Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр

На долю секунды клинки замерли, скрестившись и вибрируя. И в этот момент тишины я увидел, как на лезвии Яромира, прямо в точке контакта, расползается тонкая, как паутинка, тёмная линия. Микротрещина.

Мы отскочили друг от друга.

Яромир был ошеломлён. Он ожидал, что его удар либо сломает мой меч пополам, либо отбросит меня на несколько метров. Но я устоял на ногах, моя рука лишь слегка дрогнула от чудовищной отдачи. Он инстинктивно посмотрел на свой клинок, ожидая увидеть его невредимым.

Но он был не невредим.

На отполированном лезвии его меча, прямо в том месте, где произошёл контакт, красовалась глубокая, уродливая зазубрина. Скол. Как будто он со всей силы ударил по гранитному валуну.

Реакция зрителей была мгновенной. Люди в первых рядах, которые смогли это разглядеть, ахнули. По трибунам пронёсся потрясённый, недоверчивый гул.

— Он… он повредил его меч!

— Не может быть! Зачарованный клинок Медведевых!

— Чем же сделана эта его игла?!

В ложе знати боярин Игнат Медведев вскочил, его лицо было искажено гримасой неверия. Судья-воин Ратибор подался вперёд, его глаза воина расширились от изумления. Он, как эксперт, понимал, что только что произошло. Произошло невозможное.

Яромир в шоке переводил взгляд со своего испорченного меча на мой идеально гладкий, невредимый клинок. В его сознании происходило короткое замыкание. Его лучшее оружие, символ его силы, гордость его рода, было повреждено в первом же прямом столкновении с этой простой, невзрачной «железкой» этого заморыша.

Недоверие на его лице сменилось сначала недоумением, а затем — зарождающимся, леденящим душу страхом. Он понял. Он понял, что всё это время ошибался. Во всём.

Тишина, повисшая над ареной, была тяжелее, чем самый громкий рёв. Яромир стоял, как громом поражённый, и смотрел на уродливую зазубрину на своём зачарованном клинке. Это была не просто щербина. Это была трещина в самой основе его мира. В его сознании не укладывался простой факт: его лучший, самый дорогой меч, символ силы его рода, был повреждён.

Шок на его лице быстро сменился недоверием, а затем — чем-то гораздо более страшным. Паникой. Глубокой, животной паникой существа, которое всю жизнь считало себя хищником, и вдруг обнаружило, что у его жертвы выросли клыки длиннее и острее его собственных.

Его мир рухнул. Его сила оказалась бесполезной. Его лучшее оружие — ненадёжным. Вся его самоуверенность, построенная на физическом превосходстве, рассыпалась в прах.

И тогда паника нашла единственный доступный ей выход. Она переродилась в слепую, иррациональную ярость. Он больше не думал о тактике. Он больше не думал о чести. Он хотел только одного — уничтожить. Стереть с лица земли этого насмешливого, спокойного юношу, который одним ударом разрушил его вселенную.

— Я убью тебя! — взревел он, и это был уже не боевой клич воина, а вой раненого зверя.

Он снова бросился в атаку. Но это был не мощный, уверенный натиск. Это были отчаянные, размашистые и плохо скоординированные удары. Он полностью раскрывался, пренебрегая защитой. Он совершал одну ошибку за другой, надеясь задавить меня грубой силой, заставить ошибиться, подставиться.

Он не понимал, что игра уже изменилась.

Я видел это. Я видел панику в его глазах. Я видел грубые ошибки в его движениях. Я видел, как рушится его самообладание.

«Система противника дестабилизирована, — с холодной отстранённостью констатировал мой внутренний аналитик. — Защитные протоколы отключены. Наблюдаются множественные критические ошибки в исполнении. Перехожу от протокола „Несокрушимая стена“ к протоколу „Скальпель“».

Моя оборонительная тактика мгновенно изменилась. Я перестал просто уклоняться. Я начал контратаковать.

