Шеф с системой. Рецепт победы (СИ) - "Afael"

Степан Игнатьевич прищурился.

— Говори.

— Я не выдам тех, кто доверял мне здесь, в крепости, — твердо сказал Всеволод. — Я проиграл. Я. Один. Я дам тебе Морозовых — они мне никогда друзьями и не были, но своих людей я не трону. Это моя цена.

Управляющий задумался. Предложение было заманчивым, но и рискованным. Оставить в крепости нераскрытую сеть заговорщиков…

— Ты торгуешься, сидя в цепях. Смело, — сказал он наконец. — Но… разумно. Морозовы — главная угроза. Хорошо. Мы оставим твоих шавок в покое. Пока.

— Согласен, — кивнул Всеволод. — Я заманю их в ловушку, которую вы расставите. По нашей с ним договоренности, когда Святозар умрет, я открою восточные ворота. Это должно было быть зимой, но можно и ускорить события. Просто передам им сообщение.

— Как ты передашь им сообщение так, чтобы они поверили?

Всеволод позволил себе слабую, гордую усмешку.

— У меня есть способ надежнее любого гонца. Птица, которая знает лишь одну дорогу — прямо в голубятню в главной усадьбе Морозовых.

— Тогда к делу, — голос Степана Игнатьевича был холоден и лишен всяких эмоций. — У нас мало времени. Рассказывай план Морозовых. В деталях.

Всеволод откинулся на стену, и на его губах появилась кривая, полная горечи усмешка.

— План? О, план был изящен в своей простоте. Зима. Дороги непроходимы. Крепость отрезана от мира. Глеб подходит с армией, а я… я просто открываю ему восточные ворота. Никакой осады, никакой лишней крови. Чистая, тихая смена власти.

— И ты верил, что он оставит тебя в живых? — спросил управляющий.

— Я верил, что смогу его переиграть, — мрачно признался Всеволод. — Он обещал мне место наместника.

Степан Игнатьевич кивнул, оценив его откровенность.

— Хорошо. Теперь главный вопрос. Как мы заманим этого волка в капкан?

— Нужно заставить его поверить, что все идет по плану, — ответил Всеволод. — Что князь при смерти, а крепость в хаосе.

— И ты думаешь, Глеб поверит в простое письмо «Приходи, все готово»? — скептически заметил управляющий. — После своего провала в Заречье он будет осторожен, как никогда.

— Он будет осторожен, — согласился Всеволод. — Но он также будет отчаянно желать реванша. Ну а я дам ему наживку, от которой он не сможет отказаться.

Всеволод на мгновение задумался, и в его глазах блеснул огонек стратега.

— Он ждет вестей не только от меня, — сказал Всеволод. — Он знает, что Демьян был моим человеком. Мы должны обрубить этот канал и одновременно показать мою решительность.

— И как ты это сделаешь?

— Я сообщу ему о смерти Демьяна, — холодно ответил Всеволод. — Напишу, что старый дурак начал подозревать неладное, задавать лишние вопросы. Что мне пришлось его убрать, чтобы не сорвать план. Это покажет Глебу, что я не остановлюсь ни перед чем. Он уважает только силу.

Степан Игнатьевич внимательно смотрел на него, оценивая всю глубину цинизма этого хода.

— Хорошо, — кивнул он. — Это сработает. Что еще?

— Еще я сообщу о ложной болезни в дружине, — продолжал Всеволод. — Что половина воинов слегла от какой-то хвори. Это заставит их поторопиться с атакой, пока оборона ослаблена.

— А когда они придут?

— Попадут в засаду, которую мы заранее подготовим, — закончил Всеволод. — И будут уничтожены.

Степан Игнатьевич долго смотрел на бывшего воеводу.

— Ты понимаешь, что предаешь своих союзников?

— Я спасаю свою семью, — ответил Всеволод. — А Морозовы все равно предали бы меня первыми. Так хотя бы от этого будет польза.

— Хорошо. Идем писать это письмо.

Канцелярия управляющего была ярко освещена множеством свечей. За столом сидел Всеволод. Кандалы с него сняли, но у стены, как каменные изваяния, застыли два гвардейца, включая Борислава.

— Начинай, — сказал управляющий.

Всеволод взял перо.

