабочего костюма, ни той нарочитой яркости, что я видел на аватарке в «Имперграмме». Просто черные брюки и свободная блуза из шелка цвета потемневшего серебра, поверх которой был накинут легкий плащ.

Распущенные волосы темной волной лежали на плечах, а на губах едва заметный оттенок помады. И все это вместе — простота одежды, отсутствие броского макияжа, мягкий солнечный свет, падающий на ее лицо — создавало образ, который мой мозг неожиданно для себя определил одним простым словом. Мило. Она выглядела именно так. Просто и по-человечески мило.

— Привет, — сказал я, останавливаясь у калитки.

— Привет. Я могу войти? — ее голос звучал ровно и мелодично, как всегда. Но в ее спокойном взгляде я уловил нечто новое, похожее на сдержанное, но живое любопытство.