Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

И далее оскорбления и негодование пошли по второму кругу, приправленные красочными русскими жаргонизмами. А желающих увидеться с колдуном всё не убывало. Подошла группа ребят в одинаковой униформе — может, чуть старше Макса, — в которой он без труда узнал вчерашних юмористов, блюстителей средневековой нравственности. Один из них, выше остальных на голову и с пламенно-рыжими волосами (точно такими же, как у мальчишки, игравшем с огоньком на ладони в поместье… как же их фамилия?), под улюлюканье друзей остановился возле отсутствующей калитки и замер в почтительном полупоклоне, ничуть своей позы не стесняясь. Перед ним, правда, дверь открылась с задержкой, словно не хотела пропускать гостя так же легко, как предыдущих. Когда вход в дом был всё же открыт, парень, выпрямившись и подёргав руками для уверенности, словно попытался стряхнуть с ладоней излишнее волнение, легко поднялся по крыльцу и исчез внутри. Его сопровождавшие принялись перешёптываться, стоило двери закрыться — возможно, обсуждали вопрос, по которому их приятель решился идти к Захарии, но из-за шума города разобрать детали возможным не представлялось.

Одна из девушек обернулась — симпатичная, но ничего особенного — на Макса, пихнула локтем свою подругу, и вскоре вся компания уже не друга своего обсуждала, а Путника. Смеялись они пусть и в полголоса, но почти беспрерывно.

Абрахам Маслоу в своём умозаключении был прав даже не на сто, а на тысячу процентов: если базовые ступени в его пирамиде потребностей (пища, сон и безопасность) не удовлетворены, сложно и даже практически невозможно рассуждать о третьей (любовь и принятие) — или четвёртой (социальная реализация) тем более. Да и не было у юноши никакой социальной реализации: его социум в новом мире ограничивался кругом из пяти лиц, четверо из которых, в свою очередь, принадлежали одной семье.

В стенаниях по поводу упущенной возможности прокатиться в последний раз с ветерком в повозке кузнеца Макс провёл довольно долгое время (превалирующее большинство посетителей магистра успело покинуть особняк), прежде чем, наконец, остановиться на самом оптимальном для себя варианте: сидеть и караулить Захарию, пока Спар не вернётся из своей поездки. А там уже и решить, как дальше будут идти дела.

— Млад человек?

Максим так глубоко ушёл в свои рассуждения, так погрузился в планирование безрадостного будущего в подмастерьях Михейра, что не заметил вставшего неподалёку стражника с золотой птицей, раскинувшей крылья, на закованной в латы груди. Мужчина средних лет с выступавшим вперёд и закованным в нагрудник животом носил густые и пышные тёмно-русые усы, торчащие во все стороны подобно старой щётке для чистки обуви. Он подождал ответной реакции, убедился, что подлеток его в упор не видит, и постучал Максу пальцами по плечу. Парень вздрогнул и поднял взгляд. Сквозь расстояние между ним и группой молодых людей до слуха донёсся звонкий девичий смех.

— Млад человек, — повторил стражник, ставя копьё тупым концом на землю. — Меня величать Буц, я страж города Эпиркерк, столицы королевства Эпиршир. Ты чего тут забыл?

Предыдущий опыт общения с блюстителями порядка у юноши был… не сказать, что самый приятный. Львиная доля такого общения приходилась на полицейский участок, из которого они с матерью примерно раз в неделю забирали Стёпку, пока тому шестнадцать не стукнуло. Полицейские (тогда ещё милиционеры) чувством такта не отличались — такая работа, что поделать, — поэтому терпеть от них не самые лестные комментарии приходилось всем троим.

Но это не Ярославль, — возразил мысленно Макс, стараясь подавить инстинктивное напряжение при контакте со службой правопорядка. — Здесь всё иначе… надеюсь.

— Магистра Захарию жду, — ответил Путник, стараясь говорить достаточно уважительно, но при этом не фамильярно.

Стражник обернулся на поросший растениями дом, словно видел его впервые, вновь посмотрел на Максима и с видимым усилием выдал:

— А чего… не постучишься?

— Нельзя мне, — Макс оттянул край футболки и продемонстрировал светящийся «икс» чуть выше сердца на своей груди: девичий смех мгновенно затих. — Запретили приближаться к дому.

