Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Не сработало ничего. Захария оказался не только поразительно упрямым (об этой его черте характера разве что баллады не слагали, юноша заранее готовился к нелёгкому бою), но и на редкость изобретательным: на памяти Давида, его отговоркам ещё не случалось повторяться. Банальные вроде «нет времени», «вашего опыта недостаточно» и «не стоит распыляться, сосредоточьтесь на образовании» сменялись всё более изощрёнными, сильные стороны просителя оборачивались против него так легко и изящно, словно только сам Давид и замечал за собой какие-то там эфемерные преимущества перед остальными кандидатами.

Все рано или поздно сдаются, — убеждал себя студент, вынашивая очередной план. — И господин магистр — не исключение.

Да у него наверняка бы всё получилось. Не сегодня, возможно, и не завтра, но однажды — обязательно. Если бы не случайность, столкнувшая колдуна лицом к лицу с новым Путником.

И Давид в итоге не просто остался с носом, но ещё и вынужден был бессильно наблюдать теперь со стороны, как на его место пришёл совершенно безродный человек, появившийся в Эпиркерке без году неделя и доставивший, между прочим, немало хлопот окружающим. Человек, успевший за несколько дней сцепиться с блюстителями порядка, повздорить со студентами и ввязаться в драку, переночевать в камере… Человек, которому лично Давид бы, наверное, спичку поджечь не доверил от греха подальше. Ну, вы просто посмотрите на него, люди! Как он идёт, опустив испуганный взгляд, вжав голову в плечи, за великим колдуном! Как если бы этого идиота вели на каторгу, на пытки!

Ещё когда Давид впервые заметил этого бродягу на площади перед особняком чародея и впервые тогда же сделал вид, что в упор его не замечает, стало очевидно, насколько разные у них обстоятельства жизни: у безымянного нищего Путника не было ни денег, ни связей, ни каких-либо специфических навыков. Из преимуществ — спортивное тело, способное, скорее всего, выносить тяготы физического труда, и уверенный взгляд (впрочем, неоправданно уверенный, так что молодой маг не спешил ставить этот пункт в список преимуществ). Но и Давид не гнушался тяжёлой работы, и его взгляд был не менее уверенным по вполне объективным причинам! Грязный, измождённый, голодный, Путник производил впечатление человека отчаявшегося, обессилевшего. Но когда Жан более-менее пришёл в себя и рассказал другу о том, что произошло и кто сломал ему нос, стало ясно как день: бродяга своего добился. Пролез, как крыса, потому что смог просунуть череп в образовавшуюся щель. Отобрал чужое место, даже не задумавшись о легитимности своего поступка.

Было ли Давиду завистно? А кому бы не было? Он искренне считал, что должность подмастерья при господине магистре должна принадлежать кому-то чистокровному и знатному, кому-то воспитанному, обладающему соответствующей репутацией и уже как минимум обученному. Хотя бы основам… Дар Давида совершенно справедливо котировался как дар особого уровня даже за пределами Академии, но чёрт бы с ним, пусть бы даже не его, но кого-то ему равного, кого-то такого же достойного взял к себе чародей на поруки! Поражение бы не стало настолько жестоким ударом!

Давид, разумеется, не считал себя совершенством — знал, к чему у него есть склонность и предрасположенность, а куда лучше не соваться от греха подальше, знал, какие требования будущих работодателей сможет удовлетворить, а на какие свои ресурсы растрачивать даже не помыслит, — но и ниже оборванца-Путника в иерархической цепи города себя явно не ставил и умел явно больше, лучше и быстрее. А потому картина, увиденная собственными глазами и подтверждающая слова избитого сокурсника, студента порядком расстроила… и разозлила.

Либо у господина магистра какие-то свои, никому не доступные цели, — рассуждал юноша, наблюдая, как Захария уводит бродягу во внутренний двор своего дома, — либо всё дело только в том, что этот нищий — Путник.

