Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Вы так не кричите, господин Путник, — лицо стражника вновь сморщилось от недовольства. — Вы людей пугаете, а у нас тут не принято…

— Ну так оставьте меня в покое и дайте дождаться магистра, никто кричать не будет.

— Я вас тут оставить не могу, — уже громче повторил Буц. — У меня приказ, чтобы никаких нищих на улицах не сидело, а вы тут сидите.

— Послушайте, уважаемый, — парень решил выбрать другую тактику и периодически поглядывал надоедливому стражу за спину: вдруг Захария покажется? — У вас приказ, чтобы на улице не сидело нищих, верно?

— Верно.

— Ну, а я-то не нищий, мы же с вами выяснили уже, так?

— Так.

— Я — Путник, понимаете? Не нищий, а из другого мира к вам прибыл. Вы же знаете о Путниках, верно, уважаемый?

— Знаю, конечно, как не знать-то!

— Ну так дайте мне тогда спокойно тут посидеть и подождать, хорошо? — голодный Макс старался говорить спокойно из последних сил: пустой желудок рвал и метал, пытаясь пробиться в голову, завладеть пультом управления и уничтожить всё, что попадается на глаза, но агрессия по отношению к местному блюстителю закона могла выйти парню боком, надо терпеть. — Пожалуйста, господин Буц, давайте вы просто оставите меня здесь? Я же не нищий, значит, и сидеть мне можно, на меня ваш приказ не распространяется.

В голове у стража происходила какая-то просто титаническая работа мысли. Он не допускал возможности скрещивания двух взаимоисключающих пунктов «нищим на дороге сидеть нельзя» и «этот парень сидит, но он не нищий», словно в его прошивку не включили программу «логика». Или хотя бы опцию «допущение». Он заметно подвис, размышляя над тем, что ему следует сделать, но потом приказ начальства, видимо, в его черепушке перевесил слабые потуги рассудка.

— У меня распоряжение начальника стражи, я не…

— Да я же даже не мешаю никому! — вскипал парень. — Просто сижу и жду, ну кому я мешаю-то, скажите мне, уважаемый?

— Есть приказ…

Максим тихо взвыл. С этим человеком договориться не получится по причине того, что не с чем договариваться. Одни распоряжения начальства, что б их…

— Слушайте, — стараясь не перейти на крик и чувствуя, как бурлит внутри злоба, процедил парень. — Ну, давайте я встану и стоя подожду, хорошо? Я же не нарушу тогда никаких правил, верно?

— Вы в неположенном месте сидели, господин Путник, я вас тут оставить не могу, — Буц почесал и тем самым ещё сильнее распушил свои усы-щётку. — Вы либо в трактир должны пойти, либо со мной в камеру, как все нищие. Вы-то не нищий, конечно, но на вас жалуются.

Голод, усталость, ночь, проведённая на улице, мелкий дождик с трёх до четырёх часов, вороны надоедливые, подозрительные прохожие, гудящая в кабаке пьяная компания, ржач этот непрекращающийся — всё наваливалось на него единым скопом, пробуждая в груди очень знакомую и очень страшную злость. Раньше он старался сдерживать себя, потому что боялся стать похожим на Стёпу, боялся разочаровать мать. Но теперь не было ни Стёпы, ни мамы, а был только этот долбанный стражник, тупой как ведро, надоедливый, как цепень, привязавшийся к нему на пустом месте. И жара. Жара, не отступавшая по прогнозам Каглспара, а напротив усиливавшаяся. Проходившие мимо люди с интересом (равно как и всегда) наблюдали за разворачивающимся разговором, стараясь близко не подходить, но при этом услышать каждое слово. Не мывшийся несколько суток и нормально спавший последний раз два дня назад подросток у них вызывал стойкую ассоциацию с бездомным, а его всклокоченные волосы и злобный взгляд эту картину детально дополняли. Неудивительно, что никакого сочувствия его присутствие на улице не вызывало.

— Кто? — глухо спросил Макс, готовый выследить потом как-нибудь этого стукача и как следует объяснить популярным международным языком насилия, что стукачи долго не живут.

— Жители нашей столицы, — не без гордости ответил Буц. — У нас очень воспитанные и порядочные граждане, они за любым беспорядком следят и тут же доносят куда надо.

