Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— А, это ты, Спар, — ровно и несколько лениво произнёс скелетообразный молодой хозяин, даже не пытаясь сделать вид, что удивлён. — С возвращением.

— И тебе не хворать, мастер, — кивнул Спар. — Как тут у тебя дела?

Человек, без всякого сомнения являвшийся Захарией, свернул вафельную тряпочку в четверть и уложил на край стола перед собой.

— Всё привёз? — не меняя интонации поинтересовался маг, пропустив вопрос мимо ушей.

Человек дела или просто хам?

— Аки иначе…

Всё, что происходило потом, происходило в многозначительном молчании.

Каглспар без лишних прелюдий поставил на стол сумку и расстегнул молнию. Захария, чьи щёки впали слишком сильно по меркам здорового человека, достал из ящика бархатистую фиолетовую ткань с вышитыми на ней серебряной нитью узорами, разложил, придирчиво разглаживая сгибы, перед собой и плавно опустился на стул. Кузнец по одному принялся выкладывать добытое в поездке на эту подкладку, оставляя между предметами достаточно места, и тогда Максим смог наконец нормально рассмотреть привезённые ими трофеи.

Как и было упомянуто его случайным спутником при въезде в Эпиркерк, на осмотр легли: стопка бумаги слегка зеленоватого оттенка, несколько книг с ветхими потрёпанными переплётами (увидев торчавшие с краёв ниточки, колдун едва заметно поморщился), канделябр из потемневшего серебра, мешочек с чем-то очень тяжёлым и, наконец, загадочная шкатулка — её кузнец держал через тряпицу. За движениями гостя магистр наблюдал крайне внимательно, словно ожидал, что следующим предметом, извлечённым из поклажи, станет пистолет с нацеленным в его лоб дулом и взведённым курком. Потом вытащил из другого ящика грубые перчатки из твёрдой кожи, положил возле груди и взял канделябр в руки.

Стойка с множеством механизмов тут же пришла в движение и услужливо опустилась как раз перед его измученным лицом. Колдун поставил артефакт на подставку, снял с крючка хитроумный прибор, похожий отдалённо на налобный шахтёрский фонарик, закрепил двумя ремешками на голове и опустил на правый глаз почти круглый окуляр. Несколько толстых голубых стёкол, встроенных в аппарат, сами покрутились в разном направлении подобно автоматически фокусирующемуся объективу зеркальной камеры, и только тогда магистр приступил к тщательному осмотру добычи, вертя канделябр как чашку Петри под микроскопом. Увлечённый взгляд говорил о том, что сейчас он ничего вокруг себя не видит и не слышит, поглощённый поиском недочётов привезённой вещи, поэтому Макс мог спокойно разглядеть потенциального учителя.

Вблизи Захария казался ещё более тощим, чем издалека. В обычной большой футболке грязно-зелёного оттенка, привезённой, несомненно, с Земли, он выглядел как раковый больной: кожа бледная и тонкая настолько, что проступала сетка голубых сосудов, сухожилия перекатывались под ней при каждом движении, мышцы, пусть и присутствовали, не шли ни в какое сравнение в налитыми жизнью мускулами кузнеца. Короткие острые синюшные ногти на тонких пальцах напоминали когти хищной птицы — постукивали они по поверхности канделябра, как казалось Максу, весьма зловеще. Так, наверное, постукивает по крышке гроба заждавшаяся очередного клиента Смерть. Ясные, чистые, бледно-голубые, почти прозрачные глаза, полностью белые коротко остриженные волосы, тонкая серая полоска плотно сжатых сухих губ — будто сама природа выкачала из чародея цвета. На запястьях проступала каждая косточка, отогнувшийся широкий ворот футболки обнажил торчащие кости ключиц и суставных впадин — этот человек словно весь состоял из стекла, битого и безусловно опасно-острого, полностью обесцвеченный, обескровленный… будто мёртвый. Чёрные густые брови, гладкие и блестящие жизнью, на фоне этой белизны казались чем-то неестественным и лишним.

Он выглядел именно таким, каким его видел во сне Максим. Только взгляд теперь не выражал ни грусти, ни тоски — это был взгляд целеустремлённый, равнодушный и сосредоточенный.

— Неплохо. Есть несколько царапин и трещин, но это явно не твоя оплошность, — заключил колдун ровно и, поднявшись, понёс канделябр куда-то к стене.

