Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

«Пусть ставят. Пусть смеются, — подумал я, закрывая глаза. — Завтра казино всегда выигрывает. А завтра… казино — это я».

Я провалился в спокойный, глубокий сон инженера, который дважды проверил все свои расчёты перед запуском.

Мы проснулись до рассвета. Воздух в конюшне был холодным и пах прелым сеном, конским потом и нашим собственным страхом. Тихон всю ночь ворочался и бормотал что-то во сне. Я же, наоборот, провёл ночь в состоянии полной, почти противоестественной ясности, прокручивая в голове все возможные варианты предстоящего «эксперимента».

Мы покинули «Приют странника» вместе с первыми лучами солнца, которые едва пробивались сквозь густой утренний туман. Мы не были одни. Мы влились в медленный, скрипучий поток телег, гружёных овощами и дровами, в группы хмурых крестьян и суетливых торговцев, который тёк в одном направлении — к главным воротам стольного града Залесска.

По мере приближения масштаб города начал давить. Я привык к своему убогому, но просторному поместью, к тишине и безлюдью. А здесь… здесь было другое. Стены. Это были не деревенские частоколы. Это были настоящие, высокие, массивные каменные стены, сложенные из гигантских серых блоков, с дозорными башнями, на которых развевались тяжёлые, влажные от тумана флаги с гербом Великого Князя. Ворота были огромными, окованными толстыми полосами железа, и в их глубокой арке, как муравьи, копошились люди и повозки. Рядом стояла стража. Это были не деревенские ополченцы. Это были профессиональные солдаты в настоящих стальных кирасах и шлемах, вооружённые алебардами. Они работали лениво, но эффективно, проверяя возы, взимая с торговцев пошлину.

С нас, как с пеших, просто взяли пару медяков, даже не удостоив взглядом. На этом этапе мы ещё были анонимны. Две песчинки в утреннем потоке.

«Какая работа… — с восхищением и тревогой думал я, проходя под гулкой аркой ворот. — Тысячи тонн камня, сотни кубометров дерева, тонны железа. Логистика, снабжение, организация труда… Это уже не просто город. Это сложнейшая, самодостаточная инженерная система. И я в ней — чужеродный, несовместимый элемент».

Как только мы прошли через ворота, на нас обрушился город. Настоящий. Живой. И это был шок.

Сенсорная перегрузка.

На меня обрушилась стена звука. Грохот сотен колёс по неровной брусчатке. Пронзительные крики зазывал, расхваливающих свой товар. Непрерывный стук молотков, доносящийся из ремесленных кварталов. Ржание лошадей, лай собак, ругань возниц, смех, плач, споры — тысячи голосов, сливающихся в единый, давящий, первобытный рёв.

Затем — запахи. Ошеломляющая, невообразимая смесь. Головокружительный аромат свежей выпечки из открытых дверей пекарен смешивался с тошнотворной вонью из сточных канав, идущих прямо посреди улицы. Запах горячего угля, пота тысяч людей, конского навоза, дорогих духов проезжающей мимо боярской повозки и чего-то кислого, пролитого вчера на мостовую. Мой нос, привыкший к чистому воздуху деревни, был в шоке.

И, наконец, вид. Узкие, кривые улицы, над которыми нависали вторые и третьи этажи деревянных и фахверковых домов. Они почти смыкались над головой, оставляя лишь узкую полоску серого неба. Толпы людей, снующих во все стороны, как молекулы в броуновском движении. Яркие, аляповатые вывески таверн, цирюлен и мастерских. И грязь. Вездесущая, чавкающая под ногами грязь.

«Я вырос в многомиллионном мегаполисе, — пронеслась в голове ироничная мысль. — Я думал, что знаю, что такое толпа. Я ошибался. Та толпа была подчинена правилам — светофоры, тротуары, расписания, поезда, идущие по графику. Это был упорядоченный, почти стерильный поток. А это… это живой, хаотичный, бурлящий организм. Первичный бульон, в котором все толкаются, кричат и пытаются выжить. И я в нём — просто песчинка, которую несёт этим потоком».

