Чёрная печать империи (СИ) - Разумовская Анастасия

– Так термомост же проверять. Мне одной не справиться с этой задачей.

И, оставив друга осознавать наглость женской породы, зашагала прочь.

– Он вам просто друг или в каком-то другом смысле друг? – хмуро уточнил Влад.

– А сами как думаете?

Даша провела пропуском по магнитному замку, приложила палец и вышла в светлый коридор.

Своих людей надо беречь. Эту истину девушка усвоила ещё со времён курсантства. Как-то раз их, зелёных мальков, привлекли к парадному оцеплению города в честь приезда короля ЮША. Понадобилось провести сутки на ногах, бдя за подозрительными лицами вокруг. А гофмейстер Константиновского дворца даже не распорядился выдать горячего чаю. Или хотя бы кипяточка. Да что там кипяточек! В туалет было не отойти. Парни периодически заслоняли товарища широкими спинами, и тот использовал замызганную пластиковую баночку тут же, не сходя с поста. Бутылочку передавали по цепи и аккуратно выливали в любимые розы императрицы. Даша в тот день едва не умерла. Ну, целомудренную скромность потеряла на раз. А утром после дежурства Даниил Семёнович, генерал-майор, преподаватель по боевой подготовке, объявил всем благодарность и отпустил на двое суток отдыхать под предлогом практических занятий в поле. Даша на всю жизнь запомнила (и, думается, не она одна), что значит относиться к подчинённым по-отечески.

– Едемте кутить, малёк, – предложила она, выйдя на крыльцо.

Шёл снег. Мокрый, не первый, но мороз всё ещё не установился. Ночь перемигивалась звёздами, подмигивала фонарями, словно распутная путана. Хотя… это же, наверное, плеоназм? Разве может быть путана не распутной? Или может? Даша задумалась.

– Это неправильно, – угрюмо проворчал курсант. – Дежурство ещё не закончилось… Я должен…

– Ты спас лейтенанта. Тебе орден положен. Мне тоже: за лихость и придурковатость. Пошли обмывать наши незримые ордена. Ну или проваливай домой. Как знаешь. Только не мозоль глаза в участке, а то обо мне вспомнят слишком быстро.

– Я поеду, – решился рыжик.

ПРИМЕЧАНИЯ

опера Жизель — Даша ошиблась, "Жизель" это балет

Глава III

«Ну и отлично», – подумала Даша и вызвала такси. Надо будет потом спросить «ведунью», кто такой этот Галактион, как там его… Шаховско́й. Не так ужасно, если князь нажалуется только на лейтенанта. Обидно будет, если этого мелкого… Девушка покосилась на спутника. Впрочем, может, и нет. В конце концов, она, Даша, отдала десять лет службе, пахала, как проклятая, и столько добилась! А этот мальчик только начал. Найдёт себе новую профессию. Делов-то. Да и мужчине проще с этим, чем женщине, будем откровенны.

Но думать о предстоящих изменениях не хотелось. Хотелось ловить языком снег и дурачиться. Хотелось «Кривого боярина» или чего покрепче и тусить. Напиться до свинства. До того состояния, чтобы назавтра ничего не помнить, и чтобы было стыдно.

И чтобы забыть вот эту белую кожу, порванную костями… и мозги на асфальте.

– Куда? – коротко уточнил таксист. Из бурят, видимо.

Тебе, любимец степей, должно быть, тесно в городе.

– Лиговка. Бар «Светоч истины» знаешь? Нас туда.

Она с удовольствием откинулась на дерматин сиденья и закрыла глаза. Стажёр осторожно опустился рядом. Почему-то хотелось понтоваться. Именно такими, дешёвыми, театральными понтами. Пнуть ногой дверь в полуподвал, ввалиться уже хмельной и весёлой, точно гусар из водевиля, крикнуть: «мне как обычно. А потом повторить», и чтобы бармен молча и понятливо кивнул. Даша понимала, что у правильного Влада подобное вызовет скорее отвращение, пошатнёт её только-только приобретённый авторитет, но сейчас это девушку не беспокоило. Беспокоило не это: с «как обычно» ничего не получится. Последний раз в баре она была, когда отдел отмечал Лёхину днюху: тридцатьпятник. Юбилей. Порой, после всей мерзости службы, безумно хотелось выпить, но Даша боялась спиться, превратиться в одну из тех неопрятных, пустоглазых женщин, на которых нагляделась в детстве. Поэтому не ходила по барам, а молча бухала дома.

