Идеальный мир для Химеролога 4 (СИ) - Сапфир Олег

— Вы что, не видели, какие с ним химеры ходят? — возразил Кузьмич. — Псина и обезьяна эта… Они не просто дрессированные. Они… разумные и преданные. И этот такой же.

Он повернулся к пауку, который сидел у него на плече и перебирал лапками его волосы.

— Эй, дружище. Ты же мне ничего не сделаешь? Если нет, сделай сальто назад.

Ветераны скептически хмыкнули.

Паук спрыгнул на пол. Присел. А потом — херак! — подпрыгнул, скрутил в воздухе идеальное заднее сальто и мягко приземлился на все восемь лап.

— Охренеть… — выдохнул Шквал, выронив отвёртку.

— А в сражении он что-то сможет? — скептически спросил Беркут. — Сальто — это, конечно, красиво, но врага цирком не напугаешь.

Кузьмич усмехнулся.

— Покажи класс, малыш.

Паук мгновенно преобразился. Из подушечек его лап с металлическим щелчком выдвинулись острые, как бритвы, костяные шипы-присоски. Жвалы раздвинулись, и оттуда брызнула струя густой паутины, которая тут же затвердела на воздухе, превратившись в трос.

Он выстрелил паутиной в люстру, подтянулся, перелетел на стену, пробежал по потолку, спрыгнул на шкаф, попутно шинкуя воздух передними лапами так быстро, что они сливались в размытое пятно. Это был настоящий мохнатый ниндзя-убийца.

Закончив показательное выступление, паук спрыгнул обратно к ногам Кузьмича и снова принял вид безобидного домашнего питомца.

В зале воцарилось молчание.

— Ну что? — спросил Беркут, глядя на Кузьмича. — Всё ещё не боишься его?

— Нет, — твёрдо ответил тот. — Теперь это мой братан.

— Зато мы начали бояться, — честно признался Седой, косясь на мохнатое чудовище. — Если эта хрень ночью на грудь сядет, можно и заикой остаться.

— Нормальный он, — Кузьмич погладил паука по голове. — Свой в доску.

— Как, кстати, назовёшь его? — спросил Беркут. — «Смерть»? «Жнец»? «Чёрная Вдова»?

Кузьмич посмотрел на мохнатое пузо паука, потом на его блестящие глазки.

— Пузик! — с нежностью произнёс он.

Ветераны застонали. Кто-то хлопнул себя ладонью по лицу.

— Ну, капец, блин, — выдохнул Кабан. — С именами у тебя ещё хуже, чем с выбором питомцев. Пузик… Ты бы его ещё Бусей назвал… Убийца-ниндзя по имени Пузик! Враги умрут не от яда, а от смеха.

Паук, услышав своё имя, радостно застрекотал и снова полез обниматься.

— Отличное имя, — упрямо сказал Кузьмич. — Ему нравится.

И, глядя на то, как смертоносная машина убийства ластится к суровому ветерану, никто больше не решился спорить.

Дверь в мой кабинет распахнулась с таким грохотом, будто её вышибли тараном.

— Вик! Там такое! Там это! Там просто вау! — Валерия влетела внутрь, задыхаясь от восторга и бега. Её глаза сияли, щёки раскраснелись. — Ты не поверишь, что там творится! Там люди…

Она запнулась на полуслове. Её взгляд метнулся к потолку, потом на меня, потом снова на потолок.

Я лежал на диване, закинув руки за голову, и меланхолично созерцал мишень для дартса, которую прикрепил к потолочной балке ещё утром.

В центре мишени, вибрируя от силы удара, торчала колибри.

— Стоп… — Валерия медленно опустила руки. — Вик, что ты делаешь?

Я потянулся к столику, взял ещё одну крохотную, переливающуюся изумрудом птичку. Взвесил её в руке, прицелился.

— Метаю колибри, — спокойно ответил я.

Резкое движение кистью. Свист рассекаемого воздуха.

Чпок!

Вторая птичка вонзилась в мишень рядом с первой. Её длинный, острый, как игла, клюв глубоко ушёл в пробковое дерево. Тельце забавно качнулось, как оперение дротика.

Валерия побледнела. Она прижала ладонь ко рту.

— Но… это же жестоко! Ты убиваешь птиц ради развлечения⁈ Ты же ветеринар!

Я посмотрел на неё с лёгким удивлением.

— Ты думаешь?

В этот момент «дротики» ожили.

Птички, торчащие в мишени, дружно дёрнулись, с лёгкостью выдернули свои клювы из доски и, радостно чирикая, спикировали вниз.

