Лекарь Империи 3 (СИ) - Лиманский Александр

Он хлопнул меня по плечу и так же быстро скрылся за поворотом, оставив меня в полном недоумении.

— Ого! «Серьезное дело»! — тут же материализовался у меня в голове Фырк. — Наверняка он хочет занять у тебя денег! Ты же теперь богач! Или нет… он хочет попросить тебя помочь ему закадрить ту симпатичную медсестру Яночку! А может… может, это ловушка⁈ Точно, ловушка! Он — тайный агент твоих врагов! Он заманит тебя в темный и сырой подвал, а там вас будут ждать злые инквизиторы с мешками для трупов!

Я мысленно улыбнулся.

— Фырк, у тебя слишком буйная фантазия. Успокойся.

— А я говорю, ловушка! — не унимался он.

Что ж, посмотрим вечером, что это за «серьезное дело» такое. А сейчас нужно было готовиться к операции.

Я зашел в палату. На кровати у окна сидел крепкий, коренастый мужчин, моложавый. Михаил Вячеславович Калугин. Открытое, добродушное лицо, обрамленное морщинами, и большие, натруженные руки, сложенные на коленях.

Такие руки бывают у людей, которые всю жизнь работают не языком, а инструментом. Такие пациенты мне всегда нравились — они обычно не жаловались по пустякам.

— Ну что, лекарь, нашли что-нибудь серьезное? — спросил он, пытаясь улыбнуться, но получалось плохо.

— Нашел, Михаил Вячеславович. Давайте разбираться, — я присел на стул рядом. — Результаты ваших обследований готовы.

Я открыл в планшете результаты его обследований. На экране ярко высветилась трехмерная модель верхнего отдела его ЖКТ, построенная на основе данных томографии.

— Михаил Вячеславович, смотрите, — я развернул экран к нему. — Вот ваш желудок… а вот здесь, на выходе из него, в двенадцатиперстной кишке, у вас образовалась хроническая язва. Видите это углубление, похожее на кратер? Она уже довольно старая и глубокая.

Он молча кивнул, внимательно глядя на экран.

— Сама по себе язва — дело неприятное, но не смертельное, — продолжал я. — Проблема в том, что она у вас осложненная. Она оказалась настолько глубокой, что, по сути, «проела» стенку кишки и вросла вот в этот орган, — я выделил область поджелудочной железы. — Этот процесс называется пенетрация. И теперь именно поджелудочная, а не сам желудок, дает вам эти постоянные, ноющие боли в спине, которые вы не могли ничем снять.

Пока я объяснял, я, как бы между делом, открыл в его электронной карте вкладку «Административная информация». Отлично. Полная производственная страховка от металлургического комбината. С финансированием проблем не будет.

— Так что же, — он наконец поднял на меня глаза. — Это что-то вроде рака?

— Нет-нет, что вы, — я поспешил его успокоить. — Это не онкология. Это просто очень запущенная язвенная болезнь. Но если ее не убрать хирургически, она так и будет отравлять вам жизнь. И в любой момент может привести к серьезным осложнениям, вроде кровотечения или перитонита. Поэтому я настоятельно рекомендую плановую операцию. Мы уберем эту пораженную часть и решим проблему раз и навсегда.

Я закончил и посмотрел на него, ожидая вопросов, может быть, страха. Но Калугин молчал. Он кивал, пока я говорил, но я видел, что мысли его далеко.

Так, дело не в диагнозе. Саму новость он воспринял спокойно. Значит, проблема в чем-то другом.

Его взгляд был направлен куда-то сквозь меня, он машинально теребил край одеяла, а на его лице отражалась не тревога пациента, а какая-то глухая, упрямая нерешительность. Он слушал, но не слышал.

— Не нравится он мне, двуногий! — прошептал у меня в голове вездесущий Фырк. — Думает чего-то… Юлит, как уж на сковородке! Что-то он от тебя скрывает!

— Сам вижу, — мысленно ответил я и решил сменить тактику.

Я решил зайти с самой очевидной стороны.

— Михаил Вячеславович, с финансовой стороной вопроса проблем не будет? У вас страховка покрывает такие операции? — спросил я, одновременно открывая в его карте нужную вкладку.

— Да, да, с этим все в порядке, — он как-то рассеянно отмахнулся. — У нас завод все полностью оплачивает.