Здесь всё осталось таким же, как и год назад: кирпичные своды, грубый барный стол, стулья. Шкура медведя напротив бара. Вряд ли бы, правда, зверь одобрил полипропилен, но… кто ж его будет спрашивать? Плитка на полу, имитирующая доски, и низкие чёрные светильники, почти касающиеся металлическими плафонами столов. Даже бармен оказался тот же: по виду мясник или палач в кожаном халате, разрисованном под латы. И, так же как и в тот день, справа восседал лжемонах, потягивая «кровавого Павла» через трубочку.

Даша упала на барный стул, упёрлась ступнями в круглую подножку. Да благословят все боги, старые и новые, полумрак!

– «Атаку мертвецов», – попросила осипшим голосом. Подумав, добавила: – И «кривого боярина» мальчишке. За мой счёт.

Ей было жарко, тело начинало ломить, а потому наполовину газовая «Атака», со сливочным мороженным, вполне подходила.

– Я сам могу определять…

– Можете. Когда сами. А сейчас с вами старший по званию. А потому определяет старший по званию, – лениво пояснила Даша, глядя, как ловко бармен крошит в абсент искусственный лёд. Это было даже красиво, по-новогоднему: из огромного прозрачного бокала будто поднимался стелящийся туман.

Влад угрюмо промолчал. Пусть злится. Ей только пьяного рыжика не хватало. Молод ещё, чтобы соображать, что и с чем пить.

Так она ему и сказала. А потом ещё раз повторила для надёжности. Серая холодная тень отлегла от сердца, стало тепло и приятно: абсент согревал оскорблённую душу жандарма.

– Мы мусорщики этого города, Толстой. А вы небось воображали: голубые мундиры, честь полка? Падальщики мы. Как там, эти… волки. Или стервятники, во. Все нормальные животные морщатся: фу, дерьмецо, понимаете. А мы налетаем на падаль. И хоть без нас все задохнулись бы от смрада трупов, но от каждого голубомундирного воротят нос. Вот так.

Напиток приятно холодил горло. И, может, не стоило в ноябре… «Да и чёрт с ней, с ангиной», – решила Даша и заказала повтор. Снова посмотрела на молчаливого Влада и рассмеялась.

– Рыжие – все забавные. Особенно мелкие. Старые рыжие это позор. Генетическое уродство. Так не должно быть. Рыжики стареть не должны! Не по штату вам!

– Закуски? – уточнил бармен равнодушно.

– Настоящий жандарм не закусывает! Жандарм – это пёс им… имп… ип… ипмерии!

Кажется, она захмелела. Зато как хорошо-то! В мир стремительно возвращались краски и тепло. Даже угрюмое лицо «палача» словно порозовело. Конечно, бармен остался всё тем же угрюмым мужланом, похожим на медведя, и смотрел на голубые мундиры исподлобья, но в этом мрачном взгляде будто прибавилось чего-то философски-добродушного, почти зеноновского.

– Я тебя люблю, – серьёзно и радостно провозгласила Даша. – Вот вы все нас ненавидите, а я тебя люблю. Ну и ненавидьте. И бог с вами. Не с нами, нет, потому что…

– Может, домой? – робко уточнил Влад, грея бокал в ладонях.

Даша возмутилась:

– «Кривого боярина» надо пить холодным! Его нельзя греть…

И как раз начала объяснять почему, когда дверь вдруг распахнулась настежь. Бармен шагнул назад, к стойке, за которой – Даша это знала – скрывалась кнопка сигнализации. Влад побледнел и вскочил. Девушка обернулась.

Монстрюк.

Мать твою! Откуда?! И тут же за ним ввалился второй. Быкоголовый.

– Влад, уходи, – тихо распорядилась Даша, разворачиваясь правым плечом к вошедшим, чтобы те не видели, как она вынимает АПС Стечкина из кобуры на левом боку. – Это приказ. Ты – штатский, и тебе здесь не место.

У парнишки даже оружия нет. Да и вообще. Он присягу не давал.

Монстрюков оказалось четверо. Один – быкоголовый, два кабана и ещё один из кошачьих. Даша в них не разбиралась. Особенно плохо было то, что череп быкоголового вот так запросто не прошибёшь. Нет, конечно, если стрелять перпендикулярно мишени, то пуля прошьёт даже самые крепкие кости. Вот только так просто не будет, а любое уклонение от перпендикуляра может ослабить выстрел. Однако хуже всего было то, что их – четверо. В кого бы ты ни попал, трое других тебя растопчут. Если очень-очень постараться, двое. С их-то быстротой у тебя просто нет шансов.