Ученик Истока. Часть I (СИ) - Волковец Серафим

Хлев маг отстроил по Земному типу (сомнений в том, что именно он занимался проектированием конюшни и особняка, становилось всё меньше), площадь помещения предполагала комфортное размещение нескольких лошадей: вдоль левой стены бок о бок расположились три просторных денника с коваными воротами и квадратными кормушками, вдоль правой тянулось четыре отгороженных друг от друга каменными стенами отсека без дверей. Все с порядковыми номерами на табличках. Предчувствуя очередной полноценный инструктаж (на это намекали пронумерованные отсеки), Макс прошёл чуть дальше по длинному широкому коридору и в следующий миг от резкого грохота не только подпрыгнул, но и перекреститься не забыл — звук напомнил удар тараном по воротам крепости.

— Цыц, — велел колдун твёрдо, но без свойственного ему фонового раздражения, пошире открывая ведущие в хлев ворота и обращаясь к неизвестному, со всей дури лупанувшему изнутри по стене денника. — Имущество не портить, не тебе за него платить.

В отсеке с табличкой «1» хранился до потолка сбитый сноп сена — запас плотно уложенной сухой травы оказался, впрочем, не шибко впечатляющим, поскольку Максим знал: домашняя скотина ест за семерых, даже одному коню не хватит этого количества на всю зиму. Разве что только здесь не существовало зимы в привычном ему понимании, с сугробами, льдом и морозами. Впрочем, у стены покоились ещё ровно сваленные тремя разноцветными стопками массивные мешки из красного, жёлтого и синего льна без подписей, о назначении которых оставалось только догадываться. Быть может, комбикорм? Сделав пометку обязательно спросить у наставника, как тут с географией и климатическими условиями, Макс перевёл взгляд на табличку «2» и, предположив, что ему разрешают осторожно осмотреться, заглянул за перегородку.

Внутри второго отсека хранилась амуниция, и первым, что сразу бросилось (не могло не броситься) ему в глаза, был полный конный боевой доспех на специальной стойке: сверкающий чистотой, отполированный до зеркального блеска, подвижные металлические пластины испещрены всевозможными узорами и символами — не иначе как магическими, в этом юноша не сомневался. Здесь было всё: снаряжение для шеи и головы, для туловища, разумеется, даже для ног имелись «браслеты»… Венчало конструкцию седло, вписанное чётко между передним и задним компонентами защиты, с которого мягко ниспадала волнами крупная кольчуга. Иссиня-чёрная кайма на каждой грани пластин, невероятно детализированная полная луна, выгравированная во всю грудь, бесчисленное множество завитушек, отдалённо напоминающих облака, и россыпи серебряных звёзд — настоящее произведение искусства.

— Это бардинг.

За миг до прозвучавшего пояснения Макс ощутил движение прохладного воздуха, источаемого чужой кожей, и понял, что колдун стоит за спиной… Но от неожиданности всё-таки вздрогнул: голос раздался над самым ухом, совсем не там, где его ожидалось услышать. Как же он бесшумно передвигается, зараза! Захария прошёл мимо, игнорируя эффект, который произвёл на подопечного, и взял со стеллажа в углу небольшую тряпицу неопределённо-серого цвета.

— Шанфрон, — протерев от пыли конский шлем, закрывающий голову практически целиком, сказал он. — Критнет, — тряпица спустилась на тяжёлый ошейник, защищающий от ран лошадиную шею. — Пейтраль, — чародей провёл тряпкой по массивному конскому нагруднику. — Круппер, — несколькими размашистыми движениями он снял пыль с увесистого панциря, расположенного за седлом. — Фланшард, — на защите лошадиных боков почти не собралось грязи, поэтому колдун лишь для успокоения души смахнул тряпочкой крохотные пылинки. — И ногавки, — тряпица прошлась по «браслетам». — Учитывая складывающиеся обстоятельства, тебе не помешает запомнить названия этих элементов. В обязанности подмастерья входит, в числе прочего, забота об оружии и амуниции своего мастера. Но пока опустим эту тему.

— Кто ж сделал такую красоту?

— Подавляющая часть работы выпала Каглспару, разумеется, — магистр аккуратно сложил полотенчико вдвое. — Он выковал доспех и наложил патину… Гравировкой занимался я.

— Вы и ковать умеете? — и Макс тут же поправил себя, осознавая, что штраф маячит перед самым носом: — Мастер.