Яромир нанёс очередной широкий, предсказуемый удар. Я больше не просто увёл его в сторону. Я выполнил своё отточенное до автоматизма движение: лёгкое парирование-отвод плоскостью клинка, и в тот же момент, используя его же инерцию, моё тело скрутилось, и мой меч, как жало змеи, метнулся вперёд.

Это была не глубокая рана. Я не целил в жизненно важные органы. Моей целью было его незащищённое бедро. Острие моего клинка легко прошло сквозь дорогую ткань его штанов и оставило на ноге длинный, неглубокий, но болезненный порез.

Яромир взревел от боли и унижения. На его штанах расплылось новое кровавое пятно.

И я начал свою работу. Я работал как хирург. Точно. Безжалостно. Эффективно.

Он атаковал — я уклонялся и оставлял лёгкий порез на его плече. Его рукав окрасился алым.

Он, обезумев от ярости, попытался ударить меня ногой — я отступил на полшага и нанёс быстрый укол в его икроножную мышцу.

Каждая его яростная, бессмысленная атака встречала не жёсткий блок, а лёгкое, как танец, уклонение и быструю, точную, болезненную «шпильку» в ответ. Я не пытался его убить. Я методично разбирал его на части, лишая его сил, скорости и, самое главное, воли к победе.

Рисунок боя полностью изменился. Теперь я не стоял на месте. Я начал «танцевать» вокруг него. Я постоянно двигался, заходя то справа, то слева, заставляя тяжёлого, неповоротливого Яромира крутиться на месте, как медведь, которого окружила стая быстрых, безжалостных волков. Я полностью контролировал дистанцию и темп боя. Я не давал ему ни секунды передышки, ни единой возможности нанести прицельный удар.

Звук на арене тоже изменился. Теперь это были не редкие мощные удары. Это был постоянный, изматывающий, унизительный для Яромира ритм.

«ВЖУХ!» — его тяжёлый меч с яростью рассекал пустой воздух.

«Дзинь!» — мой клинок легко отводил его неуклюжую атаку в сторону.

«Шшшик!» — моё лезвие оставляло на его теле очередной неглубокий, но болезненный порез.

Толпа, которая ещё недавно ревела, поддерживая своего чемпиона, теперь смотрела на происходящее, затаив дыхание. Они не понимали, что видят. Это завораживающее и страшное зрелище ломало все их представления о поединке. Могучий воин, их фаворит, превращался в беспомощную, истекающую кровью жертву, которую методично, как мясник тушу, разбирал на части худой, быстрый и безжалостный противник.

Я видел лицо боярина Медведева в его ложе. Оно было белым как полотно. Он понимал, что его сын не просто проигрывает. Его унижают. На глазах у всего княжества.

Яромир был на грани полного коллапса. Я видел это. Он был полностью измотан. Он истекал кровью из десятка мелких порезов. Его дорогая одежда превратилась в окровавленные лохмотья. Его дыхание было тяжёлым, хриплым. Он шатался.

В его глазах больше не было ярости. Только страх, недоумение и осознание неминуемого, позорного поражения.

Он сделал последнюю, отчаянную попытку защититься, неуклюже отступая назад. Он споткнулся о собственные ноги и на мгновение полностью потерял равновесие. Его защита упала. Он был полностью открыт.

Я видел это. Я ждал этого момента.

Мой быстрый, кружащий танец прекратился. Я твёрдо встал на ноги. Я поднял свой меч. Но не для очередной быстрой контратаки. А для финального, решающего удара.

«Целостность системы противника нарушена, — прозвучал в моей голове холодный вердикт. — Сопротивление — минимальное. Энергетические показатели — на критически низком уровне. Идеальный момент для завершения операции».

Я видел перед собой идеальное «окно». Перелом в бою произошёл. Осталось только нанести последний, завершающий удар.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Глава 34

Время замедлилось. Оно растянулось, превратившись из стремительного потока в вязкую, прозрачную смолу. Рёв толпы стих, сменившись отдалённым, низкочастотным гулом, который, казалось, доносился с другого конца света. Я видел всё с неестественной, почти болезненной чёткостью.