Они закружились вокруг меня разноцветным вихрем.

— Чик! — пискнула одна, как бы говоря «Метни меня!».

— Чирик! — вторила ей другая, садясь мне на колено и подставляя спинку, прося «Нет, меня! Я хочу в десятку!».

«Сильнее! Кидай сильнее!» — требовала третья, зависшая перед моим носом.

Я аккуратно взял самую наглую двумя пальцами. Она тут же сгруппировалась, вытянула клюв в струнку и замерла, превратившись в идеальный метательный снаряд.

— Как видишь, — сказал я Валерии, снова прицеливаясь в потолок, — этим колибри ничего не повредит. Вообще. Никаким образом. Я тебе скажу даже больше… Это для них игра. Оказывается, достаточно игривые птицы, правда? Если их правильно усилить.

Чпок!

Птичка вошла точно в «яблочко».

— В смысле? Что ты с ними сделал?

— Полный апгрейд, — охотно пояснил я, беря следующего добровольца. — Усиленный скелет из углеродного волокна, клюв прочнее алмазного бура, амортизирующая мускулатура… Вот этот, синий, к примеру, вчера в парке разорвал какую-то мутировавшую ворону, когда та попыталась его сожрать. Просто прошил её насквозь, как пуля.

Я подбросил птичку в руке.

— Можно сказать, я дал им новые тела. А вместе с ними — силу и возможность не бояться всех подряд. Раньше они были едой. А теперь они — маленькие бронебойные снаряды. И им это нравится. Вот, прилетают поиграться, потренироваться в точности вхождения в твердые поверхности.

Колибри на потолке весело дрыгали лапками и перечирикивались, обсуждая траекторию полёта.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь с дивана. — Разминка окончена.

Я подошёл к окну и распахнул форточку.

— Летите.

Птичья стая с радостным писком сорвалась с места. Они сделали прощальный круг под потолком и вылетели на улицу, сверкая на солнце металлическим блеском перьев.

— Просто улетают себе… — прошептала Валерия, провожая их взглядом. — Вик, ты неисправим.

А потом она вспомнила, зачем пришла. Её глаза снова загорелись тем же лихорадочным блеском, что и в начале.

— Точно! Вик! Там, в общем, тебе надо видеть… Пошли скорее!

Она схватила меня за руку и потащила в приёмную.

Мы вышли к стойке регистрации. Я окинул взглядом зал и присвистнул.

Народу было — не протолкнуться. Но самое странное было не в количестве людей, а в том, что они делали.

— Мне двух! — кричала дородная женщина в шляпке, размахивая кошельком. — Самых пушистых!

— А мне шестерых! — басил мужик в рабочей робе. — Запишите на Петрова!

— Мне четверых заверните! О, а с клеткой можно да?

— А мне троих! Можно без клетки, я их в карманах понесу!

Это было похоже на биржевую панику, только вместо драгоценных акций скупали грызунов. Мои хомяки, которых я с таким трудом распихивал по одному, теперь разлетались, как горячие пирожки в голодный год.

— Да ладно, — удивился я. — А что случилось? У нас на районе хомяки стали в моде? Новый тренд? Или кто-то пустил слух, что они золото приносят?

Я подошёл к женщине, которая уже прижимала к груди клетку с двумя хомяками.

— Простите, мадам, — вежливо обратился я. — А зачем вам сразу два? Вы их разводить собираетесь?

— Неважно! — отрезала она, глядя на меня счастливыми, чуть безумными глазами. — Мы просто давно хотели.

— Давно? — уточнил я.

— Да! Всю жизнь мечтала! — подхватила она. — Раздумывала, это очень важная покупка… Ответственный шаг! А тут шла мимо, и сердце ёкнуло! Поняла — пора!

Я перевёл взгляд на мужика, который сгребал клетки.

— А вам зачем шесть?

— Ну… это… — он замялся. — У меня семья большая. Каждому по хомяку. Чтоб не ссорились. Давно хотели, вот!

Всё это выглядело крайне подозрительно. Спонтанная массовая любовь к грызунам? Не бывает так.

Я прищурился. Мой взгляд скользнул по толпе. И тут я заметил деталь, которую упустил сначала.

С женщиной был ребёнок. Мальчик лет семи. Он стоял рядом, жевал что-то и выглядел… неестественно здоровым. Румянец во всю щёку, ясные глаза, энергия бьёт ключом. А ведь я видел его ауру — там были следы недавней затяжной болезни.