Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

Сычев несколько секунд молчал, глядя на маленького, наглого фармацевта. А потом не сдержался и рассмеялся. Так вот в чем дело! Деньги! Ну слава богу, а то он уж было подумал, что Сеня и правда в святого решил поиграть. Нет, все по-старому. Мир на своем месте, все предсказуемо и понятно.

— Ты совсем обнаглел, Аркадьич? — уже без злобы, а скорее, с веселым азартом спросил Сычев. — Может, тебе еще и ключи от моей квартиры отдать, где деньги лежат?

— Ключи не надо, — серьезно ответил тот. — А вот плюс десять процентов к моей обычной доле — в самый раз.

— Пять. И на этом закончим.

— Семь с половиной. И это мое последнее слово. Товар редкий.

Сычев снова хмыкнул.

— Ладно, черт с тобой, подавись своими процентами.

Он подхватил коробку.

— Но учти, Сеня. Если из-за твоей жадности или болтливости что-то пойдет не так — ты первый пойдешь на дно. Вместе со своей совестью. Запомни.

Он поднимался по скрипучей лестнице, и на его лице играла презрительная ухмылка.

Старый трус этот Волков.

«Чутье» у него, «опасность»… Дрожит, как осиновый лист. Пока он там в своем кабинете трясется и ждет у моря погоды, я деньги делаю. Сам. Без него. Нужен только надежный напарник, а не такие как последнее время попадались. Вроде этого Разумовского.

Он вспомнил Илью, и желваки на его скулах заходили. Вот из-за таких вот умников-«героев» и приходится вот так, по подвалам шариться, рисковать.

Ничего, ничего. Скоро у меня будет достаточно денег, чтобы послать и эту работу, и Волкова, и всю эту проклятую Гильдию к чертовой матери.

Он вышел на задний двор больницы, сунул коробку в багажник своей старой машины и удовлетворенно потер руки. За эту партию он выручит неплохой куш. А то, что кто-то, возможно, умрет от этого «лекарства»… что ж, это уже были не его проблемы.

Результаты обследований по новому пациенту Калугину, пришли. Я сидел в ординаторской, вчитываясь в заключение гастроскопии на экране планшета, когда за спиной раздался знакомый голос Шаповалова.

— Ну что, гений, увидел там что-нибудь интересное, или опять спишем все на «нервы» и отправим бедолагу пить валерьянку?

Я не обернулся, полностью поглощенный изображением на экране.

— Боюсь, валерьянка ему уже не поможет, Игорь Степанович. Разве что в качестве анестезии перед операцией.

— Операцией? — он заинтересовался, подошел ближе и заглянул мне через плечо. — А ну-ка, покажи.

На экране было видео из эндоскопа. На стенке двенадцатиперстной кишки зияла огромная, глубокая язва, похожая на кратер вулкана, с подрытыми, воспаленными краями и грязным, фибринозным дном.

«Красавица». И, судя по ее виду, жила она в этом организме уже не один год.

— Хроническая язва двенадцатиперстной кишки, — констатировал я очевидное. — Осложненная. Судя по всему, с пенетрацией в головку поджелудочной железы.

— Уверен насчет пенетрации? — Шаповалов нахмурился, вглядываясь в экран. — Клиника ведь не совсем типичная. Может, это просто очень глубокая, но еще не «проросшая» язва?

— При простой язве у него были бы четкие «голодные» или ночные боли, — я спокойно парировал, открывая другую вкладку с опросом пациента. — А он жалуется на постоянные, опоясывающие боли, которые отдают в спину. Это классический «панкреатический» характер боли. Значит, язва уже проросла в поджелудочную, вызвав ее хроническое воспаление.

— Хорошо, допустим, — кивнул он. — Но почему сразу — резать? Современные протоколы Гильдии, между прочим, настоятельно предписывают сначала проводить мощную консервативную терапию. Тройная схема, квадро-терапия… Мы ее еще даже не пробовали.

