Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

Вот Яромир. Его лицо, искажённое гримасой ярости и отчаяния. Его тело, совершающее последнюю, отчаянную, неуклюжую попытку защититься. Его неуверенный шаг назад. Его спотыкание о собственный страх. Вот он, момент. Точка невозврата. Идеальное, выверенное до миллисекунды окно возможностей, которое я ждал весь этот бесконечный поединок.

Мой мозг, мой холодный, бесстрастный внутренний аналитик, мгновенно обработал входящие данные.

«Система противника достигла точки каскадного отказа. Физические параметры: на критическом минимуме. Психологическое состояние: паника, полная потеря тактического контроля. Защитные протоколы: неактивны. Окно для завершающей операции: оптимальное, длительность примерно одна целая пять десятых — две секунды».

В моей голове не было ни злорадства, ни ненависти. Только расчёт. Я мог бы нанести смертельный удар. Простой укол в грудь или горло. Но я тут же отбросил этот вариант.

«Цель операции: не летальное устранение. Это неэффективно. Это повлечёт за собой непредсказуемые политические последствия. Кровная месть со стороны рода Медведевых. Недовольство Князя, который не любит бессмысленной жестокости. Цель: выполнить условия Испытания — обезоруживание и приведение противника в состояние невозможности продолжать бой. Это обеспечит чистую, безоговорочную победу в рамках установленных правил. Приступаю к выполнению протокола „Демонтаж“».

Я сделал один-единственный, быстрый и плавный шаг вперёд. Не выпад, не бросок. Простое, экономичное движение, которое мгновенно сократило дистанцию до идеальной для моей комбинации.

Яромир, увидев моё движение, инстинктивно попытался поднять свой повреждённый меч для защиты. Его реакция была запоздалой, отчаянной.

И я использовал это. Я совершил едва заметное, обманное движение остриём своего меча вверх, в сторону его лица. Это был финт. Инстинктивный, рассчитанный на то, чтобы на долю секунды поднять фокус его внимания и его защиту.

Сработало идеально.

Яромир, действуя на чистых рефлексах, дёрнулся, пытаясь прикрыть голову. Этой доли секунды мне было более чем достаточно.

Пока его внимание было отвлечено, мой клинок изменил траекторию. Он молниеносно опустился вниз. Но я повернул его в полёте. Я бил не лезвием. Я бил плоскостью своего клинка, вкладывая в удар не силу руки, а всю массу своего тела, весь импульс моего короткого шага.

Моя цель была не его меч. Моя цель была его кисть. Кисть, сжимающая рукоять.

«Задача: вызвать непроизвольное разжатие кисти через шоковый удар по пястным костям. Использование плоскости клинка максимизирует передачу кинетической энергии без нанесения режущей раны. Простое приложение второго закона Ньютона.»

Раздался короткий, отвратительный, влажный «ХРЯСК!» — звук стали, бьющей по костяшкам пальцев, сжимающим дерево рукояти.

Яромир издал короткий, задавленный вскрик боли и шока. Его пальцы, получив чудовищный по силе удар, рефлекторно разжались. Его дорогой, зачарованный меч, символ его силы и гордости, с глухим стуком упал на песок арены.

Он был обезоружен.

Я не останавливался, чтобы полюбоваться результатом. Отдача от первого удара уже стала началом движения для второго. Моё тело работало как единый, идеально отлаженный механизм, выполняющий записанную в него программу.

Пока Яромир, ошеломлённый болью в руке, смотрел на свой упавший меч, я уже делал быстрый разворот на опорной ноге. Моё тело скрутилось, накапливая энергию. Мой меч в руке стал продолжением рычага.

Моя новая цель была не его рука. И не его голова или торс. Я бил ниже. Цель — внешняя сторона колена его опорной ноги.

Я нанёс удар не клинком. Я ударил тяжёлым, дисковидным навершием своего меча. Это был не смертельный, а именно выводящий из строя, оглушающий удар. Удар, рассчитанный на то, чтобы сломать не кость, а стойку.

«Стойка противника уже нарушена, — пронеслось в голове. — Он стоит на прямых ногах. Целенаправленный удар по боковой части коленного сустава вызовет его подгиб и приведёт к полной потере равновесия. Нелетальный способ полного вывода системы из строя».