Зашибись теперь, я оказался в Советском Союзе времён репрессий.

— Значит, сидящий на тротуаре человек им охренеть как мешает, говорите? — потерял самообладание Путник. — Пьяные вопли всю ночь до утра им из местной забегаловки не мешают, значит, а я на краю дороги мешаю?!

— Вы, господин Путник, не злитесь так, — угрожающе нахмурился стражник, как бы между прочив удобнее перехватив копьё рукой. — Я вам помочь хочу.

— Лучшая помощь от вас сейчас — просто от меня отцепиться! — рявкнул чуть громче, чем хотел, Максим, клацнув зубами от ярости. — Оставьте меня в покое и дайте мне самому себе помочь!

— Господин Путник, вы, если будете так кричать, в камеру отправитесь, — ещё сильнее нахмурился Буц.

— Да нельзя мне отсюда уходить, идиот! — взвыл парень.

Повернувшись куда-то вправо, страж махнул рукой и позвал по имени какого-то Нейка. К ним с другого конца улицы быстро просеменил в таком же облачении мужчина постарше, гладко выбритый, но с не менее туповатым выражением лица. На мгновение парень допустил мысль, что, может, не так уж он и прав, в конце концов? Вот что он тут сидит, как дятел, и ждёт не дождётся, пока на него соблаговолят посмотреть из зашторенного окошка? Разве не глупо?

Не глупо, — упрямо повторил его внутренний голос. — Принципиально.

— Что у тебя тут? — просипел Нейк.

— Господин Путник не желает с тротуара вставать и в трактир удаляться, — отрапортовал Буц.

Сюр какой-то, господи боже.

— Мне нужно оставаться здесь и ждать, пока магистр Захария выйдет из дома, — нетерпеливо, питая слабую надежду, что этот человек сможет войти в его положение или хотя бы понять смысл сказанного, повторил Макс. — Мне нужно с ним поговорить, понимаете?

— А… чего не постучитесь? — спросил подошедший.

Как удар под дых. Даже хуже. От бессилия перед бюрократической системой нового мира, реализуемой двумя клиническими идиотами, Максим схватился за голову. Тупость местных стражей его бесила даже больше наглости ментов в родном Ярославле, хотя раньше ему казалось, что никто и никогда во всём белом свете не сможет так сильно его раздражать, как они.

А вот никогда не говори никогда, прости господи.

— Потому что вокруг дома защитный барьер, магистр поставил на меня метку, я не могу через этот барьер пройти, сесть на лавочке на его крыльце я тоже не могу, потому что она за барьером, а меня магия туда не пускает, уйти я тоже не могу, потому что тогда проморгаю его выход из дома, а мне нужно поговорить с этим упёртым самовлюблённым бараном и мудаком, блять! — выпалил он едва ли не на одном дыхании.

Ошарашенный тем, насколько далеко предсказал его реплики Путник, подошедший страж в изумлении поднял брови и завис. Он не был готов так быстро поспевать за ходом его мысли, а потому принял самое, по его мнению, верное решение.

— Давай-ка в камеру его, он, видать, пьяный вдрызг, — заключил гладко выбритый мужчина.

— Да какой я!..

Стражники удивительно ловко подхватили парня под руки, умудряясь как-то нести ещё и тяжёлые металлические копья, и стащили с тротуара. Смех компании ровесников затих — теперь они наблюдали развернувшуюся сцену с нескрываемым наслаждением и молча запоминали каждую деталь. Макс закономерно попытался вырваться, но опыта скручивания у служивых оказалось явно побольше, чем у него — опыта побега. Они протащили юношу несколько метров под дружное улюлюканье зевак, подтянули ближе к дому колдуна, потому как только через дорогу слева от особняка могли вывести пленного к местному аналогу вытрезвителя, и Нейку пришлось даже легонько приложить парня об забор, над которым поднимался, издевательски посверкивая фиолетовыми вспышками, защитный барьер. Одна из девушек в униформе во весь голос расхохоталась — её синий плащ подрагивал от того, как сотрясались плечи.

— А какой вы, если не пьяный — так про магистра-то выражаться? — багровея от натуги (его жертва отчаянно брыкалась, усугубляя и без того не лучшее своё положение), фыркнул Нейк. — Да ещё так близко к его опочивальне.