— Чой-то это у тебя такое? — Буц явно не отличался сообразительностью, и его озадаченное лицо начало действовать парню на нервы. Он уже сталкивался с тугодумами, дорвавшимися до относительной власти, и это были самые скверные его знакомства. — Магия, не иначе.

— Конечно, магия, — подросток нахмурился. — Захария какую-то метку на меня поставил, чтобы я за защитный барьер пройти не мог.

— Какой такой барьер?

— Вон тот, — Путник кивнул на полупрозрачную с фиолетовыми всполохами стену, будучи не до конца, впрочем, уверенным, видит ли этот барьер кто-нибудь помимо него самого.

— А… обойти не пробовал?

— По всему периметру тянется, — вздохнул Макс, осознавая постепенно, что отделаться от стражника малой кровью ему, кажется, уже не удастся: очевидно, оставить его в покое не входило в функции Буца. — Предугадав ваш следующий вопрос, скажу сразу: я уже со всех сторон забор обошёл, ни одной щели. Не проскользнуть мне.

— А чой-то он тебя… того… метку эту поставил?

— Так потому что я к нему стучался как раз.

— А зачем стучались?

Вот ему, блять, всё надо знать? Ещё имечко такое… как у кроссовок.

— Хотел, чтобы магистр меня в ученики к себе взял, — не стал ходить вокруг да около парень, потеряв всякую веру в наличие у местных такой вещи, как личное пространство.

Он отчасти надеялся, что, услышав правду, Буц оставит его в покое (если бы в ужасе при этом перекрестился, было бы ещё лучше). Из репутации Захарии уже становилось ясно, что в дом к нему рвутся, помимо непосредственных покупателей и заказчиков, только отчаянные и наглухо отбитые люди с полностью атрофированным инстинктом самосохранения, и страж должен был вроде как испугаться приближаться к опасной личности вроде Макса.

Но Буц не ушёл.

— Тебе тут сидеть-то нельзя, — пояснил мужчина. — Это место, где люди ногами ходют…

— А где мне сидеть, по-вашему? Не вижу здесь ни одной лавочки.

Стражник осмотрелся и кивнул на одноместную садовую скамейку… на крыльце дома.

Ну, естественно.

— Вон там сиди.

Поправка. Как у кроссовка. Одного. И интеллекта столько же.

— Так лавка-то за барьером, — медленно теряя терпение и напоминая, что терять терпение-то как раз в присутствии местной полиции категорически плохая идея, выдохнул Максим. — А мне туда не пройти, насколько вы сами… — он снова отогнул ворот футболки, демонстрируя «икс». — …можете видеть.

— Дела-а-а, — протянул страж в крайней задумчивости. — Ну, не знаю я, где тебе сидеть, млад человек. Мне такое по должности знать не положено, ты себе лавку-то сам найти можешь. Иди давай.

— Не могу я отсюда уйти.

— Почему это?

— Если я уйду, магистр может в этот момент из дома выйти, и тогда я к нему ещё несколько дней буду искать возможность попасть.

Максим искренне сомневался, что такая сложная логическая цепочка поместится в голове Буца и будет ею полностью усвоена, а потому для простоты понимания перефразировал:

— Караулю я его, понимаете?

— Зачем это? — страж нахмурил лохматые тёмно-русые брови. — Ты шпион?

— Нет, — сквозь зубы ответил парень. — Я ученик. Ученик, понимаете? Путник я.

— О!

Видимо, этот откровенно туповатый мужчина услышал наконец знакомое слово, которое говорило для него немного больше, чем значило. Его сосредоточенное лицо распрямилось и просветлело.

Ну наконец-то, — подумал Макс.

— Так давайте я вас в таверну провожу, господин Путник, — Буц протянул к нему руку. — Нечего вам, как нищему, на улице-то сидеть, вас там накормят, напоят…

— Да мне здесь надо быть, ёпрст! — отдёргивая руку, Максим не сдержался и повысил голос, хотя делать этого, как показывала практика, совершенно точно не стоило. И снова этот раздражающий смех, донёсшийся от компании, правда, на этот раз ещё и мужской подключился. — Мне надо колдуна ждать, мне с ним поговорить надо, понимаете? Если я сейчас уйду, то потом вообще чёрт знает сколько времени его искать буду, а мне очень нужно сейчас с ним обо всём договориться!