— Письмо должно быть правдивым, — сказал он, глядя не на Степана, а на чистый лист пергамента. — Глеб знает мой слог. Он почувствует фальшь.

— Тогда пиши так, чтобы он не почувствовал.

Всеволод криво усмехнулся и начал писать. «Глебу Морозову, с почтением и преданностью. Дела идут превосходно. Старый сокол окончательно ослаб…»

Он писал медленно, подбирая слова. Закончив первый абзац, он поднял голову, подумал немного и снова склонился над письмом. «Пришлось убрать Демьяна. Дурак начал подозревать неладное, задавать лишние вопросы. Свалили на внезапную болезнь сердца — похоронили уже. Больше проблем от него не будет».

— Хорошо, — одобрил Степан Игнатьевич. — Жестоко, но убедительно. Продолжай.

«Ярослав сломлен горем… Дружина без четкого командования…»

— Теперь нужно заставить его торопиться, — сказал Всеволод, отрываясь от письма. — Дать ему повод ударить сейчас, а не ждать зимы. Небольшая вспышка хвори в гарнизоне… слухи о слабости. Это заставит его действовать, пока «железо горячо».

Степан молча кивнул. План был хорош.

Всеволод дописал еще несколько строк, а затем отложил перо.

— Теперь последнее. Личный знак. Что-то, что знаем только мы двое. Иначе он не поверит до конца.

— Какую деталь ты можешь добавить?

— У Глеба есть старый шрам на левой руке — от волчьих когтей, полученный на охоте в молодости. Он никому об этом не рассказывает, считает постыдным, но я видел.

Он снова взял перо и добавил финальный, самый ядовитый штрих. «Помнишь наш разговор про старые шрамы? Мой на плече дергает на смену погоды — видимо, возраст. Надеюсь, твой на руке не беспокоит».

— Хитро, — признал Степан Игнатьевич. — Это его окончательно убедит.

Всеволод дописал концовку и с отвращением оттолкнул от себя пергамент.

— Готово.

Управляющий внимательно перечитал письмо.

— Убедительно. Твоя личная печать.

— Она у меня в покоях, — ответил Всеволод. — В шкатулке на столе.

Степан Игнатьевич кивнул Бориславу, который все это время неподвижно стоял у стены.

— Сходи за печатью и принеси того голубя, о котором говорил воевода.

Борислав ушел. Всеволод сидел, глядя на написанное им письмо — смертный приговор для его союзника.

— Ты хоть понимаешь, — сказал он вдруг, не глядя на Степана, — что обрекаешь на смерть сотни людей?

— Людей, которые хотели убить твоего брата и племянника, — напомнил управляющий. — Людей, которые планировали разграбить твой родной дом. Твоя жалость сейчас неуместна.

— Это не жалость, — горько усмехнулся Всеволод. — Это… ирония.

Через полчаса вернулся Борислав со шкатулкой и клеткой, в которой сидел крупный серый голубь. Всеволод достал свою медную печать, разогрел воск и аккуратно запечатал письмо. Затем Борислав подал ему птицу.

— Он полетит прямо к Морозовым? — спросил управляющий.

— Прямо в голубятню в их главной усадьбе, — подтвердил Всеволод. — Больше никуда не летает.

— Тогда пора отправлять нашу наживку.

Всеволод взял крошечный свиток и начал привязывать его к лапке голубя. Его руки слегка дрожали — от осознания того, что он делает последний ход в игре, которую уже проиграл.

— Идем на башню, — решил Степан Игнатьевич. — Пусть твой последний приказ будет выполнен достойно.

Глава 17

Глеб Морозов сидел в главном зале за массивным дубовым столом, который помнил еще его деда и прадеда. На стенах висели портреты предков — гордых воинов, которые расширяли владения рода, побеждали врагов, приумножали богатство.

Сейчас их потомок пил третий кубок вина подряд, пытаясь заглушить горечь поражения.

Большой зал в родовой усадьбе Морозовых был погружен в гнетущую, тяжелую тишину. Высокие сводчатые потолки, стены, увешанные гобеленами со сценами славных побед его предков, — все это великолепие теперь казалось насмешкой, молчаливым укором его собственному унижению.

— Отец, — раздался тихий, почти безжизненный голос из темного угла зала. Игорь, до этого сидевший неподвижно, как изваяние, поднял голову. — Может, стоит отдохнуть? Ты не спал всю ночь.