Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

Большинство его ударов просто рассекали воздух. Он наносил страшный удар сверху — я уклонялся лёгким движением корпуса. Он делал широкий горизонтальный взмах — я приседал, и лезвие со свистом проносилось над моей головой. Для зрителей это выглядело так, будто его тяжёлый меч проходит сквозь меня, как сквозь привидение.

Когда уклониться было невозможно, когда атака была слишком быстрой и прямой, я использовал свой клинок. Но не для блока. Я встречал летящий на меня меч противника под острым углом, плоскостью своего клинка. И арена наполнялась странной музыкой. Вместо глухого, тяжёлого лязга двух мечей, раздавалась серия коротких, мелодичных, почти издевательских звуков.

Дзинь! Дзинь! Дзинь!

Я не останавливал энергию его удара. Я лишь слегка менял её вектор, направляя его мощный клинок в сторону, в песок. Он вкладывал в каждый удар всю свою массу, всю свою магию. А я тратил на его отражение усилие, сравнимое с толчком детской качели.

«Он полностью потерял контроль, — с холодным удовлетворением анализировал я, уходя от очередного неуклюжего выпада. — Каждый замах — избыточен, нерационален. Центр тяжести смещается, после каждого удара он полностью открыт на ноль целых семь десятых секунды. Он сражается не со мной. Он сражается с инерцией собственного меча. И он проигрывает эту битву с треском».

Этот танец не мог продолжаться вечно. Точнее, я-то мог танцевать ещё долго. Мои движения были экономичны. Я почти не тратил сил. А вот Яромир… он выдыхался.

Его дыхание стало тяжёлым, рваным. Он хрипел, как загнанная лошадь. Его удары начали терять в силе и скорости. Они становились всё более размашистыми, всё более отчаянными. Голубое свечение на его клинке, которое поначалу казалось таким грозным, начало меркнуть, пульсировать всё слабее. Его ярость сжигала его магический резерв с катастрофической скоростью.

Но страшнее физического истощения был износ моральный. Его ярость сменилась фрустрацией. Он не мог попасть. Он не мог пробить защиту. Его противник не уставал. Он не ломался. Он просто танцевал вокруг него, как надоедливый комар, нанося крошечные, унизительные уколы. Мир Яромира, простой и понятный мир, где сила всегда решала всё, рушился на его глазах.

И это видел не только я. Это видела вся арена.

Толпа, которая сначала ревела, поддерживая своего чемпиона, теперь затихла. Люди в недоумении переглядывались. Они не понимали, что происходит. Они видели, как могучий воин, их Медведь, безуспешно пытается ударить тень. Насмешки надо мной сменились испуганным, уважительным шёпотом.

В боярской ложе боярин Игнат Медведев был белый как полотно. Его лицо было искажено гримасой ужаса. Он видел не просто проигрыш сына. Он видел крах своей репутации, крах своего плана.

А Великий Князь… он подался вперёд, и на его лице был написан острый, хищный интерес. Он видел не драку. Он видел демонстрацию совершенно новой, невероятно эффективной тактики боя.

Яромир был на грани. Я это видел. Его ярость сгорела, оставив после себя только пепел отчаяния и страха.

Я видел это. Я ждал этого момента. Мой защитный танец прекратился.

«Система противника перегрета, — констатировал мой мозг. — Множественные ошибки в исполнении. Защита отключена. Появилось идеальное окно для контратаки. Перехожу из режима обороны в режим нападения. Цель: обезоруживание».

Мой до этого исключительно защищавшийся клинок изменил положение. Мои глаза, до этого спокойные и наблюдающие, стали холодными и острыми, как остриё моего меча.

Танец окончен. Начиналась казнь.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 33

Мой танец на краю лезвия измотал его. Яромир, могучий Медведь, стоял передо мной, тяжело дыша, его грудь вздымалась, как кузнечные мехи. Его лицо было красным от натуги и ярости, а на дорогой кожаной куртке темнели пятна крови от моих мелких, но унизительных уколов. Он был раненым, загнанным в угол зверем. И в этот момент, он совершил очередную ошибку.