Тяжёлое навершие с глухим стуком «БУХ!», от которого по арене прошла вибрация, врезалось в ногу Яромира.

Его нога подломилась, как сухая ветка. Он не просто упал. Он рухнул на песок, как подкошенное дерево, в нелепой, беспомощной позе. Он завалился на бок, одной рукой держась за ушибленную ногу, другой — за свою раздробленную кисть.

Бой был окончен.

Я сделал шаг назад. Я стоял над поверженным противником. Мой меч был опущен, но я оставался в боевой стойке. Я был спокоен. Моё дыхание было почти ровным.

Яромир лежал на песке. Он смотрел на меня снизу вверх, и в его глазах была дикая смесь. Боль. Унижение. Шок. И полное, абсолютное непонимание. Он всё ещё не мог осознать, что произошло.

На арене воцарилась гробовая, мёртвая тишина. Десятки тысяч людей, которые пришли посмотреть на быструю и кровавую расправу, пытались осознать то, что только что увидели. Никто не кричал, не аплодировал, не свистел. Только шок. Глубокий, всеобщий шок.

Я поднял взгляд на трибуны.

Боярин Медведев сидел в своей ложе, его лицо стало пепельно-серым. Он смотрел на своего поверженного, скулящего на песке сына, и казалось, постарел на двадцать лет за одну минуту.

Судья Ратибор стоял, широко раскрыв глаза. Он только что увидел то, что считал невозможным. Он увидел, как наука, точность и холодный расчёт победили грубую, животную силу.

А Великий Князь… Впервые за весь поединок на его лице появилась явная, неподдельная, широкая улыбка. Он медленно, обдуманно, начал аплодировать. Сначала тихо, потом громче. И этот одинокий, размеренный звук хлопков в наступившей тишине был страшнее любого рёва.

Я проигнорировал аплодисменты Князя. Я опустил свой меч. Развернулся и посмотрел на стол судей. Мой голос прозвучал спокойно и отчётливо в этой звенящей тишине.

— Условия победы выполнены. Противник обезоружен и не в состоянии продолжать бой. Я требую признать мою победу в Испытании Чести.

Ратибор, очнувшись от ступора, кивнул Герольду. И тот, после секундного замешательства, наконец нашёл голос. Он растерянно посмотрел на судей, на Князя, и, получив ещё один, уже повелительный кивок от Ратибора, выкрикнул над ошеломлённой ареной:

— Победа… в Испытании Чести присуждается… бояричу Всеволоду из рода Волконских!

Голос Герольда, объявившего о моей победе, эхом прокатился по арене и умер, поглощённый внезапно наступившим безмолвием. На смену рёву десятков тысяч глоток пришла тишина. Но это была не обычная тишина. Это была плотная, вязкая, почти осязаемая субстанция, которая, казалось, заполнила всю огромную чашу арены. Тишина, сотканная из шока, недоверия и коллективного сбоя в системе мировосприятия.

Я слышал, как ветер лениво треплет тяжёлые княжеские флаги на башнях. Слышал чей-то одинокий, нервный кашель в полной тишине трибун. Слышал скрип песка под своими собственными сапогами. И я слышал своё тяжёлое, срывающееся дыхание. Адреналин, который до этого момента держал моё тело в стальных тисках, начал отступать, и на его место обрушилась чудовищная усталость. Мышцы, до предела напряжённые в бою, начали дрожать.

В центре этого молчаливого мира была застывшая картина, достойная кисти великого мастера. Я, худой и нескладный, стоял, опустив острие своего идеального, безымянного меча в песок. А у моих ног, в нелепой, сломанной позе, лежал поверженный Яромир. Он не пытался встать. Он не кричал от боли. Он просто лежал, одной рукой держась за ушибленную ногу, другой — за раздробленную кисть, и смотрел в пустое, безразличное небо пустыми глазами. Вокруг него, как осколки разбитой короны, тускло поблёскивали на солнце обломки его некогда великолепного, зачарованного меча.

«Вот и всё, — пронеслась в моей голове отстранённая, почти чужая мысль. — Конец. Расчёт оказался верным. Система противника выведена из строя. Задача выполнена. Но… почему так тихо? Я ожидал чего угодно — криков, свиста, аплодисментов, проклятий. Но не этого. Не этой давящей, вопросительной тишины, в которой, кажется, можно услышать, как пылинки оседают на песок».