Говоря откровенно, первый вариант — с хитроумными стратегиями, далеко идущими планами и интригами — Давиду нравился куда сильнее. Отчасти по той причине, что это многое бы объяснило в иррационально высоком доверии, которое Максу (так, кажется, Жан произнёс имя обидчика) оказал чародей: не может же так оказаться, что магистр Хаоса, рисовавшийся в его воображении практически легендой, оказался столь неразборчив в людях! Однако во многом первая версия с тайными соображениями привлекала Агнеотиса потому, что вторая лишала возможности что-либо изменить в сложившейся ситуации в принципе.

Идеалы, привитые Давиду с рождения, насаждаемые как молитва богам, твердили о чести и великодушии. О высоких морально-этических стандартах, которым знать должна беспрекословно следовать и даже самоотверженно подчиняться, которые нельзя преступить и нельзя обмануть. Благородная кровь, что текла в его жилах, накладывала непомерное число обязательств, но и дорог открывала столь же непомерно много — и да, безусловно, его нынешнее состояние объяснялось и завистью тоже, но ещё более важную роль сыграло очевидное чудовищное несоответствие тому, к чему он привык, чему учили родители… и тому, что разворачивалось теперь прямо перед его носом.

Стоило ли Давиду вынашивать очередной план? Уязвлённая гордость и поруганная честь утверждали, что стоило. Вот только голос рассудка — очередной добродетели, к которой дворянству следовало прислушиваться неукоснительно, шептал: если раньше и присутствовал призрачный шанс, со вчерашнего дня его более не существует.

Колдун тем временем, даже близко не догадываясь, насколько серьёзные внутренние конфликты разворачиваются в душе одного из наблюдателей за его спиной, шлёпал преспокойно своими босыми ногами по садовой дорожке из плоских, похожих больше на плитку камней, уводя Максима вглубь прилегающей к особняку территории. Казалось, они вышли на утренний променад: он никуда не спешил, наслаждаясь ещё пока прохладным воздухом, и разве что не присвистывал. Руки в карманах, походка лёгкая и даже слегка вальяжная — чародей сегодня решил совместить дела с сиюминутной маленькой радостью и в таком настроении вызывал гораздо больше доверия. Вопреки мнению Давида, Макс шёл следом вполне расслабленный и довольный: несмотря на то, что скверный сон не подарил ему толком никаких сил, настроения усталость не портила.

Ему нравилось идти неторопливо следом за кем-то, нравилось слушать птичий свист, доносившийся из раскидистых крон недалеко друг от друга растущих дубов. Территория особняка на проверку оказалась гораздо больше, чем ему показалось сначала: скорее всего, если Захария принимал участие в проектировании дома и сада, он намеренно вытянул свои земли и разместил под таким углом, чтобы с городской площади нельзя было толком рассмотреть, что же находится за особняком. Деревья, отбрасывавшие теперь на землю свои гигантские тени, почти со всех сторон закрывали жилой корпус от солнца. Юноша не обратил бы на это внимания, если бы не заметил, насколько чародей старательно избегает выходить под прямые лучи и насколько быстро проходит те участки, куда свет всё-таки дотягивается.

Не любит жару? Боится рака кожи? Или дело в его магии?

— Нам в хлев, — он кивком головы указал на одноэтажную постройку метрах в ста впереди, едва торчащую из-за кустов ежевики каких-то необъяснимых размеров. — Потеряться здесь сложно, но всё же запоминай дорогу. За ручку водить не буду.

За особняком колдун разбил несколько рядов идеально вылизанных грядок. Максу хватило только мимоходом посмотреть, чтобы убедиться: нигде ни намёка на сорняк, неровно вскопанную землю или пожухший росток. По форме листьев сделал предположение, что здесь у него, помимо классических помидоров в теплицах, обитают и вполне комфортно себя чувствуют ягоды практически всех мыслимых садоводу сортов — клубника, земляника, клюква, черника… даже арбузы.

— На продажу, — равнодушно объяснил Захария, проследив за его недоумевающим взглядом. — Аборигены в восторге.

— У вас тут… виноград?

Колдун поглядел на хитросплетения лозы, слегка задрав голову, будто напрочь забыл об их существовании. Цепкие побеги уже дотянулись до второго этажа и, зная особенность растений не прекращать роста вплоть до самой смерти, Максим не сомневался, что потянутся дальше.