Значит, дело точно не в деньгах.

— Михаил Вячеславович, — я отложил планшет. — Давайте начистоту. Я вижу, что вас что-то тревожит. И, кажется, это не сам диагноз и не деньги. В чем на самом деле дело?

Он вздохнул, уставившись в окно.

— Да я вам верю, лекарь. И понимаю, что дело серьезное… Просто… — он запнулся.

— Просто что?

Он достал из-под подушки потрепанный телефон и показал мне фотографию на экране. Крошечный, сморщенный младенец, завернутый в одеяльце, сладко спал.

— Внук, — тихо сказал Калугин, и в его голосе прозвучала бесконечная нежность. — Первенец. Вчера родился. Дочка вот фотографию прислала. Сказала, на меня похож, представляете? Такой же нос картошкой. А я… я его еще даже на руках не держал. Живут далеко.

Он положил телефон на тумбочку.

— А вдруг… вдруг на этой вашей операции что-то пойдет не так? Ну, всякое же бывает… И я его так и… никогда и не увижу?

— Михаил Вячеславович, операция плановая, — я постарался звучать как можно убедительнее. — Мы вас полностью подготовим. Вероятность серьезных осложнений минимальна, меньше одного процента. Практически нулевая.

Но он меня, кажется, не слышал. Он смотрел на фотографию внука.

— Нет, лекарь, — он медленно покачал головой и, наконец, посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было сомнения или колебания. Только твердая, тихая уверенность. — Я боюсь. Не за себя, поймите. За то, что так и не успею его подержать на руках. Я… я против операции. Отказываюсь.

Глава 21

Он протянул руку к тумбочке и взял оттуда книжку с кроссвордами и карандаш.

— Скажите, как правильно отказ писать? В свободной форме, или у вас тут бланки специальные есть?

— Михаил Вячеславович. Вы же понимаете, что без операции — это конец? Вопрос нескольких дней. Максимум — недели.

— Плевать, — он отвернулся к окну, не глядя на меня. Карандаш в его руки дрожал. — Все равно помру. Если не от язвы на столе, так от кровотечения в палате. Какая разница?

— Разница огромная, — я наклонился вперед. — При операции у вас есть почти стопроцентный шанс выжить и забыть об этой проблеме навсегда. Без нее — у вас нет ни одного шанса.

Кулагин горько усмехнулся.

— Шанс? Лекарь, вы знаете, сколько я видел на своем веку этих ваших «шансов»? У моего младшего брата тоже был шанс. Девяносто девять процентов успеха, так нам говорили. Простая операция, говорили. Обычный аппендицит. А он так и не проснулся после наркоза.

Вот оно в чем дело. Дело не во внуке, а в его страхе. Если дать ему повод зацепиться за что-нибудь, то он сбежит из больницы и уже сюда не вернется. Точнее вернется, но уже в другое отделение. Холодное такое.

— Да в морг он заедет! — как всегда был прямолинеен Фырк.

— Ты как всегда прав, мой пушистый друг, — сказал я мысленно.

Я откинулся на спинку стула, понимая, что простыми уговорами тут не поможешь. Нужно было дать ему выговориться.

— Когда это было? — спросил я.

— Пятнадцать лет назад, — его голос стал глухим. — Мне было двадцать три, ему — девятнадцать. Вся жизнь впереди. Только-только поступил в университет, с девушкой хорошей встречался… А потом — бац, и нет человека. «Редкое осложнение», так нам сказали. «Непредвиденная реакция на анестезию». А знаете, что самое страшное в этой истории, лекарь?

Я молча ждал.

— Это я привез его тогда в больницу. Это я настоял на немедленной операции. Он до последнего упирался, говорил, что не так уж сильно и болит, хотел до утра подождать. А я… я — хороший старший брат — испугался. Заставил его. Подписал все бумаги. И вот результат.

— Какой же упрямый дурак! — прозвучал у меня в голове возмущенный голос Фырка. — Пятнадцать лет себя грызет из-за того, в чем абсолютно не был виноват! Двуногие, вы такие нелогичные!

Я мысленно согласился с фамильяром, но вслух сказал другое:

— Михаил Вячеславович, вы тогда спасали жизнь своего брата. И вы сделали все абсолютно правильно. Аппендицит мог разорваться в любой момент. Промедление могло убить его.