Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

— Это у нас, у Путников, фишка такая. Мы нервные, дёрганные мизантропы.

— Кто?

— Мизантропы. Людей не любим.

На проверку Лейм, в отличие от появившейся теперь на арене «Мири», оказалась совсем не такой заносчивой, как ему сначала показалось — она сохранила способность не только к состраданию, но и к рациональному мышлению, что в девушках обычно почему-то сильно недооценивается. И ещё она производила впечатление человека, который говорит так, как есть, и то, что думает. Редкое качество. Словом, приятная личность. Припомнив, с чего начиналось у них с Дашкой, Макс не удержался и поджал губы. Не хватало ещё здесь к кому-нибудь привязаться. Путнику нравилось с ней разговаривать хотя бы по той причине, что разговаривать больше было не с кем, но, видимо, мольбы его были услышаны не теми богами — компания для бесед подтянулась внушительная, а настроения это как-то не прибавляло.

— Макс как раз мне рассказывал о своём мире, — пояснила Фрилейма, улыбнувшись: он буквально видел, с каким напряжением она старается сгладить их первое друг о друге впечатление. — И обещал, если я дам ему немного еды, показать… как эта штука называется?

— Смартфон, — парень постучал ногтем по карману джинсов: внутри характерно клацнул в такт ударам пластик.

— Он у тебя еду вымогает? — только-только было остывшая, Мири снова оскалилась.

И это меня ещё называют нервным?

— Это называется бартер, — усмехнулся парень.

— Поучи меня ещё, нищий!

— А может, и следовало бы — манерам, например.

— Ребята…

— Если ты Путник, — ядовито прорычала Мири. — То почему торчишь здесь, а не… Ох.

Максиму потребовалось какое-то время, чтобы определить причину её внезапного безмолвия. Проследив за чужим взглядом, он обнаружил, что Мири смотрит на фиолетовую метку — да так, будто из его груди пытается вырваться наружу демон. Несколько долгих секунд девушка с каре активно соображала, потом повторила своё глубокомысленное «ох», но уже с гораздо большим пониманием ситуации, в которой оказался её случайный собеседник. По-детски круглое лицо вытянулось и побледнело, Мири уже собиралась, наверное, произнести что-то слегка менее грубое (оставалось только догадываться, но тщеславие парня рассчитывало на «прости»), когда настрой сбил красивый звучный голос вполне ожидаемым вопросом:

— Что здесь происходит?

Теперь подошла уже вся компания. Во главе — ботаник со смешными оттопыренными ушами, большими и розовыми. Облик, абсолютно не соответствовавший ни враждебному тону, ни колючему взгляду. Он явно знал, что делает и кому и что говорит — таких кореша Максима с уважением называли «отвечающими за базар». Энергичный и уверенный в себе ботаник. И Макс ему почему-то с самого начала очень не понравился. Чем это можно было объяснить — внешностью или тем, как выглядел и пах новый Путник, — сказать сложно. Просто иногда так случается, что люди не нравятся — с первого взгляда, как говорится. Ботаник очень внимательно, пристально и цепко осмотрел его с головы до ног с ничего не выражающим, сосредоточенным лицом, после чего почти так же внимательно посмотрел на Лейм.

— Он к тебе приставал? — звучный оклик явно принадлежал этому странному лопоухому не-совсем-ботанику.

У вас что, реплики одни на всех? — усмехнулся заколебавшийся стоять на одном месте Макс и наклонил голову на бок: шея с характерным звуком хрустнула и перестала ныть. — Один необычнее другого.

— Нет, Жан, всё хорошо, это…

— Бездомный, — заключил всё так же спокойно ботаник. — И ты с ним разговариваешь. Что вынудило гордую студентку Академии вести беседы с грязным оборванцем? Это бросит тень на нашу репутацию.

— Эй, я здесь, вообще-то, — прилипнув спиной к столбу, заметил Макс.

— Помолчи, нищий, тебе слова не давали. Ты в шаге от расправы, так что придержи зловонный язык, пока я тебе его не вырвал.

— Ого, какие высокопарные конструкции, — Путник раздражённо оскалился, и поднявшаяся из живота волна раздражения быстро его пробудила.

