Куда приводят коты (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич

Карри продолжает:

– Так вот, тени из ближайшего окружения Петра, посвященные в его секрет, были вынуждены вести беседу с кучей сердитых ворон. Нрав у царя, говорят, был тот еще! В общем, Петр так привык слышать «вы» в адрес своих вороньих ипостасей, что издал указ. Где было сказано, что ко всем важным персонам отныне надобно обращаться во множественном числе. «Вы».

Не успел я вдумчиво переварить сию историческую справку, как опять началось:

– Ишь ты, какая умная!

– Терпеть не могу ворон…

– Коты, вороны…

– Одно слово – бандиты!

– Ур-р-р…

– Ур-р! Ур-р! Ур-р!

– Ур-р-р-р-р!

Голуби, все до единого, разом утратили способность издавать речь, воркуют на своем голубячьем.

«В чем дело?» – попытался спросить я.

Но вышло лишь:

– Мяу!

И я понял: приближается человек!

Птицы сорвались с балок, под крышей колокольни закрутился смерч хлопающих крыльев, летучий хоровод сгущается вокруг лестницы. Карри опустила меня рядышком на перила, а когда я обернулся к ней – там уже бело-рыжая кошка.

– Прячься! – шепнула весело.

И прыгнула с перил «за борт».

Кольнул страх, я подумал, сиганула на крышу собора с огромной высоты. Или просто исчезла в перемире… Но, заглянув за край, увидел, кошка затаилась, как ниндзя, на основании одной из колонн, на которых держится башня. Когти вцепились в щели между кирпичами, Карри подмигнула, мотнула головой, мол, присоединяйся.

– Что, мои хорошие? – доносится сзади сквозь хлопки и «ур-ур». – Ох, как вас много-то!

Голос мужской, принадлежит кому-то явно не молодому.

Я подскочил к соседней колонне, тело перевалилось за барьер, невидимые веревки гравитации натянулись, потащили вниз, крючья на лапах заскребли по кирпичам… Благо, за неделю в обществе Ласта я успел освоить кошачий паркур, проблем с лазаньем по отвесным шершавым поверхностям уже нет. Я поравнялся с Карри до того, как в колокольню взошел солидных годов священник.

Мы с Карри снаружи, чуть ниже пола, я на одной колонне, она на другой, можем видеть через просветы меж прутьев перил, что происходит внутри.

– А где же хлеб? – удивился святой отец. – Неужто склевали весь, милые мои?! Я ведь принес совсем недавно! Быть не может…

Поставил ведро со шваброй около лестницы, подол темного аскетичного одеяния заскользил по доскам в нашу сторону.

Я перебрался на другую грань колонны, Карри сделала то же самое. Отсюда нас не должно быть видно, по крайней мере, если сильно не высовываться…

Пока стучат шаги, чувствую, в животе сжимается нехорошее предчувствие. Даже в глазах как-то помутилось. Помню, однажды набил пузо с праздничного стола в чьей-то квартире, Ласт говорил не делать этого, а когда хозяйка заглянула в кухню, перемир отмотал все назад. Блюда вновь стали нетронутыми, а мое брюхо словно провалилось в черную дыру, из него изъяли все съеденное, причем с процентами, ощущение было прескверное… Вот и сейчас, наверное, патер не сможет найти объяснение, куда делся батон, он исчезнет из наших с Карри желудков, а обнаружится где-нибудь под ногами. Подумаешь, птички уронили, не заметил сразу, бывает…

Я испугался. Не за себя – за Карри. Вдруг такой «откат» выбьет ее из колеи, и она сорвется вниз?

Священник заглянул через перила.

– Ах, вот оно что! Наверное, вы его так усердно клевали, мои хорошие, что столкнули с башни. Думаю, хлеб прокатился по крыше и упал в сад. Тогда его, конечно, уже съел Каспер, этому песику такой батон на один зуб.

Я с облегчением заметил, что неприятное ощущение в животе отступило.

Несколько голубей порхают вокруг колонны, за которой прячусь я, словно мотыльки вокруг лампочки, из клювов сыплется сплошное «ур-ур-ур», но даже без переводчика я уверен, пернатые воплощения фрау Марты пытаются сдать меня священнику с потрохами, мол, смотри, смотри, вот же он!..

И лишь тут до меня дошло: картинка перед глазами… даже не знаю, как сказать… Отзеркалилась! Только что колокольня и священник были слева, а теперь – справа! Давешнее помутнение отвлекло, упустил момент, когда это случилось.