Мы спросили у какого-то торговца дорогу к Великой Арене. Он махнул рукой в сторону самой широкой улицы. И по мере того, как мы двинулись в нужном направлении, я заметил, что взгляды людей меняются.

Сначала один, потом другой, потом целая группа людей начала смотреть на меня иначе. Не как на очередного провинциала. Они меня узнавали. Я видел, как они перешёптываются, как толкают друг друга в бок и кивают в мою сторону. Новость о поединке была главным событием в городе. А я — одной из двух главных звёзд этого смертельного шоу. Моя анонимность испарилась.

Я начал улавливать обрывки разговоров. Теперь уже не стеснялись говорить громко.

— Смотри, это тот самый Волконский… худой-то какой, ветром качает…

— Говорят, Медведев-старший велел сыну не убивать его сразу, а сначала проучить как следует, для потехи публики.

— Да он же больной на вид, какой из него боец? Это не поединок, а казнь. Жалко парня.

— А чего его жалеть? Отец его тоже гордец был, в долгах утонул. Поделом им.

«Отлично, — с холодной отстранённостью отметил я. — Из анонимной песчинки я превратился в главную тему для столичных сплетен. Моя предстоящая смерть — самое горячее развлечение. Кажется, я недооценил масштаб пиар-кампании, устроенной Медведевыми. Они подготовили публику. Они создали историю. Историю о моём неизбежном и заслуженном поражении».

Мы вышли на большую, широкую площадь. И я увидел её. Великую Арену.

Это было огромное, овальное каменное сооружение, которое заставило бы римский Колизей из моего мира почувствовать себя неуютно. Оно было циклопическим. Массивные каменные арки, высокие стены, ряды сидений, уходящие в небо. Оно внушало трепет и первобытный ужас. Оно было построено для зрелищ. Для гладиаторских боёв, для турниров, для публичных казней.

К его многочисленным входам, как ручьи в реку, стекались тысячи людей. Весь город, казалось, собрался здесь.

Я смотрел на это циклопическое строение, на эти толпы. И чувство собственной ничтожности, которое я испытал на улицах, достигло своего пика. Вся моя личная драма, вся моя отчаянная, титаническая борьба за выживание, которую я вёл в своей маленькой, заброшенной кузнице, здесь, в этом городе, превращалась просто в зрелище. В товар. В развлечение для тысяч незнакомых мне людей.

Мы с Тихоном остановились в тени огромной стены Арены. Я чувствовал, как земля под ногами вибрирует от гула голосов десятков тысяч людей, уже собравшихся внутри. Я пришёл. Я на месте.

«Столько шума. Столько людей. И все они пришли сюда, чтобы посмотреть, как я умру, — подумал я, и на моих губах появилась кривая усмешка. — Что ж… Надеюсь, им понравится представление. Потому что оно будет совсем не таким, за какое они заплатили».

Я положил руку на рукоять своего простого, гнутого меча на поясе и сделал шаг к тёмному, низкому входу, предназначенному для бойцов.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 27

Вечер опустился на стольный град Залесск, принеся с собой прохладу и гул тысяч голосов. В нашей убогой комнатушке на постоялом дворе было тихо и душно. До поединка оставались одни сутки. Одна ночь.

— Господин, вам бы отдохнуть, — прошептал Тихон, с тревогой глядя на меня. — Сил набраться перед завтрашним днём.

Я покачал головой. Я сидел на краю соломенной лежанки, методично проверяя крепления своего скрытого оружия. Отдых был непозволительной роскошью.

«Я построил идеальный инструмент, — проносились в моей голове мысли. — Я подготовил своё тело, насколько это было возможно за такой короткий срок. Я прогнал в голове сотни симуляций. Но все они основаны на теоретической модели противника. Модель, построенная на слухах, догадках и одном коротком столкновении на рынке. Этого недостаточно. Это непрофессионально. Мне нужны реальные, эмпирические данные о его текущем состоянии. Мне нужно провести финальную диагностику угрозы».

Я встал.

— Я выйду ненадолго, — сказал я, накидывая на плечи свой простой дорожный плащ.