Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

— Могло. А поспешность — убила, — он покачал головой. — И теперь я сам должен лечь под нож? Нет уж. Спасибо. Лучше уж тихо, в своей постели.

Я смотрел на него. Страх и чувство вины въелись в него так глубоко, что никакие логические доводы до него уже не достучатся. Нужно было действовать иначе. Бить в самое сердце.

— А о внуке вы подумали? — тихо спросил я.

Кулагин вздрогнул.

— А что с ним?

— Он будет расти без деда. Вы сможете подержать его на руках сейчас, а что потом?

— Не смейте! — он резко повернулся ко мне, и в его глазах блеснула ярость. — Вы думаете, я не думаю об этом⁈ Думаете, мне легко⁈ Но какой будет толк, если я умру на столе, как мой брат⁈ Они потеряют меня в любом случае!

— А если не умрете?

Я протянул руку и легко коснулся его плеча. Одновременно я пустил по руке тонкую, почти неощутимую струйку своей «Искры». Не лечебную. Успокаивающую. Такую, что мягко снимает панические атаки и проясняет мысли.

Кулагин слегка расслабился. Стена агрессии, которую он выстроил вокруг себя, дала трещину.

— Послушайте меня, — я говорил спокойно, размеренно. — Я не буду вам врать. Любая операция — это риск. Статистику про «один процент» я вам приводить не буду, потому что когда речь идет о твоей жизни, статистика не имеет значения. Но я могу вам пообещать другое.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Оперировать вас будет лично Мастер-целитель Игорь Степанович Шаповалов. Это один из лучших хирургов во всей области, с колоссальным опытом именно на таких операциях. Вы будете в самых надежных руках, какие только можно найти.

А я прослежу, чтобы все прошло идеально. Потому что эта операция — моя первая в этом статусе. И я не позволю, чтобы что-то пошло не так. Это мой личный интерес.

— Я лично проконтролирую каждую мелочь, — продолжил я вслух. — Каждый ваш анализ до и после. Каждую нитку, каждый шов. Я буду рядом с вами от начала и до конца.

Кулагин долго молчал, глядя то на меня, то на разорванный бланк отказа в своих руках.

— Лекарь… а что, если я все-таки… умру?

— Не умрете, — твердо сказал я. Так, будто это был не прогноз, а неоспоримый факт. — Потому что у вашего внука должен быть дед. А у вашей дочери — отец. И я сделаю все, чтобы так и было.

Он медленно, очень медленно, скомкал бланк, а затем разорвал его на мелкие кусочки.

— Хорошо. Я… я согласен. Но если что…

— Ничего не будет, — я поднялся. — Операция завтра утром. А сегодня мы проведем полную подготовку. И, Михаил Вячеславович? Ваш брат, я уверен, гордился бы вами сегодня. Вы принимаете очень мужественное решение.

Я вышел из палаты Кулагина, чувствуя себя так, будто провел не короткий разговор, а сложную психологическую операцию. Убедить человека, травмированного прошлым, снова довериться лекарям — задача порой посложнее, чем удалить аппендицит. Но, кажется, у меня получилось.

Теперь нужно было сделать все, чтобы это доверие оправдать. Я мысленно начал прокручивать в голове план на остаток дня. Нужно было подготовиться самому.

Не успел я сделать и пары шагов, как из-за угла почти вылетел Семен Величко. Он явно разыскивал меня, и на его лице была написана решимость, смешанная с его обычной неуверенностью.

— Илья! Наконец-то я тебя нашел! Посмотришь, пожалуйста, анализы по Веревкину? Тому новому, с болями в животе. Они только что пришли из лаборатории.

Он протянул мне планшет. Я открыл файл и пробежал глазами по цифрам. Так, что у нас тут… Биохимия — почти норма, печеночные ферменты слегка повышены, но не критично. А вот уровень амилазы в крови… в четыре раза выше нормы. И липаза тоже.

Я удовлетворенно кивнул. Картина была ясна.

— Отлично, Семен, — я вернул ему планшет. — Как видишь, твоя первоначальная теория подтвердилась. Это не гастрит и не язва. Это хронический панкреатит в стадии обострения. Поэтому у него и были такие непонятные боли, которые не снимались обычными спазмолитиками. Ты отлично справился, что проконтролировал все анализы.

Величко буквально расцвел от похвалы.