То есть, я сейчас… на той же колонне, где прячется Карри!

– Ты как здесь оказался? – задорно прошуршал на ухо знакомый голос.

Я прервал наблюдение из-за угла, голова повернулась. Бело-рыжая кошка висит на кирпичах с правого бока, почти вплотную.

– Я думал, сейчас упадешь, надо будет ловить…

Стараюсь говорить тише, чтобы не получилось очередное «мяу».

Карри лизнула мне морду. На мгновение я потонул в кристально чистой зелени кошачьих глаз. Лучики наших усов скрещены, носы дышат единым теплом. Слышу ее мурлыканье… Или это мое? Впрочем, какая разница…

– Ничего страшного, – говорит святой отец, – на все воля Божья! Так или иначе, Господь принял мое скромное подношение на свой алтарь. На сей раз – через Каспера.

Опять шаги, с каждым из них голос становится глуше.

– А для вас, мои славные, что-нибудь раздобуду, потерпите, сейчас спущусь в трапезную…

Стук обуви постепенно растворился.

– Ур-р-р!

– Ур-р! Ур-р!

– Старый осел!

– Прости меня, грешную…

– Как можно было не заметить!..

– Не ругай кормильца, Марта!

Все встало на свои места, но мне, честно говоря, окружающая суета теперь безразлична. Мы с Карри еще долго смотрели друг на друга, прежде чем я, наконец, спросил:

– А зачем мы вообще прячемся?

Затем уточнил:

– Можно ведь было просто уйти в перемир. Или показаться на глаза. Вряд ли бы дедушка рассердился, узнав, что булку съели два заблудших уличных котика.

Карри снова подмигнула.

– Так интереснее.

И полезла наверх.

Мне оставалось только карабкаться следом.

То, что случилась какая-то гадость, мы поняли еще до того, как вернулись в колокольню. Об этом сообщили крики голубей. Один из них – самый отчаянный – резко оборвался. Плеск воды и грохот. Похоже, кто-то опрокинул оставленные священником ведро и швабру.

– Изверги!

– На помощь!

– Кошачье племя проклятое…

– Помилуй, Боже!

Карри и я забрались на перила, шерсть всколыхнулась, мимо нас, задевая крыльями, пролетело несколько голубей, остальные так же эвакуировались из башни с других сторон.

Под тенью крыши я насчитал четырех сфинксов.

– Вот они! – рявкнул тот, кто оседлал главный колокол.

Лысая котобанда развернулась к нам.

У сфинкса, который на раме с веревками, в зубах стиснута шея голубя. Того, породистого – с хохолком и «шпорами». Птичья тушка болтается, как мешочек, с неестественно вывернутой головой, на оперении красные пятна. Кот разжал челюсти, и мертвый голубь плюхнулся в лужу рядом с валяющимся ведром.

– Кого из них?

Этот вопрос задал тот, кто, судя по всему, ведро опрокинул. Он перепрыгнул труп сизого, будто кочку, лапы крадутся по воде в нашу сторону.

– Бурого, – ответил четвертый сфинкс, восседающий на перилах с другого края башни.

Похоже, лидер здесь он.

Его тело перетянуто ремнями, вдоль них шеренги ячеек, как для патронов, только вместо оных там стеклянные флаконы с сияющей бирюзовой жидкостью внутри. А длинный хвост оканчивается жуткой штуковиной с тонкими лапками, похожими на паучьи. Этот щуп подплыл к ремню, вынул из ячейки флакон.

– А рыжую? – спросил сфинкс на колоколе.

– Босс сказал, нам она не по зубам, – отвечает лидер. – А вот шоколадный…

Хвост поднес колбочку к морде, челюсти откупорили и выплюнули пробку. Взгляд уперся в меня. Стеклянный патрон с блаженью приподнялся над головой кота, словно бокал во время тоста. Очевидно, данная порция бирюзовой отравы предназначена мне…

Одна из «паучьих» лапок на конце хвоста проникла во флакон и, будто носик комара, высосала бирюзовое содержимое. Щуп отшвырнул опустевшую ампулу, на его лапках, а вскоре и всем хвосте очертились светящиеся бирюзовые жилки. Своеобразный гибкий шприц, который только что наполнили. Похоже, эта пакость впрыскивает авторское снотворное Леона прямо в кровь. Чтоб уж наверняка.