Я видел, как в его глазах гаснет последняя искра тактической мысли, уступая место чистой, незамутнённой ярости. И в этот момент я прекратил свой танец.

Я перестал уклоняться. Мои лёгкие, скользящие движения прекратились. Я твёрдо встал на ноги, чуть согнув колени, и принял жёсткую, устойчивую оборонительную стойку, которую отрабатывал для таких случаев. Я выставил свой клинок перед собой, готовый принять удар. Это была провокация. Я больше не был неуловимой тенью. Я стал стеной. Я будто говорил ему: «Ну давай. Хватит бегать. Ударь. Я готов».

Для Яромира это был последний шанс. Единственное объяснение, которое мог породить его воспалённый от гордости и бессилия мозг, было то, что я устал. Он думал, что наконец-то загнал этого скользкого, вертлявого угря в угол. В его глазах вспыхнула последняя, отчаянная искра надежды. Он решил, что сейчас его мощь, его магия, его праведный гнев наконец-то сокрушат меня.

«Фаза изматывания завершена, — с холодным удовлетворением констатировал мой внутренний аналитик. — Противник физически и психологически истощён. Его техника деградировала до уровня примитивных силовых атак, лишённых всякой точности. Время для полевого испытания материала. Нужно получить эмпирические данные о сравнительной прочности клинков в условиях прямого силового контакта».

Яромир собрал все свои оставшиеся силы для одного, решающего, сокрушительного удара. Он видел перед собой неподвижную мишень. Он был уверен, что сейчас его мощь, усиленная остатками его магии, наконец-то сокрушит мою нелепую защиту.

— Я РАЗДАВЛЮ ТЕБЯ! — взревел он, и этот рёв был полон отчаяния.

Он занёс свой меч. Руны на его клинке вспыхнули последним, отчаянным голубым светом. Он нанёс самый сильный, самый прямой и самый предсказуемый удар из своего арсенала — мощный диагональный рубящий удар, нацеленный на то, чтобы пробить мой блок и разрубить меня от плеча до пояса.

Я не уклонялся. Я стоял на месте, как скала. Я видел, как на меня несётся эта стена из стали и магии. Я поднял свой меч для блока, но сделал это не так, как делали местные воины. Я выставил его под идеально выверенным углом, готовясь не просто остановить удар, а встретить его самой прочной частью своего клинка, чтобы принять и отразить энергию, а не сломаться под ней.

Мечи столкнулись.

Арена содрогнулась от звука. Но это был не глухой лязг, как обычно бывает при столкновении двух кусков железа. Это был сложный, многослойный, оглушительный звук, от которого у людей в первых рядах заложило уши.

Сначала — низкий, почти трескучий «КХРРЯЯЗЗ!» от меча Яромира. Звук больного, протестующего металла, который встретил нечто, на что он не был рассчитан. Как будто ломается сухое дерево.

И поверх него, перекрывая, — высокий, чистый, кристальный и неожиданно громкий звон «ДЗИНННННЬ!» от моего клинка. Он не просто столкнулся с другим мечом. Он запел. Он издал ту самую песнь, о которой говорили легенды. Песнь идеальной, безупречной стали.

Для всех остальных это было лишь мгновение. Для меня, благодаря моему Дару, оно растянулось в вечность. Я видел этот контакт на микроуровне.

Я видел, как чудовищная волна кинетической и магической энергии удара Яромира обрушивается на мой клинок.

Я видел, как моя дамасская сталь, благодаря своей слоистой структуре и идеальной термообработке, упруго прогибается на микроны, как идеальная пружина, распределяя и гася энергию удара по всей своей длине. Мягкие слои железа поглощали вибрацию, а твёрдые слои стали держали удар.

И я видел, как эта же энергия входит в клинок Яромира. Но его неоднородная, грубая структура не могла её распределить. Вся сила удара, вся мощь его магии сконцентрировалась в одной-единственной точке на режущей кромке. Энергия, не найдя выхода, ударила по внутренним дефектам металла, по микроскопическим шлаковым включениям.