— Я умею ковать ровно так же, как ты — перемещаться между мирами. Формально это справедливое утверждение, но фактически — с большой натяжкой. Я могу в известной степени накладывать магические печати, способные оставлять нужные рисунки на разных поверхностях.

Макс наконец оторвал взгляд от стального бардинга, весившего, наверное, никак не меньше сорока килограмм, и заметил, что в отсеке есть ещё предметы помимо доспеха: на стене — три кронштейна с очень похожими на первый взгляд сёдлами, возле каждого из кронштейнов — по крючку с уздечками, тоже на первый взгляд ничем не отличающимися. Сомневаясь, что Захария в глубине души модник и франт, которому жизненно необходимо иметь вариативность выбора экипировки, парень присмотрелся, но, ничего толком в этом не смыслящий, выводов никаких не сделал. Кроме разницы в количестве ремешков и качестве кожи, в глаза деталей не бросилось. На стеллаже, с которого колдун взял тряпочку, хранилась всякая мелочь. Предназначалась она преимущественно для лошади, поэтому к ней Макс потерял интерес ещё быстрее.

Табличка «3» открывала доступ к различного рода инвентарю, и на вспомогательных садово-рабочих инструментах колдун отыгрался по полной: вёдра, корыта, крючки, щётки, расчёски, стальные скребки, лопаты, мётлы, тряпки, перчатки и ещё целая груда неидентифицируемого нечто пускай и были разложены по местам, общей массой своей превращались в рай для барахольщика. Надолго этот отсек внимания Макса не захватил.

Последний же поначалу показался пустым. Макс очень не вовремя обратил внимание на нетерпеливо посматривающего в его сторону наставника, продолжать изучение хлева не оставалось времени — только удалось разглядеть на каменном полу в отсеке с табличкой «4» какие-то отчётливо темнеющие пятна, — и, верно истолковав молчаливый намёк, юноша сосредоточился на деле, по которому они вообще явились сюда.

Как и в особняке, в конюшне царил идеальный порядок. Здесь не пахло навозом, как это обычно случается в нормальных конюшнях, не чувствовалось излишней влажности или нездоровой сухости, на залитый бетоном пол не вылилось ни капли грязи из единственного занятого денника — присутствовал только запах скошенной травы и дерева. Максим осмотрел ещё раз стены и крышу с неприкрытым удовольствием: находиться здесь было гораздо приятнее, чем в доме магистра — ни удушающей темноты, ни атмосферы напряжённой рабочей деятельности. Только свет, льющийся из большого застеклённого окна под потолком, и лёгкость.

— Это Дрозд, — сказал колдун за его спиной.

Парень подошёл ближе… И мог поклясться, что ни разу за всю жизнь не видел лошади красивее, чем эта.

Тёмная шерсть цвета горького шоколада, короткая настолько, будто её и не было вовсе, переливалась на свету в золотисто-медный оттенок. На обоих боках красовались россыпи золотых яблок, чёрную гриву владелец остриг, и теперь она топорщилась строго вверх густым жёстким ирокезом. Проточина на морде бросала солнечные зайчики, словно зеркальная — весь конь, казалось, был выкован из драгоценного, потемневшего местами от времени металла. Поджарая, стройная, похожая чем-то на добермана, лошадь чародея производила неизгладимое впечатление: в каждой мышце, в каждом волоске чувствовалась её мощь. Длинные крепкие ноги, узкая мускулистая грудь, неестественно длинная шея и длинные острые уши, чуть загнутые внутрь ближе к кончикам — как если бы зверя вытянули на дыбе… Но больше всего Максима поразили глаза. Большие и переливающиеся, жёлтые… с вертикальными, а не горизонтальными, как у всех нормальных лошадей, зрачками. От этого пронзительного взгляда, направленного точно на гостя, становилось немного не по себе.

— Доброе утро, мой друг, — тепло улыбнулся ему Захария и отворил засов на кованых воротах в денник.

Конь широким степенным шагом покинул своё пристанище, развернулся в широком коридоре конюшни и встал к Максу передом, словно хотел продемонстрировать собственное великолепие и чувствовал, насколько сильно им восхищаются. Он даже немного горделиво, как показалось парню, приподнял узкую, как у гончей собаки, треугольную голову и замер, посматривая то на владельца, то на визитёра своими пугающими хищными глазами.