Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Кузнец хотел было прикрикнуть, но увидел в глазах Макса что-то нехорошее — что-то, что справлялось с воспитательными беседами гораздо лучше самого кузнеца — и, подчиняясь здравому смыслу, решил промолчать. Как-никак, он гораздо дольше жил на свете и мог теперь прикинуть, каково парню было всё это вытерпеть. Горячая молодая кровь — совсем не то, что прохладная взрослая, об горячее обычно ошпариться можно.

— Я ж твержу: к иным магистрам пойдём… — предложил Каглспар.

— Ну уж не-е-ет! Теперь я отсюда вообще никуда не денусь, — вопреки внутреннему порыву плюнуть на всё и послать зазнавшееся ходячее пособие по анатомии на хер, заявил парень, садясь на тротуар. — И никаких других магистров не надо, ясно? Лучше, чем этот, всё равно не найти, ты сам так сказал. И если раньше ещё был шанс, что я передумаю, то после такого к себе отношения — хрена с два! Вот раз он такой крутой, то пусть что хочет со мной делает, а я его прямо здесь буду караулить. Не хочет в доме разговаривать по-человечески — на улице подожду. Мы люди не гордые! Выходит же Захария хоть иногда, верно?

— Изредка, — сдвинув к переносице лохматые брови, подтвердил нехотя верзила.

— Вот чтобы момент не проморгать, останусь сидеть прямо здесь. Если надо, и ночью тоже. Я ему так на мозги накапаю, что добьюсь своего.

— Он тебя скорее убьёт, чем вытерпит.

Максим посмотрел на полупрозрачный защитный экран, созданный из магии по воле магистра. Бледные вспышки на фоне неба видны практически не были.

— Не убьёт.

День вышел невесёлым. Проходившие мимо люди старались к подозрительному парню, рассевшемуся на краю пешеходной дорожки, не подходить, но комментировали подобное поведение, в выражениях не стесняясь: очевидно, в Эпиркерке бродяг не любили и относились к ним с недоверием и даже презрением. Впрочем, а где их любят… После полудня группа молодых людей в одинаковой светло-синей униформе прошла мимо него аж трижды, громко рассуждая на тему бездомной молодёжи и гадая, куда подевались родители этого несчастного — старались говорить в голос, чётко, чтобы на конфликт, видимо, спровоцировать, а может, просто развлекались. Но Макс только поначалу возмущённо розовел и отводил взгляд — уже к концу второго такого променада нашёл успокаивающие аргументы и научился их игнорировать. Чужие люди, не понимающие сути его природы, не знающие о том, из какого мира явился к ним этот человек, не могли задеть за живое просто по определению… ну, или, по крайней мере, не должны были. Он их не знал, они его не знали — никаких точек соприкосновения. А если про банальную гордость говорить… Что ж, сам факт того, что Путник сидит тут и ждёт, пока дверь поросшего цветами дома откроется, много говорил о состоянии его гордости на данный момент. Боль в спине и затылке, тупая и ноющая, освежали воспоминания недавнего падения — и, признаться честно, комментарии студентов вряд ли способны были сильнее задеть его самолюбие.

Сидел Максим отчасти из соображений уже озвученной Каглспару логики. Но преимущественно — из принципа. Он такой путь проделал, чтобы теперь в грязи искупаться и обратно поехать? За сумку эту долбанную как за свою переживал, на кошмары эти насмотрелся, чуть не закончил у зомби-всадников в пасти — и для чего? Чтобы вернуться в Эпфир, в пыльную грязную лавку алкоголика, растерявшего последние капли самоуважения? Да ещё с таким позором?! Он готов был проторчать у дома магистра и этот день, и следующий, и следующий за ним… А потом, когда докажет свою ценность, если захочет, то уйдёт, громко хлопнув дверью. Сам.

Пустой желудок, однако, с планом категорически не согласился и протяжно завыл, стоило услышать, сколько ещё времени в него не положат пищу. Зад и поясница поддержали протест: они уже давно возмущались против дежурства все следующие сутки на холодной неудобной мостовой и в подтверждение своего отказа принялись ныть ещё агрессивнее. Но принцип есть принцип, твёрдо объяснил мозг. А значит, решил он, будем сидеть, даже если вы все здесь единоразово отвалитесь у Макса ко всем чертям.