Всё понятно.

В родном мире парню уже случалось сталкивался с пустозвонами вроде этого студентика — он видел, во что они превращались, когда дело доходило до физической расправы. И подобное к себе отношение… Что же, видимо, час расплаты всё-таки пришёл.

Чёртов колдун прилюдно унизил его. Чёртова стража унизила его ещё более прилюдно. Макс вынужден был стерпеть это на правах бесправного, поскольку не имел возможности ответить тем же. Но сколько можно-то, в конце концов? Ещё и от этого козла терпеть?!

Да, сказал бы рассудок, игнорировать нападки и не переживать из-за злобных реплик раньше у нас выходило вполне сносно. Даже убедить себя в том, что это не играет никакой роли, что нам на самом деле плевать, удалось. Но сейчас ответить стало делом… не чести, нет. Принципа. И рассудок права голоса теперь закономерно лишался. Сыграла ли роль жара? Или голод? Или ночь в камере? Или усталость от всего этого нового мира в целом? Разумеется. Но куда больше Максу просто хотелось выместить на ком-нибудь свою злобу. Унизить так же, как унизили его. Отыграться, разделаться, пускай этот несчастный ботаник и не был причиной всех злоключений, с Путником произошедших.

— И что ты мне сделаешь? Заговоришь до смерти?

— Макс, познакомься, это Жан — студент третьего года, лучший на курсе ментальной магии, — изобразила вежливость Фрилейма, очевидно, знакомая с тёмной стороной ботаника не понаслышке. И постаралась как можно незаметнее для остальных дать ему знак, мол, тебе бы сейчас неплохо было бы заткнуться, уважаемый.

Конечно, в Ярославле люди не умели колдовать, но это ничего не меняет.

— Верно, — самодовольно, пусть и ловко скрывая гордость под личиной равнодушия, подтвердил ботаник. — И я владею такой магией, о которой жалкий червь вроде тебя может только мечтать.

— Я знаю, какой ты владеешь магией, — внутренне молясь как можно скорее отделяться от неприятного общества парой-тройкой удачных колкостей, Макс поморщился. — Магией раздражать окружающих своим высоким слогом, по лицам твоих товарищей видно. Сказочник хренов.

Вот ей-богу, пальцем в небо ткнул. Вообще-то он имел в виду «трепло», когда упоминал сказки, но мигом позже, когда Жан покрылся розовыми пятнами (и их становилось тем больше, чем старательнее подавляли смех его товарищи по учёбе), осознал, насколько точно попал в уязвимое место. А потом против воли сделал то, что вывело беспокойного студента из себя окончательно — проявил безучастность к собственной удачной шутке: солнце и чудовищная усталость спекли ему мозги окончательно, ресурсов на подпитку инстинкта самосохранения не осталось. Да и, в сущности, нечего уже было защищать. Его существование после аварии превратилось в вялотекущую депрессию — сидишь и ждёшь у моря погоды, подъедая всё, что на глаза попадётся, и периодически кто-то или что-то пытается тебя убить или закрыть в клетке. Такая жизнь мало кому покажется ценной — особенно если раньше ты жил принципиально иначе. Добивало, что ботаник совершенно не похож был на какую-то серьёзную угрозу — щуплый, с ушами этими его оттопыренными. Какой из него боец? Так, побесить немного, подразнить и отпустить на все четыре стороны.

А голос и взгляд… Да чёрт с ними, ему слишком осточертел этот новый мир, чтобы копаться в деталях.

— Какое ты право имеешь, животное, говорить в таком тоне со студентом Академии? — Жан уставился на него со смесью изумления и ярости.

Поведение, демонстрируемое случайно встретившимся бездомным, совершенно не вписывалось в его привычную картину мира. Жан ожидал от нищего если не уважения к себе, то хотя бы волнения за собственную шкуру — вполне в силах третьекурсника Академии было созвать сюда стражников и выпроводить бродягу за стены города без права вернуться. И все, кого обстоятельства или собственная глупость лишили дома, об этом были прекрасно осведомлены. Что за сумасшедший перед ними, раз даже желание жить не останавливает его от очевидного хамства?