Максиму показалось, что его измождённое тело сломается под тяжестью артефакта, но Захария без видимых усилий водрузил добычу на полку, с глухим стуком поставил на самый верх и вернулся за стол. Осмотрев не менее внимательно каждую книгу на наличие пятен влаги и грязи, пролистав быстро стопку зеленоватой бумаги, он сложил мало интересующие его трофеи на краю и бросил короткий взгляд на кузнеца.

— Помятых листков нет, повреждений нет. Бумагу ты возить умеешь.

Скорее всего, из чародейских уст это звучало как комплимент. Следующим объектом исследования стал обычный серый холщовый мешочек, из которого птичьи пальцы Захарии извлекли увесистый слиток цвета рыжей меди. Магистр внимательно крутил и вертел его перед глазами, наблюдая за перламутровым переливом металла и высматривая сколы. Потом наклонил и постучал ногтем по одной из граней.

— Хороший экземпляр. Лучший адамант, что я получал за последние полгода… Кто тебе его передал?

— Я ждал Бишепа, — ответил Спар, нахмурившись. — Но вместо него явился какой-то совсем уж подлеток, годков тринадцати. Напуганный был шибко.

— Ещё бы, — спокойно сказал Захария, откладывая слиток в сторону. — Бишеп сейчас из-за этой красоты сидит в темнице Эпфира, ждёт приговора.

— Из-за адаманта? — кузнец, забыв про осторожность, сделал небольшой шаг к столу. — Это же Бухремский адамант, так?

— Так, — подтвердил колдун. — Но Бишеп поставил себя в весьма затруднительное финансовое положение несколько месяцев назад и по собственной глупости не смог вернуть мне долг законным образом, а срок поджимал. Поэтому ему пришлось украсть, а также обмануть и покалечить одного неприятного человека. Который, кстати, тоже передо мной сильно провинился ещё за неделю до этого, поэтому слиток искать не начнут, будь спокоен. За воровство нашему общему знакомому ничего не сделают, а вот за рукоприкладство…

— Вечно ты меня в какие-нито истории впутываешь, — недовольно проворчал Спар. — Что мне теперь, из-за него, оборачиваясь, по улицам ходить?

— Я уже сказал, за слитком никто не придёт. А за тобой — тем более.

Впрочем, заверение на кузнеца подействовало не шибко-то успокаивающе.

Последней в ряду привезённых ценностей, изученных магистром, стала шкатулка. Захария надел заранее приготовленные перчатки, размотал ткань, в которую она была завёрнута, покрутил в руках перед лицом и зачем-то понюхал.

— Кто-то пытался её открыть? — резко выдохнув воздух носом, поинтересовался он, выстрелив в кузнеца взглядом весьма и весьма недовольным.

Такой взгляд и взрослого-то мужика к месту пригвоздил, а Макс и вовсе присел слегка, хотя ему и сотой доли этой тяжести не досталось.

— Да-а, там… Эдакая история приключилась…

— Любопытный человечек жив? — не проявив к приключившейся истории интереса, поинтересовался колдун.

— Не ведаю, — кузнец пожал плечами. — Не проверял.

— Ты к несчастному прикасался? — рассматривая шкатулку, спросил Захария.

— Нет.

— И правильно сделал.

Магистр поставил коробочку на стол, снял перчатки и сделал несколько неясных движений пальцами. Со стороны могло показаться, что у него просто начался тремор, но тут Макс разглядел в воздухе вспыхнувший круглый светящийся сигил с непонятными, но, кажется, запутавшимися между собой очертаниями, воспаривший над шкатулкой, и что-то похожее на сверкающие нити, привязанные к кончикам ногтей Захарии. Парень с замиранием сердца наблюдал за тем, как колдун, дёргая пальцами, будто паук распутывает этот горящий клубок из символов и знаков, выстраивая линии в правильном порядке, и стоило ему закончить, свет и сигил пропали, а вырезанные на шкатулке чёрные знаки вспыхнули и выпарились с коробочки подобно перекипевшей воде. Только потом Захария бесстрашно открыл уже не представлявшую угрозы шкатулку и медленно достал из неё три склянки, запаянные стальными крышками, с переливающейся огненно-золотой жидкостью внутри. Поднеся их к свету, он проверил осадок, покрутил их из стороны в сторону и, удостоверившись, что разводы достаточно густые, выставил склянки в ряд перед собой.