К концу второго часа дежурства пришлось как следует прогуляться и нагрузить себя немного физически. Человек, совершавший посреди площади стандартную для спортсменов Земли разминку, жителям Эпиркерка представлялся, наверное, эдаким городским сумасшедшим — блаженным, по собственной дурости решившим остановиться возле местного дома с привидениями. Потягиваясь, крутясь из стороны в сторону и разогревая застоявшиеся суставы, юноша вспоминал о том, с каким упоением готовился к очередному заплыву: ещё месяц назад жизнь казалась простой, линейной и предсказуемой, пускай и слегка безрадостной. А теперь у него полный шиворот приключений — аж не знаешь, куда выгребать.

Зато интересно, — успокаивал себя Максим, вращая головой. — И магия есть.

Правда, по-прежнему оставалось загадкой, сможет ли этой магией управлять сам Макс. Падальщиков разметал по округе не он, других оказий проверить себя в деле не предоставилось — и хотя Каглспар был очень убедителен, когда рассказывал о чудесных способностях всех без исключения Путников, верилось в это с трудом. Вот в «Гарри Поттере», скажем, у героя силы проявлялись почти с детства — то со змеёй в зоопарке поговорит, то покоцанная злой тётушкой причёска за ночь восстановится… Он много раз убеждался в своей уникальности задолго до того, как попасть в школу волшебства.

Самым трудным был период с четвёртого часа по пятый: именно тогда в душе Макса родилось максимальное количество сомнений и угнетающих мыслей. С начала шестого часа почётного караула неприятные размышления о собственной ничтожности сменила усталость. Последние деньки лета начинались-то с прохлады, а вот финалом оставшегося под открытым небом человека не пощадили — когда солнце принялось постепенно катиться к горизонту, из футболки Макса спокойно удалось бы выжать с литр жидкости не самого приятного запаха.

Я всё больше становлюсь похож на бомжа, — заключил он и опустил на скрещенные на коленях руки голову.

Уже почти стемнело, когда к нему подошёл кузнец с тарелкой и кувшином.

— Бертша велела отдать, — сказал он, ставя буханку хлеба с куском мяса на камни рядом с Максом и протягивая ему крынку молока в руки. — Когда проведала, что ты магистра пожелал измором взять, собралась было идти тебя отговаривать.

— А чего не пришла? — бросаясь на еду, поинтересовался парень вполне искренне: у него как-то не сложилось об этой женщине впечатления, что её можно без особых усилий остановить от реализации задуманного.

— Я уболтал.

Путник покосился на собеседника недоверчиво, но тут же вернулся к стремительному уничтожению продуктов. Правильно расставленные приоритеты — залог долгой и счастливой жизни, как говорится.

— Чего это?

— Поразмышлял над твоими словами. И уразумел, что ты прав, стоит попытаться.

— Серьёзно? Одобряешь мою забастовку?

— Нет, — покачал головой Спар. — На улицах токмо вовсе последние люди обитают. Но и сдаваться не предлагаю. Думается мне, что можно поумнее способ-то отыскать, как к мастеру подобраться.

— Порази меня. И какой это, интересно?

— А мне почём ведать? Это твоя задача, не моя, — кузнец усмехнулся. — Я своё на три жизни вперёд отдумал, Максим. Твой черёд голову ломать.

— Не вижу в своём плане никаких белых пятен, — резче, чем хотел, отрезал парень, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Спасибо, что накормил. Захария не будет сидеть там вечность, когда-нибудь ему понадобится… ну, не знаю, продуктов купить каких. Даже если есть запасы, не станет же великий маг от простого меня по подвалам прятаться! Так что это вопрос времени, Спар, вот увидишь.

— Ты скверно с ним знаком.

Не дожёванный ещё кусок мяса замер в промежутке между зубами. Макс прикинул, насколько велика вероятность того, что кузнец окажется прав, и поднял на него встревоженный взгляд.

— Что, станет, думаешь?