Я напрягся, готовый к любому повороту. Рука сама легла на набалдашник трости.
— И какой вопрос? — спросил я, глядя ему в глаза за стеклами очков.
Суходольский улыбнулся. И эта улыбка мне совсем не понравилась.
— Ничего серьезного, Виктор Андреевич, — произнес он мягко, почти ласково. — Просто… мне нужна ваша душа.
* * *
Владимир Арсеньевич Багрицкий стоял в тени массивной колонны на втором этаже, чувствуя себя шпионом из дешевого детектива. Он слышал речь Громова-старшего, видел триумфальное представление наследника, но все это было лишь декорацией. Его целью был Виктор.
Следователь наблюдал, как младший Громов, обменявшись парой фраз с отцом, отделился от толпы и направился в сторону балконных дверей. Походка у него была немного скованная, словно он неосознанно берег левую сторону тела. «Ранение, — отметил про себя Багрицкий. — Значит, точно он».
Выждав минуту, чтобы не привлекать внимания, Владимир двинулся следом. Он лавировал между гостями, вежливо кивая и извиняясь, но не теряя из виду заветную дверь.
Он уже почти подошел к выходу на балкон, когда заметил движение.
Дверь приоткрылась, и на балкон выскользнул еще один человек. Невысокий, плотный мужчина в очках. Багрицкий притормозил, сделав вид, что изучает картину на стене.
Через стекло было видно, как двое мужчин стоят друг напротив друга. Слов не разобрать, но язык тела говорил о многом. Громов напрягся, его рука легла на трость — не как на опору, а как на оружие. Незнакомец в очках переминался с ноги на ногу, но при этом теснил Виктора к перилам, загоняя в угол.
— Это что еще за разборки? — прошептал сам себе следователь.
Он выждал еще минуту. Напряжение на балконе нарастало. Громов не отступал, но поза его стала оборонительной. Незнакомец сделал шаг в сторону, скрываясь от взглядов из зала за выступом стены.
«Ну нет, — решил Багрицкий. — Так мы можем ждать до морковкина заговенья. А если там сейчас начнется поножовщина, я потом рапорт до пенсии писать буду и объяснять, чего я тут забыл. А самое главное — упущу возможность доказать причастность Громова к убийству на перекрестке».
Он решительно направился к дверям.
Рука привычно скользнула во внутренний карман за пачкой сигарет. Это был лучший способ войти в разговор: человек, вышедший покурить, выглядит естественно и безобидно.
Владимир вальяжно толкнул створку, играя на публику, словно он, слегка охмелевший, вышел на балкон перекурить.
Шум праздника ворвался на балкон вместе с ним, но тут же стих, когда он плотно прикрыл дверь за собой.
Двое мужчин резко повернули головы в его сторону. Громов — с удивлением и настороженностью, незнакомец в очках — с плохо скрываемым раздражением.
— Здравствуйте, господа, — произнес Багрицкий спокойно, доставая сигарету и засовывая ее меж губ.
Он щелкнул зажигалкой, прикрывая огонек ладонью от ветра, и, выпустив струйку дыма в ночное небо, посмотрел на них с вежливой улыбкой.
— Душновато там, не находите? Решил вот воздухом подышать. Не помешаю?