— Правда? Спасибо! А я так переживал! А что теперь с ним делать?

— Ничего сложного. Голод, холод и покой, — я усмехнулся. — Назначай ему строгую диету, ферменты и обезболивающие. Через пару дней будет как новенький. Можешь готовить к выписке.

Величко активно закивал и собирался было уже идти, но я его остановил.

— А теперь, раз уж ты так вовремя подвернулся, у меня к тебе будет еще одно ответственное поручение, — я достал свой блокнот и начал быстро писать. — Слушай внимательно. Пациент Кулагин, третья палата, плановая операция завтра утром. Мне нужны его анализы, и срочно. Вот список: развернутая биохимия с акцентом на показатели печени, почек и электролиты. Полная коагулограмма, включая МНО, АЧТВ и фибриноген. И обязательно — группа крови и резус-фактор. Даже если они есть в истории, все перепроверить. Все должно быть готово к вечеру и лежать у меня на столе. Справишься?

Он старательно кивал, быстро конспектируя в свой планшет.

— Справлюсь! А… а можно я буду присутствовать на операции? Мне бы хотелось посмотреть, как у такого сложного пациента будет все проходить…

— Не можно, а нужно, — я похлопал его по плечу. — Наблюдай, учись. Тебе это будет полезно в будущем. Но сначала спроси у Шаповалова. Вдруг он против. И, Семен? Лично проследи, чтобы лаборанты не халтурили. Это очень важно.

— Есть! — он чуть ли не отдал мне честь и, сияя, умчался выполнять поручение.

— Вот это энтузиазм! — хихикнул у меня в голове Фырк. — Прямо комсомолец на стройке пятилетки! Ты его так натаскаешь, что он в Мастера-целители раньше тебя выбьется!

— А ты откуда про комсомол знаешь? — мысленно усмехнулся я. Но ответа, разумеется, не последовало. — Пусть учится, Толк из него действительно может выйти. Главное — побороть неуверенность.

— Кстати, о толковых специалистах, — Фырк вдруг стал серьезным. — Для завтрашней операции тебе понадобится анестезиолог. И я бы на твоем месте заранее поинтересовался, кто будет в бригаде.

— Я так и собирался. Только сначала дождемся распределения. Что за паника?

— Ну смотри, — фамильяр пожал своими невидимыми плечами. — Просто если это будет старый пень Кондратьев, то ты с ним намучаешься. Он работает по методам прошлого века, анестезию подбирает на глазок, и привык чуть что, поливать пациентов «Искрой», как из ведра. Очень рискованный тип.

Я направился к сестринскому посту, чтобы официально внести в журнал назначения для Кулагина. За стойкой, уткнувшись в какие-то бумаги, сидела Кристина. Выглядела она, прямо скажем, неважно — бледная, похудевшая, с темными кругами под глазами. Эта двойная игра явно выматывала ее.

— Привет, Кристина.

Она вздрогнула, как от удара, и медленно подняла на меня свои огромные, испуганные глаза.

— Привет, Илья.

Мы оба старательно делали вид, что между нами не было того напряженного разговора в кафе. Что я не знаю о преступных схемах ее дяди. Что она не дрожит от животного страха при каждой нашей встрече. Мы играли в коллег.

— Вот же актриса погорелого театра! — возмущенно прошипел у меня в голове Фырк. — Глазки строит, улыбается, будто ничего и не было! Шельма! А сама, небось, думает, как бы тебе яду в кофе подсыпать!

— Она боится, — мысленно одернул я его. — Это нормально. Не мешай.

— Мне нужно подготовить пациента Кулагина к завтрашней операции, — сказал я вслух ровным, профессиональным тоном. — Стандартная подготовка операционного поля сегодня вечером.

— Конечно, я все сделаю, — она сделала пометку в журнале. — Кстати… поздравляю с получением ранга Подмастерья. Я слышала, ты блестяще сдал экзамены во Владимире.

— Спасибо, — я позволил себе легкую улыбку. — Можно сказать, повезло с экзаменационным рейсом.

— Это не везение, — она попыталась улыбнуться в ответ, но вышло как-то криво и натянуто. — Это талант.

Неловкая пауза затягивалась. Нужно было переходить к делу.

— Кристина, мне нужно знать, кто завтра будет анестезиологом на операции у Кулагина. Можешь посмотреть в системе?