— Потому что это будет пустая трата времени и дорогостоящих препаратов, — ответил я, не отрываясь от экрана. — Посмотрите на края язвы. Они плотные, каллезные, покрыты рубцовой тканью. Такая гигантская, застарелая язва уже никогда сама не зарубцуется. Мы можем на время снять воспаление, залечить верхушку. Но она откроется снова через пару месяцев, при первом же стрессе или нарушении диеты. Это бомба замедленного действия, которая рано или поздно приведет либо к прободению, либо к массивному кровотечению. Радикальное хирургическое лечение в данном случае — единственный надежный и, в долгосрочной перспективе, самый безопасный метод.

Шаповалов несколько секунд молчал, обдумывая мои слова. Затем он отхлебнул кофе из своей кружки и с удовлетворением кивнул.

— Ладно, Разумовский. Убедил. Твоя логика — железная. Готовь пациента к плановой операции.

— Ну наконец-то! — тут же оживился Фырк у меня в голове. — Дождался! Настоящая операция, с кровью, кишками и умными словами! Я уже заскучал от этой вашей скучной диагностики!

— И да, — добавил Шаповалов, ставя кружку на стол. — Ассистировать мне будешь ты. Первым ассистентом. Это твой пациент, твой диагноз — тебе и карты в руки. Можешь считать это своим настоящим посвящением в хирурги. Так что иди, получай согласие к пациента на операцию, и готовься. Завтра утром оперируем.

Я медленно кивнул, чувствуя, как внутри что-то, давно спавшее, наконец-то просыпается. Это было не ликование. Это было чувство возвращения домой.

Не симуляции, не диагностические ребусы, а настоящая, серьезная, хирургическая работа. То, по чему я скучал почти физически, как по отрезанной конечности.

— Спасибо, Игорь Степанович. Я буду готов.

Я встал и направился к выходу из ординаторской. Пока я шел по гулкому больничному коридору в палату к Калугину, мой мозг уже автоматически, почти рефлекторно, переключился в предоперационный режим. Все лишние мысли — о вернувшейся Борисовой, о будущих проблемах — отошли на второй, а то и на третий план.

Так, что у нас по пациенту?

Я начал мысленно, шаг за шагом, выстраивать план подготовки. Возраст — пятьдесят, относительно молодой. Сопутствующих патологий в карте я не видел, но нужно будет проверить все от и до.

Сердце, легкие, почки. Дам указание Пончику, чтобы он лично проконтролировал сбор всех анализов: развернутая биохимия, коагулограмма на все показатели, обязательно группа крови и резус-фактор — все должно быть готово к вечеру у меня на столе.

Пускай тоже поучаствует. Ему это будет не только интересно, но и полезно.

Дальше — подготовка. Нужно будет дать четкое указание сестринскому посту, чтобы сегодня вечером как следует подготовили операционное поле — вся верхняя половина живота должна быть идеально выбрита, без единого волоска.

И, самое главное, анестезиолог. Нужно будет лично с ним переговорить, предупредить о пенетрации в поджелудочную. Там могут быть неприятные сюрпризы с интубацией и реакцией на препараты. Риски нужно минимизировать.

Мозг работал четко и холодно, раскладывая все по полочкам, выстраивая безупречную логистическую цепочку предстоящих действий. Это было знакомое, почти медитативное состояние, которое я не испытывал уже очень давно. Состояние полной концентрации, когда существует только одна единственная цель — благополучный исход предстоящей операции.

На душе было легко и как-то по-хорошему азартно. Наконец-то, настоящее дело.

В коридоре, у самого поворота, я столкнулся нос к носу со Славой Пархоменко. Он, кажется, как раз закончил прием в своей «первичке» и выглядел порядком измотанным.

— О, Разумовский, вот ты где! Пропажа! — он искренне обрадовался, увидев меня. — Поздравляю с новым рангом! Вся больница уже гудит! Я уж думал, тебя после триумфа во Владимире Гильдия сразу к себе забрала, в столицу!

Я усмехнулся.

— Как видишь, пока еще здесь. Муромскую медицину поднимаю.

— Это хорошо! — он кивнул, и вдруг его лицо стало серьезным. — Слушай, Илья… тут дело одно есть. Серьезное. Не для коридора, да и не по телефону. Давай, может, вечером после смены пересечемся где-нибудь? Нужно поговорить.

Я удивленно посмотрел на него.

— Да, без проблем, Слава. Что-то случилось?

— Вечером. Все вечером, — он оглянулся по сторонам. — Я позвоню.